Обаяние Мансуровой

Трудно забыть Зойку — Ц. Мансурову, — писала режиссер Мария Кнебель, — владелицу притона, скрытого за ширмой пошивочно-показательной мастерской.

Красивая, наглая, хищная, беспредельно циничная, она идет на авантюру в полной уверенности, что на нее управы нет.

Помню, как она прихорашивалась перед зеркалом, напевая полечку: «Пойдем, пойдем, ангел милый», — потом при сообщении, что идет управдом, мгновенно пряталась в шкаф, а через несколько реплик оттуда раздавался ее голос:

«Портупея, вы свинья!» — и она вылезала из своей засады. С великолепной небрежностью она давала управдому взятку — пятичервонную, якобы фальшивую бумажку: «Возьмите эту гадость и выбросьте». Но наглость Зойки — Мансуровой бледнела перед наглостью свалившегося на ее голову бывшего любовника — афериста Аметистова, избежавшего расстрела¹.

Мансуровская Зойка, нагло форсистая, небрежно самоуверенная, была сыграна хлестко и лихо: мурлыкала песенки с видом «сам черт мне не брат», бесцеремонно оценивала клиентов — любителей легкой жизни, независимо протягивала пятичервонную взятку управдому Аллилуйе.

В своих ролях она никогда не была прокурором, — говорила о Мансуровой Мария Синельникова. — [...] У Ц.Л. Мансуровой и Зойка была необыкновенно обаятельной, не понимающей всей преступности своего поведения. Злоба, раздражительность — эти краски совершенно отсутствовали в работе Ц.Л. Мансуровой. В жизни у нее, конечно, как у всех людей, бывали вспышки негодования, но и тут она умела все переводить в юмор. А уж на сцене злобы не было никогда².

Сохранившиеся воспоминания самой Цецилии Мансуровой позволяют хотя бы в общих чертах узнать ее отношение к этой работе.

Это была одна из самых трудных для меня ролей, — писала она. — Я ее долго не понимала. Я должна была играть содержательницу публичного дома, делягу до мозга костей, женщину, очень хорошо знавшую, что и когда ей выгодно и невыгодно, что можно допустить в отношениях с окружающими и что нельзя. Воплотиться в этот образ мне было чрезвычайно трудно: я никогда не видела содержательниц публичных домов; что касается моего делячества, то даже самые простые житейские операции, как например, уплата за газ и электричество, повергают меня в трепет и даже в слезы. Я никогда не умела считать на счетах, и задача войти в кожу этой женщины, думать, чувствовать, как она, казалась мне совершенно непосильной. Не знала, с чего начать, от чего оттолкнуться. Кроме того, я не могу играть абсолютно отрицательные роли, у меня они просто не получаются в силу моего психического склада. Как ни старался режиссер скомпрометировать Зойку хотя бы внешне, сделать ее уродливой, отталкивающей, мне это не помогало. Мне нужно было понять склад ее души, внутренне оправдать ее, и это было трудно.

Тогда я обратилась к своему товарищу, актеру К.Я. Миронову, человеку с железной логикой, и он шаг за шагом стал мне растолковывать логику поведения этой женщины, логику ее поступков. Постепенно я стала постигать те внутренние пружины, которые двигали ею, и как-то само собой поступки и движения внутренне и внешне стали вытекать один из другого. Поняв ее сущность, поняв внутреннюю логику ее поступков, я стала понимать, как она должна действовать в каждом данном случае и почему именно так, а не иначе.

Например, я поняла ее отношения с Аметистовым, тот тон, которого она должна держаться с ним. Для меня стало ясно, что он ей очень нужен, и поэтому моя Зойка хитрила с ним, старалась привлечь его к себе. Но и ясно осознала, что нельзя ему дать «сесть себе на голову», искала грань, до которой можно его допускать.

Я научилась считать на счетах, стала считать очень бегло, и этот процесс создавал определенное внутреннее самочувствие, нужное для роли Зойки, — ощущение деловитости, заинтересованности в результате подсчета.

Я решала каждую мелочь во внешнем поведении Зойки. Например, курение (я не курю). Наблюдала над заправскими курильщиками и заметила, что у них есть определенные привычные жесты во время курения. Они не видят ни папиросы, ни пепельницы, жестикулируют папиросой во время разговора, кладут ее в пепельницу, не глядя, и всегда безошибочно. Так именно, по-моему, должна курить Зойка — завзятая курильщица.

Из понимания логики поступков Зойки, из проникновения в ее внутренний мир выросла целая система ее внешнего поведения и выкристаллизовался этот образ, давшийся мне с таким трудом...³

Примечания

1. Кнебель М.О. Вся жизнь. М., 1967. С. 426.

2. Синельникова М.Д. Всегда живая и любимая... // В сб.: Ц.Л. Мансурова. Первая Турандот. М., 1986. С. 210.

3. Мансурова Ц.Л. Творческая автобиография // Первая Турандот. М., 1986. С. 28—29.