«Бал» как мистическая категория

Фауст (Мефистофелю): «И ад законом связан...?»

И. Гёте. «Фауст»

Особое толкование «бала» как мистической категории присутствует в «Уединенном домике на Васильевском» (в замысле, принадлежащем Пушкину, но реализованном В. Титовым). Дьявол Варфоломей дает Павлу свое трактование света — большого света, высшего света — через понятие «бала»: «То-то и есть: вы, молодежь, воображаете, что обвенчался, так и бал кончен; ан только начинается. Помяни ты мое слово — поживешь с женою год, опять вспомнишь об людях; но тогда уж потруднее будет втереться в общество. Притом люди необходимы, особливо человеку семейному: у нас без покровителей и правды не добудешь. Может быть, еще тебя стращает громкое имя: большой свет! Успокойся: это манежная лошадь; она очень смирна, но кажется опасной потому, что у нее есть свои привычки, к которым надо примениться».

На языке дьявола Варфоломея «бал кончен» — означает разрыв со светом, спасение от его назойливости в уединении с любимым человеком. «Бал только начинается» — на его языке означает покровительство света — как высшего общества, у которого в руках все связи, которые «ткутся» именно на балах и светских раутах (связи, так необходимые человеку, чтобы решать его житейские — семейные проблемы). Бал как собрание сообщества с той целью и нужен, чтобы иметь возможность «втереться в общество» и не быть его изгоем. «У нас без покровителей и правды не добудешь», — это ключевая фраза дьявола Варфоломея объясняет понимание им судьбы человека в обществе (в свете) с его теневой (бюрократической) стороной. Дьявол Варфоломей говорит о черных покровителях, и этот мотив покровительства черных сил в судьбе человека становится здесь ведущим в замысле «Уединенного домика на Васильевском».

Булгаков развивает этот мотив в «Мастере и Маргарите». Тему покровительства черных сил озвучивает Мастер, когда с горечью говорит Маргарите: «Конечно, когда люди совершенно ограблены, как мы с тобой, они ищут спасения у потусторонней силы! Ну, что ж, согласен искать там» (гл. 30).

Слова дьявола Варфоломея, сказанные Павлу, звучали у Пушкина как своего рода «приглашение» в этот мир с его черными покровителями, которое Павел, герой Пушкина, в конце концов, и принимает: «Сии слова, подобно яду, имеющему силу переворотить внутренность, превратили все прежние замыслы и желания юноши; никогда не бывалый в большом свете, он решился пуститься в этот вихрь, и в условленный вечер его увидели в гостиной графини».

Каламбур черта о «свете» («Не шути этим словом»). Развивая тему света, дьявол Варфоломей у Пушкина говорит также Павлу: «Теперь недостает тебе только одного: навыка жить в свете. Не шути этим словом; я сам никогда не был охотником до света, я знаю, что он нуль; но этот нуль десятерит достоинство единицы». В этом лукавом высказывании дьявола Варфоломея (беса из Тьмы) мы снова встречаемся у Пушкина с классическим каламбуром черта, в котором слово «свет» употребляется с особым смыслом («я сам никогда не был охотником до света»). Его слова о свете, который для него нуль (ибо дьявол отрицает свет), но все же он знает истину — «этот нуль десятерит достоинство единицы». Свет как противопоставление Тьмы несет дьяволу в его миссии ловца душ несчастье и неудачу. Подобная игра смыслов у Пушкина встречается, как известно, и в «Евгении Онегине», где он рассуждает об эгоизме, а также о дружбе, которой лишено современное ему общество:

Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя. (2:XIV)

Эту тему каламбура о «свете» как «нуле» Пушкин развивает и в «Уединенном домике на Васильевском». Дьявол Варфоломей (для которого опасно шутить со светом во всех смыслах) предостерегает в своих наставлениях своего «друга» Павла от подобных шуток-каламбуров над светом (намек на то, что можно пострадать, шутя со светом: «не шути этим словом»).

Такое же загадочное упоминание о шутке по поводу света и тьмы — неудачной шутке Темно-фиолетового рыцаря (обернувшегося бесом Коровьевым) — есть и в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Булгаков вводит в свой роман этот мотив каламбура о свете, делая его подоплекой истории беса Коровьева-Фагота, шута и гаера, который в своем далеком прошлом (будучи по своей природе «угрюмым рыцарем»), однажды неудачно пошутил: «Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, <...> его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал» (гл. 32).

Однако Воланд у Булгакова не вдаётся в подробности (также как и дьявол Варфоломей у Пушкина), в чем именно состоял сам каламбур о свете и тьме (дьявол Варфоломей также не раскрывает до конца Павлу, что именно он подразумевает под словом «свет»). Ведь в понимании черта свет — это всегда победа над Тьмой, хоть и временная. Более того, Царство Тьмы и Смерти — имеет также свой высший свет, о чем умалчивает дьявол — ему невыгодно откровенно говорить Павлу, что он и есть дьявол. Герой Пушкина только догадывается, что перед ним оборотень, но он не знает наверняка, кто перед ним («ангел ли хранитель или коварный искуситель»). Инкогнито дьявола Варфоломея превращает ситуацию Павла в игру, обусловленную двоякостью смыслов в этой игре (каковой и является вообще игра с дьяволом — то есть, игра с иррациональным).

Бал Сатаны, нарисованный Булгаковым в «Мастере и Маргарите», также показывает, что и «ад законом связан» (такое открытие для себя делает Фауст в трагедии И. Гёте — тоже после откровений Мефистофеля об устройстве света). В романе Булгакова также судьбы героев решаются на Балу, в том числе, и главный вопрос — о «вхождении» в «царство вечно» (ведущая тема пушкинского стихотворения «Жил на свете рыцарь бедный», мотивы которого звучат неоднократно и Булгакова в романе). Именно благодаря схождению в ад Маргариты и ее просьбам о заступничестве — «подруге Мастера» удалось вывести Мастера (как Орфею свою Эвридику) в пределы Покоя. Но остается за пределами романа тот факт, удастся ли героям через пределы Покоя выйти к пределам царства Света.