Иуда по каждодневному обыкновению раздал милостыню нищим от Иисуса Спасителя, призывая их славить его и внимать его проповедям. А затем зашел в трактир, чтобы попить на ночь молока, как делал это обычно. Едва он пригубил лучший из напитков (вина он не употреблял), как к его столу подсел плечистый, но небольшого роста здоровяк в грязном светлом плаще и начал заводить странные разговоры, обескуражившие его и поначалу показавшиеся пьяным бредом. Но похожий на подгулявшего моряка человек был совершенно трезв и говорил веско и значительно...
Иуда жадно вслушивался в негромкие убедительные слова подсевшего к нему незнакомца. Его рыжебородое, тронутое оспой лицо насупилось, а жесткие голубые глаза невольно останавливались на устрашающего вида клыке, выдающемся из-под верхней губы незнакомца. То, что поведал ему загадочный, уродливого облика неизвестный в плаще с надвинутым на лоб капюшоном, странным образом перекликалось с недавними действиями Учителя.
— Он все знает, но не может открыто сказать — кругом шпионы Синедриона и кесаря, предатель есть и среди вас, его учеников, — Азазелло бросал короткие взгляды по сторонам, — он ведь сам сказал вам об этом вчера на тайной вечере, преломив хлеб и передав чашу с вином.
— Так оно и было. Спаситель объявил, что один из нас предаст его.
— И он приказал тебе действовать, — продолжал незнакомец, нервно подергивая правым веком.
— О, небеса! Я ведь не понял, что Он имел в виду, когда, макнув хлеб в соль и передавая мне, сказал: «Что делаешь, делай скорее». — Иуда встревоженно вгляделся в глаза неизвестного посланца. — Я подумал, мне, как всегда, следует пойти раздать милостыню нищим от Него, и я это сделал...
— Здесь, в Иерусалиме действует тайная секта приверженцев Иисуса-пророка, мы вооружены и готовы к восстанию. Ты видел, как восторженно встречал его народ? Это наша работа. Мы провозгласим его Господом богом и царем Иудейским, а вас — апостолами его. Нас мало, но многие сочувствуют ему в Иерусалиме и готовы встать за него. Но нужен толчок, чтобы все добрые люди сделали это.
Азазелло помолчал, озираясь по сторонам и давая время собеседнику осмыслить услышанное.
— Нужно, чтобы стражи Синедриона схватили пророка и заточили его в тюрьму — это будет сигналом к началу восстания и поводом, чтобы защитить Спасителя.
— Что я должен сделать?
— Ты должен выполнить высказанную им вчера вечером волю и указать на него стражникам, которые будут разыскивать пророка и его учеников.
— Но как я это сделаю?
— Ты подойдешь к Каиафе...
— Но!.. — вскричал Иуда.
— Да, да. Он ждет тебя. Он верит в Спасителя и будет с нами. Ты потребуешь у него тридцать сребреников, это пароль, по которому первосвященник тебя узнает. Вот тебе красный шарф, обмотаешь им шею. Стражи опознают тебя по нему и будут следовать рядом. Ты остановишься возле пророка Иисуса и поцелуешь его. Тот, кого ты поцелуешь, будет арестован. После сразу уходи, вооружись, чем можешь, и ищи меня, я буду недалеко.
— Но наш Учитель... Не случится ли с ним худого?
— Мы освободим его и вознесем в храм божий, из которого выбросим всех старых богов и станет он Храмом господним — Его Храмом. В Иерусалиме сейчас нет никаких войск. Римские когорты находятся в Кесарии вместе с игемоном Понтием Пилатом. Царь Ирод и вся его охрана — в Антиохии. Здесь лишь немногочисленная стража Синедриона. Помни, что Каиафа на нашей стороне. Каждому делу — свое время.
Иуда сжимал одной рукой за поясом кинжал, а другой размазывал слезы по грязному, давно не мытому лицу. Не кончилось дело так, как замышлял незнакомец. Не восстал народ, не поддержал Учителя. Напротив, толпы требовали его смерти. Учитель мертв, и он, Иуда, способствовал этому...
Незнакомца следовало найти и убить, а затем достойно умереть самому. Весь день Иуда метался по притихшему Иерусалиму и, наконец, увидел подстрекателя возле того же трактира. Он кинулся к нему, но незнакомец, надвинув на голову капюшон, стал неспешно уходить прочь. Как ни старался Иуда, он не смог догнать его, хотя и бежал за ним изо всей силы. Непостижимым образом тот удалялся от преследователя, не прилагая к этому никаких усилий и, в конце концов, пропал совсем, свернув в какой-то переулок. Иуда долго плутал по бесчисленным проулкам, но безрезультатно.
Дальнейшие поиски ни к чему не привели. Наступил вечер, когда Иуда вошел в дом, где проходила тайная вечеря. Дом был пуст, не было ни хозяина, ни других учеников, которые куда-то разбежались, хотя Иуда искал и их, блуждая по городу. На глаза ему попался моток веревки, висевший на крюке, и несчастный страдалец сунул его под хламиду. Он вышел из дома и побрел, не соображая ничего.
Очнулся он ненадолго на склоне горы сидящим под толстым сикомором. Внизу простирался не затихший еще Иерусалим. Воздух был тих, прозрачен и на удивление душист. Иуда тоскливо огляделся и нащупал веревку...
Бывший чиновник и писец, он всегда был чужаком, выходцем из южного города Кариота — все остальные ученики были северянами из Галилеи. Но он пользовался полным доверием Учителя и являлся казначеем общины, выполняя свои нелегкие обязанности с исключительной добросовестностью. Судьбе было угодно распорядиться так, что невольный предатель удавился на том самом суку, на котором дурашливо пытался повеситься кот Бегемот.
Умело пущенный слух о его продажности, дабы скрыть имя истинного изменника, прошел через многие века и закрепился в церковных канонах и людской памяти. Казначей являлся, по сути, вторым лицом в окружении Мессии и самым доверенным лицом и Учителя, и всей маленькой общины, а финансы во все исторические времена играли первостепенную роль.
Зачем ему каких-то тридцать сребреников — цена пары недорогих мулов или клочка пахотной земли под Иерусалимом, когда он фактически бесконтрольно владел в тысячи раз большей суммой общины Иисуса и в любой момент мог с ней сбежать? Кому могли пожаловаться на это? Каиафе? Синедриону? Понтию Пилату?
Не зря, по преданию, на эти тридцать сребреников была куплена земля разорившегося горшечника для погребения странников, и кладбище это названо Акелдама1.
Он умер не как предатель, а как солдат, потерпевший невосполнимое поражение. Иуда и не был предателем своего учителя Иисуса, как потом о нем скажут и напишут. Заговорщиком был, да, но против существующей власти. И в любой миг готов был отдать жизнь за Него. И отдал Ему свой последний долг. Он умер с горечью в душе, но без сожаления. Значительно позже справедливость восторжествует и Иуду все же причислят к святым.
Примечания
1. Земля крови (евр.).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |