3.2. Булгаков и Гоголь

Гоголь сыграл особую роль в формировании Булгакова как писателя. Уже в 20-е годы рапповская критика сразу отметила близость его рассказов и повестей произведениям Гоголя, оценивая этот факт негативно. С 70-х годов проблема «Булгаков и Гоголь» изучается российскими и зарубежными литературоведами. Этой проблеме посвящены специальные работы, фрагменты общих исследований, доклады на научных конференциях.

М. Чудакова в своих статьях «Булгаков и Гоголь» («Русская речь», 1979, № 2, 3) и («Гоголь и Булгаков» (Н.В. Гоголь: история и современность. — М., 1985) выявляет целый ряд аспектов творчества Булгакова, непосредственно связанных с Гоголем. Исследовательница верно замечает, что «ранние рассказы и повести Булгакова» ориентированы на Гоголя, особенно на повести «Нос», «Невский проспект», «Записки сумасшедшего» [26, с. 360], что в ранней прозе Булгакова, повествующей от первого лица, «гоголевский герой соединен с гоголевским повествователем» [27, с. 59]. Более подробно М. Чудакова показывает, как Булгаков использовал некоторые «повествовательные и сюжетные приемы» Гоголя в «Театральном романе» и в «Мастере и Маргарите».

Статья В. Чеботаревой «О гоголевских традициях в прозе Михаила Булгакова» («Русская литература», 1984, № 1) касается не только повествовательных и сюжетных приемов, сходных у Гоголя и Булгакова, но и характеризует целый ряд особенностей поэтики Гоголя, воспринятых Булгаковым. В. Чеботарева говорит о том, как Булгаков использует фабулу и персонажей из «Мертвых душ» в своем произведении «Похождения Чичикова», отмечает случаи «переклички» с некоторыми элементами поэтики Гоголя в «Записках на манжетах», «Белой гвардии», «Театральном романе», «Мастере и Маргарите». Можно согласиться с ее замечанием, что в прозе Гоголя Булгакову близки следующие черты и особенности: «двойное осмысление действительности (комическое и высоколирическое), редкий дар конкретности, «зрительности» изображения, сплетение реального и фантастики (вбирающей в себя элементы фантасмагории и мистики), сатира, приобретающая у обоих писателей юмористический характер, комедийные диалоги» [28, с. 176]. Некоторые интересные наблюдения содержатся в статьях о творчестве Булгакова в целом или об отдельных его произведениях. В. Лакшин считает «яркую живописность сатирического рассказа, умение передать фантасмагорию быта» [13, с. 346] Булгаковым как реальное подтверждение усвоении традиций Гоголя, В. Боборыкин добавляет к этому склонность к «мнимому простодушию», которое в ряде произведений составляет основу юмористики Булгакова [15, с. 51]. Сложную диалектику взаимоотношений Булгакова с Гоголем пытаются вскрыть Г. Адамович и И. Золотусский. Г. Адамович утверждает: «Гоголь много резче, одностороннее, и в гоголевских писаниях меньше желчи» [29, с. 42]. Несколько шире берет проблему И. Золотусский: «Ранний Булгаков ближе позднему Гоголю, чем поздний Булгаков позднему Гоголю, да и Гоголю в целом. Гоголевские слезы как бы высыхают в смехе Булгакова. Происходит ожесточение смеха, что отделяет ученика от Учителя» [30, с. 164]. В. Новиков видит близость творческих манер писателей в инсценировке «Мертвых душ», удачно осуществленной Булгаковым, который сумел построить действие «точно по Гоголю», заострил в персонажах «доминанту» характера, усилил «гротескную выразительность» [18, с. 182]. Некоторые аспекты освещают зарубежные литературоведы. А. Дравич (Польша) полагает, что в раннем творчестве Булгаков «объяснял мир для себя через Гоголя» [31, с. 65]. Для М. Йовановича (Югославия) «Булгаков — русский писатель, который, бесспорно, вышел из гоголевской «Шинели» [23, с. 151]. Беата Биль (Германия) отмечает, что в комедии «Багровый остров» Булгаков в духе традиций Гоголя использует элементы народного театра [23, с. 167]. В отдельных работах сопоставление Булгакова с Гоголем проводится слишком прямолинейно. Так, С. Фролова считает, что в повести «Дьяволиада» Булгаков просто применяет приемы Гоголя из «Записок сумасшедшего» [32, с. 33], а О. Солоухина утверждает, будто почти все персонажи романа «Мастер и Маргарита» являют собой лишь «своеобразное преломление гоголевской традиции» [33, с. 177].

Исследования, проделанные литературоведами, позволяют полнее и конкретнее осветить весьма существенный аспект этой сложной проблемы: воплощение традиций Гоголя в сатире Булгакова. Булгаков осознавал глубокую общность своего сатирического дара с творчеством Гоголя. Не случайно поэтому свое обращение к сатире Булгаков объясняет словами из «Авторской исповеди» Гоголя, а цель сатирического осмеяния определяет цитатой из Гоголя о необходимости «смеяться сильно над тем, что достойно осмеяния всеобщего». Опыт Гоголя-сатирика помогал Булгакову в выборе объектов обличения. Булгаков проявил необыкновенную смелость и дерзость, масштабность и размах в сатирическом показе советской действительности 20—30-х годов вполне в духе грандиозных замыслов Гоголя: «...собрать в одну кучу все дурное в России... и за одним разом посмеяться над всем» (о «Ревизоре»), «...показать хотя бы с одного боку всю Русь» (о «Мертвых душах»). Как и знаменитые гоголевские сатирические типы, в которых отразилась российская действительность, персонажи произведений Булгакова (Рокк, Шариков, Швондер, Савва Лукич, Аллилуя, Бунша, Пончик-Непобеда) воплощают уродливый тоталитарный мир, что придает сатире Булгакова острый социальный смысл. Булгаков был близок Гоголю и в напряженных поисках идеала, в основе которого лежали ценности общечеловеческой христианской нравственности, гуманность, сочувствие и сострадание человеку, в стремлении соотнести локальные временные мотивы и конфликты с вечными коллизиями, включить конкретное событие в историческую перспективу. Тем самым Булгаков достигает философской направленности своей сатиры, столь ярко проявившейся в повести «Собачье сердце», драматургии, романе «Мастер и Маргарита». В. Белинский усматривал «существенную особенность» таланта Гоголя в единстве «противоположных элементов» — комического и трагического. Оригинальность таланта Гоголя, как считал Белинский, состояла в «комическом одушевлении, всегда побеждаемом чувством глубокой грусти» [34, с. 174]. Гоголевский юмор, по мнению Белинского, явился формой выражения глубокого трагизма русской жизни, это и позволило заявить критику о трагическом значении «Мертвых душ» («трагическое значение комического произведения») и вывести его «из ряда обыкновенных сатирических сочинений» [35, с. 148]. Взгляды Белинского на гоголевскую сатиру развивали многие исследователи Гоголя советского периода.

Сатирическая манера Гоголя разными своими сторонами отразилась в художественном мире Булгакова. Исследователи отмечают у Булгакова совмещение реалистической бытовой живописи и резкого заострения сатирического рисунка, сплетение действительных событий с фантастическими происшествиями, использование гротеска как принципа изображения. Следует добавить, что слияние таких противоположных элементов, как серьезного и смешного, трагического и комического, ничтожности и пошлости жизни со всем, что в ней есть возвышенного и прекрасного, в творчестве и Гоголя, и Булгакова объясняется тем, что обоим писателям было присуще «карнавальное мироощущение», которое проявилось в разработке жанров и поэтики комического. Уже в малой прозе Булгакова много рассказов и фельетонов, представляющих особые жанровые образования, его сатирические повести, его пьесы не умещаются в обычные жанровые границы. Примером весьма сложной структуры, включающей признаки различных жанровых разновидностей, может служить произведение «Мастер и Маргарита».

Одна из характерных особенностей поэтики Булгакова — сочетание фантастического происшествия и реально-бытовых подробностей в описании — является чертой, творчески воспринятой у Гоголя, так же, как и изображение нарочито нелепых, анекдотических историй, алогичного мира, призрачного, ирреального, в котором парадоксально отражалась действительность. «Невероятные фантасмагории», отмечает С. Машинский, изображенные в повести Гоголя «Нос», «выражали нелепость всего современного писателю строя жизни» [36, с. 201]. Исследователь подробно анализирует «двуслойную сюжетную структуру» в комедии «Игроки», где Гоголь «сталкивает в остром гротеске две линии — очень веселую, водевильную и серьезную, драматическую» [36, с. 229]. Булгаков творчески развивал этот прием в своих пьесах «Зойкина квартира», «Багровый остров», «Бег».

Булгаков успешно наследует и развивает традиции Гоголя-драматурга в комедиях 20-х годов «Зойкина квартира» и «Багровый остров». Вслед за Гоголем Булгаков фокусирует действие своих пьес не на одном ведущем персонаже или любовной интриге, не на одной семье, он выводит на сцену группу действующих лип, связанных между собой различными отношениями. Действие комедии «Зойкина квартира» вовлекает в свою орбиту обитателей и гостей квартиры, в «Багровом острове» местом действия является театр. Ведущую роль в развитии сюжета «Ревизора», как писал еще Белинский, а за ним и другие исследователи творчества Гоголя, играет мотив призрачности. «В основании «Ревизора», — отмечал критик, — лежит та же идея, что и в «Ссоре Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем»: в том и другом произведении поэт выразил идею отрицания жизни, идею призрачности...» показал «пустоту», наполненную деятельностью мелких страстей и мелкого эгоизма» [37, с. 212]. Действующие лица увлечены мнимыми ценностями. Персонажи пьес Булгакова тоже с азартом и самозабвением стремятся осуществить свои замыслы, которые не представляют подлинной ценности или сами по себе, или по тем средствам, с помощью которых они могут быть достигнуты. Зоя Пельц мечтает уехать в Париж и, чтобы скопить денег, устраивает подпольный публичный дом, прикрывая его вполне легальной швейной мастерской («Зойкина квартира»). Директор театра Геннадий Панфилович идет на лесть и обман, подхалимаж, угодничество в стремлении добиться от цензора Саввы Лукича разрешения на постановку халтурной, примитивной, но идеологически выдержанной пьесы драматурга Дымогацкого. Мотивировка действия в гоголевском «Ревизоре», как известно, обусловлена стихией страха, который, по словам Белинского, составляет сущность пьесы. И у городничего, и у других должностных лиц в душе живет «самый основательный страх действительности, известный под именем уголовного суда», этот страх усиливается еще и «некоторым беспокойством совести» [37, с. 213]. Идея «ревизора», которого постоянно ожидает каждый чиновник, проявляется по ходу пьесы и особенно ярко выступает в финале, — это идея страха. Стихия страха достаточно ощутима и многое определяет в комедиях Булгакова. Обитатели «Зойкиной квартиры» все время опасаются разоблачения своих тайных делишек. Ожидание «ревизора» — цензора Саввы Лукича, — страх перед его могуществом заставляет лгать и лицемерить директора театра Геннадия Панфиловича («Багровый остров»).

Призрачный мир комедий Булгакова, по-своему отражающих реальную советскую действительность 20-х годов, создается действиями персонажей, у которых трудно различить подлинное лицо и маску. Аметистов, персонаж из пьесы «Зойкина квартира», своим вдохновенным враньем напоминает Хлестакова, но его настоящие приключения в гражданскую войну и после нее, мало чем отличаются от выдуманных. Двойственность персонажей комедии «Багровый остров», в чем-то напоминающих двойственность игроков одноименной комедии Гоголя, внешне мотивируется приемом «театр в театре», когда они выступают то как обычные люди, то как актеры. Скрытая и более значительная причина их двойственности состоит в стремлении угодить «ревизору» Савве Лукичу. Призрачность, двойственный характер, иррациональный колорит многих сцен булгаковских комедий имеют прямую связь с драматургией Гоголя, в частности, с той ее особенностью, которую Ю. Манн определяет понятием «миражная интрига, когда противоборство и усилия персонажей не только не ведут к реальному результату, но и заведомо не могут к нему привести» [38, с. 224—227]. Гоголь в комедии «Ревизор» сумел достичь высокой степени обобщения, ибо изображенный им уездный город воспринимался как модель всего государства, а городничий с чиновниками проецировались на самодержавную государственную пирамиду. Масштаб изображения в комедиях Булгакова значительно уже: здесь сравнительно небольшие ячейки — квартира и театр. Однако Булгаков раздвигает пространство действия благодаря включению персонажей разного плана («Зойкина квартира») и соотнесению локального события — постановка пьесы в одном театре — с театральной жизнью страны в целом («Багровый остров»). Высмеивая поступки и поведение обитателей и гостей «Зойкиной квартиры», Булгаков показывает явление двойного стандарта, которое утверждалось в политической сфере страны. История постановки примитивной пьесы в одном театре позволила осудить пагубность и абсурдность государственного руководства искусством («Багровый остров»).

Комедии Булгакова близки гоголевской драматургии и по способу развертывания сюжета. Противоборство и усилия персонажей не приводят к реальному результату. Комедия «Зойкина квартира» заканчивается арестом хозяйки и ее гостей. Бравурный финал в другой комедии «Багровый остров», всеобщее ликование в театре не могут скрыть того факта, что разрешена к постановке халтурная пьеса, которая вытесняет из репертуара настоящее искусство.

Действие в комедиях Булгакова разворачивается вокруг событий, подлинный смысл которых всячески маскируется, скрывается, что приводит многих персонажей к разнообразным карнавальным перемещениям и перевоплощениям. Гротескность комедийного мира пьес Булгакова усиливается благодаря использованию фарсовых элементов, приемов грубоватого комизма народного театра, что также было характерно для гоголевских комедий.

Булгаков в своих комедиях «Зойкина квартира» и «Багровый остров» не выводит положительных героев, которые могли бы быть реально противопоставлены отрицательным персонажам. «Честное и благородное лицо» в этих его пьесах, как и в «Ревизоре» Гоголя, — смех.

В 30-е годы Булгакову пришлось работать над инсценировками и сценариями поэмы Гоголя «Мертвые души» и комедии «Ревизор». Было сделано несколько вариантов инсценировок «Мертвых душ» для МХАТа, одна из которых долгие годы шла на сцене известного театра. По сценариям «Мертвых душ» и «Ревизора» кинофильмы не были сняты. И в инсценировке, и в киносценариях особенно наглядно проявилась близость Булгакова к творчеству Гоголя, тонкое понимание им особенностей гоголевской манеры письма, скрупулезное знание произведений своего великого предшественника. Булгаков стремится раскрыть средствами другого изобразительного ряда то, что явилось главным свойством мастерства Гоголя-сатирика: умение ярко выставить на всеобщее осмеяние «пошлость жизни», скрывающуюся под маской благообразности.

В инсценировке «Мертвых душ» Булгаков строит действие точно по Гоголю, заостряет в персонажах «доминанту характера» (В. Новиков), вводит элементы фантастики, поэтому сценическое действие приобретает порой необычный, гротескный вид. В сценарии по поэме «Мертвые души» Булгаков распространил некоторые знаменитые гоголевские сравнения в целые сцены, стремясь сохранить при этом стилистический рисунок оригинала.

При создании киносценария «Ревизор» Булгакову необходимо было доработать вариант, предложенный режиссером М. Каростиным. Булгаков идет на некоторые фабульные изменения, в ряде эпизодов использует приемы буффонады, утрировки, фарса (прогулка Хлестакова по городу, борьба полицейских со слесаршей Пошлепкиной). Действие не заканчивается немой сценой. Настоящему ревизору городничий дает взятку в номере гостиницы и, выйдя к чиновникам, крестится и объявляет: «Взял».

Под воздействием Гоголя формировался и языковой стиль сатиры Булгакова. Это особенно ощутимо в том, как Булгаков строит фразы с неожиданными и несогласованными семантическими сопоставлениями, удивляющими логической несовместимостью компонентов, как использует метонимическое замещение лица названием одежды, предметов туалета. Булгаков также реализует и превращает в своеобразную словесную маску примелькавшиеся языковые метафоры, создает нарочито упрощенные каламбуры.

Оригинальную черту стиля Гоголя, которую развивал Булгаков, выделяет Д. Николаев: «Заезженные, стертые фразеологические обороты («полезть на стену», «достать с неба луну») Гоголь неожиданно употребил не в метафоричном, переносном, а в прямом значении, и они приобрели острый, гротескно-сатирический смысл» [39, с. 230].

Булгаков стал ревностным продолжателем традиций Гоголя, которого прямо называл своим «учителем» (V, с. 463). Особое значение для булгаковской сатиры имели такие черты художественного мира Гоголя, как аналитический характер социальной критики, ее гуманистический пафос, напряженные поиски идеала и глубокая нравственная проблематика, историко-философская направленность, гротескно-фантастическая линия поэтики, многоцветье языка.