М. Горький, которого большевистские публицисты называли «буревестником революции», после октября 1917 года оказался в оппозиции советской власти. Писатель ясно увидел, что большевистская революция не принесла подлинного освобождения человеческой личности и свободы духа, а наоборот, «дала полный простор всем дурным, звериным инстинктам». Осуждение идеологии и политики большевиков, резкие выступления против проводимых ими террора и насилия содержались в его статьях из цикла «Несвоевременные мысли» (1917—1918 гг.), составивших отдельную книгу. Одним из первых Горький подверг осмеянию новый советский жизненный уклад в сценарии «Работяга Словотеков» (1920). Образ домоуправа Словотекова, созданный писателем в гротескно-карикатурном виде, воплощает характерные черты типичного советского руководителя, комиссара: грубость, бескультурье, лень, непонимание дела, которым он занимается, прикрываемое демагогическими и идеологическими штампами. Сценарий представляет собой ряд фарсовых сцен. Посетители просят Словотекова помочь детскому приюту, который остался без воды, расчистить трамвайный путь, заваленный дровами, отпустить мыло для прачечной. Словотеков не принимает никаких мер, отвечая лишь расхожими газетными фразами: «Товарищи! Все на работу. Организуемся, покажем... стоит только нам организоваться для энергичной борьбы с разрухой, и выйдет прекрасно».
Спектакль «Работяга Словотеков», поставленный по сценарию Горького, был немедленно запрещен, на автора посыпались обвинения в том, что пьеса его «обывательская, насквозь мещанская и объективно контрреволюционная». Подобные обвинения впоследствии пришлось выслушивать многим сатирикам советского периода.
Горьковский Словотеков открыл длинный ряд сатирических образов новых советских руководителей разного ранга, показанных в произведениях Зощенко, Булгакова, Платонова, Ильфа и Петрова, Леонова. Некоторыми своими чертами напоминают работягу Словотекова такие персонажи Булгакова, как Кальсонер («Дьяволиада»), бывший комиссар Рокк («Роковые яйца»), Швондер («Собачье сердце»), Аллилуя («Зойкина квартира»), Бунша-Корецкий («Блаженство», «Иван Васильевич»).
Уехав из советской России в 1921 г. из-за разногласий с большевистской властью, Горький не порывает связей с литературной жизнью страны. Среди молодых писателей он сразу отмечает Булгакова, заинтересованно следит за его творчеством, с одобрением и большой похвалой отзывается о сатирической повести «Роковые яйца». Булгаков также высоко ценит Горького как писателя. «...какой это огромный, сильный писатель и какие страшные и важные вещи говорит он о писателе», — пишет Булгаков в своем дневнике в 1923 году, прочитав книгу Горького «Мои университеты» [46, с. 21]. Горькому импонировало смелое и свободное использование Булгаковым разнообразных приемов фантастического в своих произведениях. Именно посредством фантастического метода, говорил Горький, обращаясь к «серапионам», можно «обнаружить ирреальное, полуфантастическое, дьявольски русское во всей его полноте» и тем самым объемнее и глубже представить явления действительности 20-х годов. Фантастика Булгакова как раз, и была неразрывно связана с новым послереволюционным бытом, способствовала выявлению нелепостей, уродств самой действительности и их резкому осмеянию (рассказ «Похождения Чичикова», сатирические повести). «Обращение к фантастике, фантастической конструкции как одному из способов воссоздания становящейся действительности — эта концепция, близкая Горькому в середине 20-х годов, становится определяющей и для Булгакова», — верно отмечает А. Альтшулер [153, с. 160].
Живя за границей, Горький отходит от злободневной сатиры. В цикле очерков «Заметки из дневника. Воспоминания», в сборнике «Рассказы 1922—1924 годов» писатель мысленно оглядывает прошлую русскую жизнь, показывает ее смешные и уродливые стороны, открывает много комически-несуразных типов. С особо едкой насмешкой изображены Горьким «странные» люди, живущие в выдуманном ими мире и совершающие нелепые поступки. Некоторые из них весьма своеобразно проявляют себя в революционных событиях. Безграмотный и весьма далекий от юриспруденции Иаков Федоров после февральской революции занялся составлением законов для Российской республики (очерк «Законник»). Выработанный им законодательный документ имеет благую цель — «охранять свободу». Чтобы неукоснительно выполнить его, Федоров предлагает решительные меры: «арестовывать всех лиц», кто не понимает значение свободы.
Чекист Епифаньев («Мечта») видит для себя смысл революционного переворота в том, чтобы осуществить свою давнюю мечту — переспать с настоящей графиней. Среди арестованных друзья нашли ему графиню, однако она не понравилась Епифаньеву. Жизнь теперь потеряла для него всякую привлекательность.
Горький иронизирует над догматизмом, узкой рациональностью, самоуверенным стремлением с помощью отвлеченной теории разрешить сложнейшие проблемы бытия (рассказ-притча «Проводник»). Горький близок Булгакову своей борьбой за отстаивание общечеловеческих ценностей, осуждением большевистской идеологии, классового характера новой морали, враждебности к инакомыслию. С «законником» Федоровым и «мечтателем» чекистом Епифаньевым можно сопоставить булгаковского Шарикова с его намерением «поделить все на всех» и осуществить, таким образом, идею социальной справедливости. Н. Примочкина видит типологическое сходство между повестью Булгакова «Дьяволиада» и рассказом Горького «Голубая жизнь»: «Сближает эти произведения, — пишет она, — та призма полубредового больного сознания, через которую показана окружающая действительность. Причем эта бредовость вырастает из абсурда и нелепости самой действительности, из быта» [154, с. 211].
Идейная и нравственная метаморфоза Горького, переход от оппозиции к сотрудничеству с тоталитарным режимом сказались и на сатире писателя, и на его отношении к творчеству Булгакова. К концу 20-х годов в сатирических произведениях Горького появляются элементы заданности, догматизма, расхожие приемы обличения «пережитков прошлого», «мещанства» («Факты», «Сомов и другие»), идеологическая направленность начинает определять и сатиру в драматической дилогии «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие» и в романе «Жизнь Клима Самгина». По-иному воспринимает Горький и Булгакова. В конце 20-х годов Горький содействует возвращению рукописи повести «Собачье сердце», отобранной у Булгакова во время обыска агентами ГПУ. Горький безуспешно пытается добиться разрешения на постановку пьесы Булгакова «Бег» во МХАТе. В сентябре 1929 года Булгаков пишет Горькому два письма, в которых сообщает о своем отчаянном положении. Булгаков еще мог надеяться на помощь Горького. После возвращения Горького в СССР характер взаимоотношений становится иным. Горький отрицательно отнесся к роману Булгакова «Жизнь господина де Мольера», который планировался для печати в основанной им серии «Жизнь замечательных людей» в 1933 г. При встрече в Художественном театре в том же году Горький не пожелал вступить в диалог с Булгаковым, поручив переговорить с ним своему секретарю П. Крючкову. Официальный статус Горького начинал определять и его отношение к некоторым гонимым писателям.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |