Н. Муранска. Словацкий Михаил Булгаков (переводы, театральные постановки, булгаковедение)

Восприятие текстов Михаила Булгакова иноязычным, нерусским / зарубежным реципиентом является специфической проблемой. Достижения литературной компаративистики свидетельствуют о том, что рецепция у разных народов неодинакова, так как существует разница в их культурном сознании.

Литературная компаративистика (А.Н. Веселовский, Д. Дюришин, А. Червеняк, И.Г. Неупокоева, Б.В. Томашевский и др.) пользуется понятиями «посылающий — принимающий». Одна литература шлет (идеи, образы, темы), а другая, в духе своих рецептивных возможностей, их осваивает и принимает.

Русская литература и культура направили миру Михаила Булгакова — словацкая литература и культура его восприняли. Возникают вопросы: что было послано и что и как было воспринято?

Булгаков родился в 1891 г., а не стало его в 1940 г. Первая публикация, фельетон «Грядущие перспективы», появилась в 1919 г. Как журналист и писатель он работал около 20 лет. Это было время «тотального эксперимента» в России в эпоху, когда старое разрушалось и формировались новые основы будущего.

Писатель активно использовал литературное наследие, как русское (А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, М.Е. Щедрин, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой), так и зарубежное (Э.Т.А. Гофман, Э.А. По, Г.Д. Уэллс и др.), но свой творческий путь завершил принципиально новым, новаторским творением — «закатным» романом «Мастер и Маргарита». Булгаков не принимал участие в литературных группировках, не объявлял себя модернистом, авангардистом, не участвовал в литературной борьбе 1920-х гг., однако эпоха роковым образом повлияла как на его жизнь, так и на его творчество.

«Год великого перелома» — 1929-й — стал переломным и для Булгакова. Все его пьесы были сняты с репертуара и запрещены, продолжалась травля писателя, однако вопреки всему он продолжал работать (в том числе над романом «Мастер и Маргарита», без надежды на его публикацию) до самой кончины.

После длительного периода почти забвения Булгакова в русской литературе (1940-е — 1950-е гг.) его произведения стали возвращаться к читателю; а в годы перестройки наступило время полной реабилитации и переоценки творчества писателя. Издаются его произведения, формируется булгаковедение как особое направление в литературоведении. Самым интенсивным и плодотворным периодом деятельности по изучению жизни и творчества Булгакова было начало 1990-х гг. В связи со 100-летней годовщиной со дня рождения писателя (1991) прошло много семинаров, конференций, вышло в свет большое количество монографий, статей, сборников.

Участие в этом процессе приняли такие представители русского и мирового булгаковедения, как М.О. Чудакова, В.Я. Лакшин, Л.М. Яновская, Е.А. Земская, Э. Проффер, А. Зеркалов, Н. Натов, Б.С. Мягков, Б.В. Соколов, В.В. Химич, П. Абрагам, А. Моравкова, А.А. Кораблев, Е.А. Яблоков и многие другие. Научные труды — монографии, статьи — помогли ликвидировать наследие вульгарного социологизма в интерпретации булгаковских произведений.

Судьба Булгакова в Словакии¹ похожа на его судьбу в России. В период до Второй мировой войны контакты Словакии и СССР были не слишком развиты, а после нее Словакия (тогда Чехословакия) смотрела на Булгакова глазами советского марксистского литературоведения.

Постепенно, медленно, с «опозданием» доходил Михаил Афанасьевич Булгаков и до словацкого читателя. Сначала это были переводы его произведений, затем театральные постановки, а потом — литературоведческие работы.

В 1960-х гг. начинают появляться словацкие переводы булгаковских романов, в конце 1970-х гг. печатаются в журналах переводы небольших произведений, с 1970-х гг. булгаковские пьесы и инсценировки ставятся на словацких сценах, но словацкое булгаковедение начинает развиваться только в XXI в.

Переводы

Выпущенная в 1963 г. книга под названием «Moliér» [Bulgakov 1963]² была первым булгаковским произведением, которое мог прочитать словацкий читатель.

С 1978 по 1986 г. в журналах появились также некоторые рассказы писателя (из цикла «Записки юного врача») и «Записки на манжетах». Многотомных, тем более научных, изданий Булгакова в Словакии нет.

Ниже указаны все (до 2017 г.) книжные издания булгаковских произведений в Словакии.

Театр

В 1970-х гг. Булгаков появляется и на сценах словацких театров.

Особенное внимание привлекли постановки булгаковских произведений «Зойкина квартира» (1984) и «Собачье сердце» (1988, 1990). Их режиссер Йозеф Беднарик (1947—2013) был одним из выдающихся режиссеров Словакии. Большой экспериментатор, он выводил на сцену актеров, кукол, певцов, танцоров, активно использовал музыку, различные спецэффекты (туман и пр.) в нескольких параллельных сюжетных линиях. Каждая инсценировка Беднарика становилась культурным событием, которого все и всегда с нетерпением ждали.

«Мастер и Маргарита» — словацкий спектакль в шатре

Сценические варианты сложной прозаической структуры романа «Мастер и Маргарита» вдохновляли многих русских и зарубежных режиссеров. При этом булгаковский текст воспринимался и интерпретировался по-разному (многие режиссеры сокращают роман, используя в спектаклях лишь его часть).

В 2013 г. состоялась первая словацкая инсценировка знаменитого романа. В Нитре независимая театральная труппа «Театро Татро» под руководством Ондрея Спишака показала полноценный, серьезный, впечатляющий и очень глубокий спектакль. Критики назвали его событием современной театральной жизни³. Словацкой труппе удалось в течение более трех часов (причем без антракта) не только показать на сцене все три сюжетные линии романа, но и представить перед зрителем квинтэссенцию булгаковских вопросов мира и не-мира, жизни и смерти, добра и зла, любви и ненависти. Как писал театральный критик Мирослав Баллай, О. Спишак смог расшифровать булгаковский ребус:

The director de facto resolved a significant rebus embedded in Bulgakov's novel: the metaphysical riddle on the present/non-present, existence/nonexistence — of Devil, God and death, on relativity of the world, and on its transcendental vision⁴ [Ballay 2015: 5].

Режиссер действительно пластически раскрыл суть романа, используя целый спектр эмоций — комизм, сарказм, мистику и т. п. Бал-лай продолжает:

Spišák enjoyed violating the scenic illusion by changing various dimensions of acting expressions, which provided a broad spectrum of expressivity. He was quite obviously passing from the level of tragedy toone of naturalistic brutishness by way of alienated puppet techniques, theatrical properties, a scenic design full of action and dynamic changes, kinetic effects, anti-illusory means, such as the use of a timemachine. The effect of mysterious stranger Woland — as personification of evil on earth — was left rather implicit. It was thus able to evoke much more terrifying associations than it would have had it been portrayed by hyped-up roughness — even though this included expressiveness with clearly comical features⁵ [Ballay 2015: 7].

Спектакль очень сильный не только в идейном, но и в эмоциональном плане. Сам шатер (переносная, временная театральная сцена в палатке, где выступает бродячая театральная труппа) определяет карнавальную атмосферу (с небольшим количеством зрителей), когда все возможно и дозволено, все серьезно и очень реально. Актеры «Театро Татро» смогли показать свою специфическую актерскую школу и то, как может осуществляться контакт со зрителями, которые активно сопереживают сценическим событиям.

Словацкая постановка «Мастера и Маргариты» явилась достойной интерпретацией романа.

Наиболее популярным произведением Булгакова в Словакии является роман «Мастер и Маргарита» (издавался 5 раз), но в словацком театре огромной популярностью пользуется «несценичное» «Собачье сердце», которое ставили три разных режиссера — Йозеф Беднарик (2006), Додо Гомбар (2006) и Михал Нахлик (2016).

Словацкое булгаковедение

В связи с переводами⁶ произведений Булгакова на словацкий язык и с появлением булгаковских спектаклей на словацких сценах в печати (в журналах и газетах) время от времени публиковались отклики, рецензии, комментарии разного характера и качества.

В ноябре 2005 г. в Нитре состоялась первая в Словакии булгаковская конференция под названием «Булгаков сегодня» [см.: Муранска 2006]. Она касалась проблем современного российского литературоведения, исследовательской рецепции; наиболее важная часть была посвящена Михаилу Булгакову. В ходе конференции прозвучали доклады информативного, сопоставительного характера, они были посвящены анализу стиля, языка, композиции произведений писателя. В сборнике, выпущенном по итогам конференции, находится анкета (общий вопрос — «Кем или чем для Вас является Булгаков?»), отвечая на которую, 10 современных словацких писателей выразили свое личное отношение к Булгакову. В конце сборника помещена библиография всех словацких изданий писателя и работ о нем.

В Словакии выпущены две монографии, касающиеся жизни и творчества Булгакова. Первая — «"Фантастическая трилогия" Михаила Булгакова» [Muránska 2003] — посвящена генезису творчества писателя, его первым прозаическим произведениям и «фантастической трилогии» («Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце»). Этот этап булгаковского творчества, вместе с упомянутыми произведениями, воспринимается автором монографии как подготовка к роману «Мастер и Маргарита». В главе «Словацкая борьба за "фантастическую трилогию"» прослеживаются основные принципы встречи двух культур с точки зрения русского и словацкого понимания генологии (теории жанра), анализируются словацкие переводы булгаковских повестей.

Во второй монографии, «Роман Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита"» [Muránska 2005], это произведение анализируется в аспекте эстетико-антропологической концепции литературы, которую разрабатывают члены кафедры русистики философского факультета Университета им. Константина Философа в Нитре.

Словацкий вариант романа «Мастер и Маргарита»

Первый перевод романа «Мастер и Маргарита» [Bulgakov 1973] на словацкий язык был сделан Магдой Такачовой на основе текста, опубликованного в СССР в журнале «Москва» (1966—1967). Так как роман «Мастер и Маргарита» является романом о Добре, которое распяли на кресте, и Зле, которому принадлежит абсолютная власть, возникали ассоциации с добром и злом в советской и словацкой повседневности (ссылка в ГУЛАГ, критика строя, Сталина и т. п.). Советская цензура устранила слова, выражения, предложения, абзацы, которые намекали на такие ассоциации. Как в русском⁷, так и в словацком тексте отсутствует приблизительно ⅐ часть авторской редакции романа. Приведем примеры изъятий «сомнительных» в тематическом отношении фрагментов.

Аресты в СССР:

Однажды в выходной день явился в квартиру милиционер, вызвал в переднюю второго жильца (фамилия которого утратилась) и сказал, что того просят на минутку зайти в отделение милиции в чем-то расписаться. Жилец приказал Анфисе, преданной и давней домашней работнице Анны Францевны, сказать, в случае если ему будут звонить, что он вернется через десять минут, и ушел вместе с корректным милиционером в белых перчатках. Но не вернулся он не только через десять минут, а вообще никогда не вернулся. Удивительнее всего то, что, очевидно, с ним вместе исчез и милиционер [Булгаков 2004—5: 177; выделено мной. — Н.М.].

Травля «несознательных» писателей в СССР:

Статьи не прекращались. Над первыми из них я смеялся. Но чем больше их появлялось, тем более менялось мое отношение к ним. Второй стадией была стадия удивления. Что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на их грозный и уверенный тон. Мне все казалось, — и я не мог от этого отделаться, — что авторы этих статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим. А затем, представьте себе, наступила третья стадия — страха [Булгаков 2004—5: 257; выделено мной. — Н. М].

На бал к Сатане приходят самые значительные и жестокие представители своих эпох: Кесарь, Калигула, Мессалина, Малюта Скуратов — со своими лакеями. Это образ сталинской эпохи. Описание бала, 17 страниц, после обработки советской цензуры стало короче на 106 строк.

После Великого бала в романе стоит глава «Извлечение Мастера», причем с 28 страниц исчезло 185 строк — описания членов свиты, то есть мистические реалии, а также автобиографические части:

— У меня больше нет никаких мечтаний, и вдохновения тоже нет, — ответил мастер, — ничто меня вокруг не интересует, кроме нее, — он опять положил руку на голову Маргариты, — меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал [Булгаков 2004—5: 425; выделено мной. — Н.М.].

Таким образом, роман, написанный на 445 страницах, сократили на 70 (!) страниц. Почти не существует главы, которой не коснулась бы цензура (больше всего она проявилась в главе 15 — «Сон Никанора Ивановича»).

Первые словацкие переводы романа были сделаны на основе цензурного издания, и этот факт надо учитывать при анализе произведения, так как наши суждения могут быть деформированы неполнотой версии романа.

В 2002 г. Такачова переработала и дополнила свой перевод «Мастера и Маргариты». Она пыталась перекодировать эстетическую сущность оригинала и хорошо справилась с этой задачей. Определив три стилистических пласта романа (патетико-сакральный, связанный с Понтием Пилатом; трагико-мистериальный, связанный с Мастером и Маргаритой; феерично-карнавальный, продиктованный Воландом и его свитой), которые создают специфическую эмоционально-булгаковскую эстетическую оптику, Такачова достаточно адекватно передала концептуально важные семантические, модальные, ритмико-интонационные и эмоциональные моменты романа:

Сравним:

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями двoрца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат [Булгаков 2004—5: 111].

V bielom plášti so šarlátovou podšívkou šúchavým jazdeckým krokom vyšiel včasráno štrnásteho dňa jarného mesiaca nisana na krytú kolonádu medzi dvoma krídlami paláca Herodesa Veľkého miestodržiteľ Judska Pontský Pilát [Bulgakov 2002: 22].

Переводчик сохранил патетико-сакральную модальность, заданную прежде всего стилистической инверсией (подлежащее в конце предложения) или семантической тавтологией (месяц нисан — mesiac nisan).

Словацкий перевод является адекватным, хорошо читается и воспринимается и будет успешно выполнять в Словакии свою «миссию».

«Мастер и Маргарита» является романом полифоническим, многоплановым, карнавальным, он скрывает ассоциации, аналогии, подтексты, нюансы разных уровней и смыслов. Перевести такое произведение на другой язык почти невозможно — приходится бороться как с объективными («непереводимое» в тексте), так и с субъективными препятствиями.

Цель нашего анализа — раскрыть возможности улучшения перевода романа на словацкий язык (возможно, и на другие языки). Начнем со сравнения микроэлементов текста, переходя к более сложным сегментам (вплоть до уровня структуры) булгаковского текста.

Предсемантические элементы художественного текста

Под предсемантическими элементами художественного текста имеем в виду его оформление, то есть графическое, визуальное членение на абзацы, употребление кавычек, тире, многоточий, дефисов и т. д.

Термин «абзац» обозначает «часть текста, связанную смысловым единством и выделенную отступом первой строчки» [Vlašín 1997: 257]. Абзац является пределом, ограничивающим начало и конец высказывания, выражая континуальность или дисконтинуальность. Автор строит свой текст, создавая эстетико-художественную реальность из абзацев — «кирпичей». Булгаков не был сторонником «потока сознания», «кирпичи» в его текстах строго функциональны.

Что касается абзацного членения, оригинал романа «Мастер и Маргарита» и словацкий перевод во многих местах различаются.

Сравним членение текста в главе «Понтий Пилат»:

Оригинал — 1 абзац → словацкий перевод — 3 абзаца

оригинал — 2 абзаца → словацкий перевод — 1 абзац

оригинал — 1 абзац → словацкий перевод — 2 абзаца

оригинал — 2 абзаца → словацкий перевод — 4 абзаца и т. д.

[Булгаков 2004—5: 111—138; Bulgakov 2002: 22—42].

При замене или удалении абзаца меняется психологическая реакция читателя. Собственно говоря, впечатление от взаиморасположения элементов текста мы можем называть эстетической реакцией. Ее стоит четко отличать от реакции на фактические сведения, которые также могут быть весьма значимы и эмоционально насыщенны.

Если абзац не является только графической формой текста, а выполняет эстетическую функцию, выступает как смысловое единство, возникает вопрос: что для восприятия текста в двух разных языковых средах означает одно взаиморасположение элементов текста (абзацев) в оригинале и другое — в переводе?

Кавычки являются парным знаком препинания, выделяющим в тексте прямую речь. При отсутствии кавычек прямая речь героя совпадет, сольется с речью нарратора, автора, рассказчика. Должен ли переводчик соблюдать кавычки?

Например, в главе «Явление героя» Маргарита говорит Мастеру: «Я тебя вылечу, вылечу» [Булгаков 2004—5: 259; Bulgakov 2002: 143], однако графическое выделение прямой речи в оригинале переводчик не сохранил (совсем отсутствует в словацком языке), то есть в словацком переводе высказывание принадлежит рассказчику.

В главе «Раздвоение Ивана» [Булгаков 2004—5: 222—223; Bulgakov 2002: 112] в русском тексте четыре раза употреблены кавычки (прямая речь), которых в переводе не находим; таким образом, высказывания героя в словацком переводе вновь принадлежат рассказчику.

Итак, несоблюдение Пунктуации при переводе может привести к неадекватному, даже неправильному переводу.

Семантическая эквивалентность

Чтобы адекватно перевести художественный текст, переводчик должен владеть исходным и целевым языками на очень высоком уровне. Таково одно из основных требований переводоведения. С этой точки зрения словацкий перевод романа «Мастер и Маргарита» выполнен почти безупречно. Но все-таки слово «почти» сигнализирует о неких проблемах.

Например:

Оригинал и перевод (+ подстрочник из словацкого):

кровавый подбой → šarlátová podšívka (красный подбой)

[Булгаков 2004—5: 450; Bulgakov 2002: 134].

«Кровавый подбой», кроваво-красный — это кровь, которая на вечные времена останется на руках Понтия Пилата. В переводе оба слова — кровавый и красный — переданы лишь как «красный», сигнификативность этих цветов не различается.

ответил прокуратор → ubezpečil (убедил прокуратор)

нехорошая квартира → prekliaty byt (проклятая квартира)

[Булгаков 2004—5: 126, 175; Bulgakov 2002: 32, 74].

«Проклятая квартира» (в оригинале — «нехорошая») усиливает выразительность и эмоциональность перевода, так же как и словацкий глагол «убедил» вместо русского «ответил».

московское народонаселение изменилось → Moskva sa zmenila (Москва переменилась)

[Булгаков 2004—5: 230; Bulgakov 2002: 118].

Перед нами неадекватный, редуцированный перевод.

явление героя → príchod hrdinu (приход героя)

[Булгаков 2004—5: 242; Bulgakov 2002: 129].

«Явление» ассоциируется с чем-то метафизическим, словацкое «приход» эту коннотацию устраняет.

человек невежественный → nemá vysokú školu (без высшего образования)

[Булгаков 2004—5: 246; Bulgakov 2002: 132].

«Нeвeжeствeнный» значит не только необразованный, но и чудной, странный, нелепый, малокультурный, малосведущий.

впал в забытьe → stratil vedomie (потерял сознание)

[Булгаков 2004—5: 297; Bulgakov 2002: 173].

Выражения «впал в забытье» и «потерял сознание» обозначают неодинаковые психические состояния.

Проблемным может быть и перевод глаголов совершенного и несовершенного вида. М. Штур в своей статье рассматривает употребление совершенного и несовершенного вида в славянских и романских языках и приходит к заключению, что вид в этих языках существует, но как грамматическую категорию Штур признает его лишь «для языков славянских, что можно считать довольно интересным как для семантического значения, так и для изучения языков и для переводоведения вообще (на практике и в теории)» [Štúr 2009: 71—82].

Мастер не хочет, чтобы Маргарита жертвовала собой:

«Я не хочу, чтобы ты погибала вместе со мной» → «Nechcem, aby si zahynula (погибла) spolu so mnou».

Маргарита его обнимает и отвечает:

«Я погибаю вместе с тобой» → «Chcem zahynúť (хочу погибнуть) spolu s tebou».

[Булгаков 2004—5: 260; Bulgakov 2002: 143].

В этой части романа герои не хотят умирать, хотят жить, любить и бороться за свое счастье (особенно Маргарита). Мастер не хочет, чтобы его возлюбленная жила недостойно, а свою жизнь видит как постепенное умирание. Вопреки этому Маргарита тоже выбирает для себя «жизнь-умирание» — «погибание», но не гибель.

На семантическом уровне словацкий перевод адекватен, но о некоторых синонимических рядах можно было бы поспорить. Абсолютно неверным кажется нам, например, перевод разговора Понтия Пилата с Афранием об Иуде. Понтий Пилат — прокуратор Иудеи, Афраний — представитель тайной стражи. Служебная иерархия требует обращения на «вы». В оригинале они на «вы», но в переводе — на «ты» (!):

«Но ничего не услышите, пока не сядете и не выпьeтe вина». → «Nepočuješ nič, kým si neľahneš a nenapiješ sa vína». (Ничего не услышишь, пока не ляжешь (?) и не выпьeшь вина).

Вы сами установили... → Ty sám si konštatoval... ...Ты...

Под вашим начальством... → Pri tvojom dvore... ...твоем...

Даже вы... → Dokonca ani ty... ...ты...

Я прошу вас... → Žiadam Ťa... ...тебя...

Говорю я вам... → Vravím ti... ...тебе...

Я вам должен... → Som ti dlžný... ...тебе...

[Булгаков 2004—5: 432—443; Bulgakov 2002: 284—294 (выделено мной — Н.М.)].

Прокуратор и простой солдат разговаривают на «ты», как равноценные партнеры, — такая деиерархизация, фамильярность, по нашему мнению, недопустима.

В главе «Сон Никанора Ивановича» (фамилия героя — Босой) Булгаков описывает театральность, неестественность жизни [Булгаков 2004—5: 273—286].

Всемогущий следователь выслушивает Никанора Ивановича, обращается к нему по имени и отчеству. На первых пяти страницах этой главы имя и отчество Никанора Ивановича прозвучат 44 раза, фамилия «Босой» — три раза. В словацком переводе персонаж 24 раза назван Никанором Ивановичем, а 20 раз имя собственное заменено на «наш герой», «наш председатель», «он», «его», «преступник» или только на глагольную форму, например, (он) «ревел», «уснул» и т. п. [Bulgakov 2002: 155—165].

Употребление следователем имени и отчества создает атмосферу, с одной стороны, достойного обращения к Никанору Ивановичу, но вместе с тем — иронического, даже презрительного к нему отношения. Возникает напряжение между внешним событием и сущностью, которое является одним из основных идейных линий всего романа.

В оригинале обращение «Никанор Иванович» выполняет функцию лейтмотива (создает модальную, эмоциональную, даже ритуальную атмосферу). В переводе семантические варианты выполняют только сюжетную функцию. Надо сказать, что при переводе снижается семантический уровень текста, теряются закодированные в нем глубинные слои информации.

Перевод как встреча культур

В начале романа говорится: «В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан <...> первый из них — приблизительно сорокалетний...» В словацком переводе персонаж сорокалетний, а не приблизительно сорокалетний. Далее:

«...был маленького роста, темноволос, упитан, лыс...» → «...bol nízky, zavalitý brunet s plešinkou...»

[Булгаков 2004—5: 97; Bulgakov 2002: 11].

В словацком переводе он «низкий, полноватый брюнет с лысиной». В оригинале краткие формы «темноволос, упитан, лыс» вызывают ассоциации с ритмом необходимости, в словацком же переводе имена прилагательные создают атмосферу обыкновенности, повседневности и спокойствия.

Наш микроанализ начала романа показывает, что в процессе перевода встретились две самостоятельные языковые и модальные стилистические концепции, две культуры, которые очень близки, но имеют свою специфику. Можно констатировать, что перевод «Мастера и Маргариты» на словацкий язык является достойным и художественно выдержанным эстетическим продуктом, хотя, возможно, в известной мере подавляет полифоничность, иконичность, диффузность, мистериальность трех стилистических пластов романа. Это видно при сопоставлении конкретных семантических, стилистических эквивалентов, некоторых редукций (сокращений) или расширений текста, равно как и смысловых трансформаций, сдвигов перевода в сравнении с оригиналом. Иконическую выразительность оригинала перевод продвигает в более трезвую, рационально-прагматическую плоскость. Более глубокое сопоставление оригинала и перевода может помочь ответить на вопрос, насколько эти трансформации, субституции и модификации обусловлены иными социокультурными, психологическими и языковыми идиолектами и контекстом, в какой мере различия между оригиналом и переводом являются результатом встречи двух культур, а в какой обусловлены личностью переводчика (его психологическими, эстетическими и другими установками). «Перевод художественного текста является не только переводом слов и стилистических конфигураций, но и интерпретацией, декодировкой художественного текста для другой языковой культуры <...> переводчик является декодером» [Dekanová 2006: 130].

Как бы то ни было, деятельность по переводу «Мастера и Маргариты» в Словакии продолжается, над ним работают специалисты, принадлежащие к разным переводческим системам, имеющие новую концепцию мира, человека и искусства. Булгаковский роман — сложная, полифоническая художественная структура, звучание которой будет в значительной степени меняться в зависимости от того, кто, где и как будет к ней прислушиваться.

Литература

Булгаков 1962 — Булгаков М.А. Жизнь господина де Мольера. М., 1962.

Булгаков 1969 — Булгаков М. Мастер и Маргарита. Франкфурт-на-Майне, 1969.

Булгаков 2004 — Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М. Собр. соч.: В 8 т. СПб., 2004. Т. 5.

Данилова, эл. публ. — Данилова Е. Театро Татро, браво! // Электронный ресурс «Областная газета "Заря"». Режим доступа: http://www.zarya.by/event/ message/view/509

Муранска 2012 — Муранска М. Михаил Булгаков в словацком восприятии // Михаил Булгаков, его время и мы. Краков, 2012.

Andrejčáková 2014 — Andrejčáková E. Majster a Margaréta // TV oko. 2014. № 48.

Ballay 2015 — Ballay M. Majster a Margaréta in Teatro Tatro, Slovakia // Электронный ресурс «European Stages». Режим доступа: http://europeanstages.org/2015/06/25/majster-a-margareta-in-teatro-tatro-slovakia/

Bulgakov 1963 — Bulgakov M. Moliér. Bratislava, 1963.

Bulgakov 1973 — Bulgakov M. Majster a Margaréta. Bratislava, 1973.

Bulgakov 2002 — Bulgakov M. Majster a Margaréta. Bratislava, 2002.

Čejková, Kusá 2010 — Čejková V., Kusá M. Slovenské myslenie o preklade / Slovak Thinking on Translation 1970—2009. Bratislava, 2010.

Dekanová 2006 — Dekanová E. Problémy jazykového kódu a jeho dekódovania (M. Bulgakov — Psie srdce) // Bulgakov a dnešok / Под ред. Н. Муранской // Nitra, 2006.

Juráni 2014 — Juráni M. Temný výlet za hranice reality. Bulgakov M.: Majster a Margaréta. Teatro Tatro, Cabaj-Čápor // kød. 2014. № 9.

Lindovská 2012 — Lindovská N. Od Antona Čechova po Michaila Čechova: pohľady do dejín ruského divadla a drámy: A. Čechov, K. Stanislavskij, V. Nemirovič-Dančenko, V Mejerchoľd, A. Blok, V. Ivanov, A. Tairov, M. Bulgakov, V. Majakovskij, S. Ejzenštejn, J. Vachtangov, M. Čechov. Bratislava, 2012.

Muránska 2003 — Muránska N. «Fantastická trilógia» M. Bulgakova. Nitra, 2003.

Muránska 2005 — Muránska N. Román M. Bulgakova «Majster a Margaréta». Nitra, 2005.

Muránska 2006 — Bulgakov a dnešok / Под ред. Н. Муранской. Nitra, 2006.

Štúr 2009 — Štúr M. Aspecto y aspectualidad en el espanol y en las lenguas eslavas // ACTAS: XIII Encuentro de Profesores de Espanol de Eslovaquia. Bratislava, 2009.

Vlašín 1997 — Vlašín Š. Slovník literární teorie. Praha, 1997.

Примечания

1. О рецепции Булгакова в Словакии до 2010 г. см. также: [Муранска 2012: 687—698].

2. Перевод по изданию [Булгаков 1962].

3. Ср., например, рецензии: [Andrejčáková 2014; Ballay 2015; Juráni 2014; Данилова, эл. публ.]. О Булгакове-драматурге см. также: [Lindovská 2012].

4. Режиссер, в сущности, раскрыл важные вопросы, зашифрованные в булгаковском тексте: метафизические загадки существования / не-существования, наличия / не-наличия дьявола, Бога и смерти, а также относительность мира и его трансцендентального образа.

5. Спитаку прекрасно удалось менять атмосферу на сцене, чередуя разные манеры актерской игры и создавая таким образом широкий спектр выражений. Он легко строил тревожную атмосферу, используя суровых и отчужденных марионеток, сценические кулисы, различные горизонтально-вертикальные эффекты, антииллюзорные средства, такие как, например, машина времени. Образ таинственного иностранца Воланда — как представителя зла на земле — оставлен скорее неявным. Это вызывало более ужасающие ассоциации, чем изображение явной грубости, к тому же приобретающей комические черты.

6. Обзор словацкого переводоведения см.: [Čejková, Kusá 2010].

7. Сравниваем на основе издания, выпущенного в Германии [Булгаков 1969].