«Я тебя покидаю навек»
М.А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»
«...Кумушка моя ...Там с полки скляночку взяла». Создавая свою сцену, Булгаков усвоил не только весь сказочный пафос пушкинских описаний в «Руслане и Людмиле», но также и в «Гусаре» — с его образом ведьмы-«кумушки». Ведьмин задор Маргариты в сцене преображения роднит булгаковскую героиню не только с озорной пушкинской Людмилой, но и с ведьмой из баллады Пушкина «Гусар» (1833). Создается даже впечатление, что сцена преображения героини (сборов Маргариты на шабаш в главе «Крем Азазелло») унаследована Булгаковым именно через балладу Пушкина «Гусар»: «И слышу: кумушка моя... Там с полки скляночку взяла И, сев на веник перед печкой, Разделась донага, потом Из склянки три раза хлебнула, И вдруг на венике верхом Взвилась в трубу — и улизнула» («Гусар», 1833).
Подобное описание ведьмы на метле, которое у Пушкина пародийно переосмыслено в «Гусаре», — его героиня улетает «на венике» (Маргарита, как известно, «оседлала» щетку), конечно же, можно встретить ещё в средневековой литературе, например, в книге средневекового автора Жана Бодена «О бесовской одержимости колдуний» («La monomanie des sorciers», 1580), в которой автор подробно исследует полёты ведьм на шабаш и договоры человека с дьяволом. В этой средневековой книге можно найти поразительно схожий с пушкинским эпизод: «Ночью она встала и, затеплив свечу, взяла склянку и натерла себе тело салом; затем прошептала какие-то словеса и понеслась на шабаш». Мазь — обязательный атрибут ведьмы, без которого она не обретает способности летать на шабаш. И Азазелло, вручивший Маргарите круглую золотую коробочку (у Пушкина названную «склянка»), дает Маргарите указания, совершенно схожие с теми, какие можно прочитать и в средневековом трактате Жана Бодена. Азазелло говорит Маргарите: «Сегодня вечером, ровно в половину десятого потрудитесь, раздевшись донага, натереть этой мазью лицо и все тело» (гл. 19). В назначенный час Маргарита «начала втирать его <крем> в кожу тела... <...> тело Маргариты потеряло вес. Она подпрыгнула и повисла в воздухе невысоко над ковром» (гл. 20).
В одной из сцен романа в булгаковской паре бес и ведьма — Маргарита и Азазелло — совершенно узнаются пушкинские Гусар и Ведьма-кумушка (про которую сказано «взвилась в трубу и улизнула»): «Маргарита узнала Азазелло. Тот жестом пригласил Маргариту сесть на щетку, сам вскочил на длинную рапиру, оба взвились...» (гл. 22). Прежде чем попасть в другое измерение (куда обычно в сказке герой добирается на мистических кораблях или подаренном ему коне), Маргарита у Булгакова осваивает роль «наездницы» верхом на — чудесным образом преобразившейся — половой «щетке». Эта мифическая закономерность у Пушкина в «Гусаре» связана с «веником» и «кочергой», причем герой улетает туда на кочерге, а возвращается оттуда на коне. И это есть признак некого перерождения героя. В случае с Маргаритой также: она улетает на шабаш на половой щетке, а возвращается с шабаша ведьм — на черном автомобиле с водителем — черным грачом.
Прощальная записка («Fare thee well, and if for ever / Still for ever fare thee well»). Прежде чем отправиться на шабаш, Маргарита пишет прощальную записку своему мужу — «один последний долг перед началом чего-то нового, необыкновенного, тянущего ее наверх, в воздух» (гл. 20).
Подобный элемент прощальной записки присутствует у Пушкина в последней главе романа «Евгений Онегин», где он берет эпиграфом строчки из Байрона: «Fare thee well, and if for ever / Still for ever fare thee well» (англ. «Прощай, и если навеки, то навеки прощай»). Маргарита пишет прощальную записку своему мужу: «Я тебя покидаю навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня. Мне пора. Прощай. Маргарита» (гл. 20). Прощальную записку Маргариты («farewell letter») вполне можно считать реминисценцией из Байрона, усвоенную Булгаковым, конечно, опосредованно, через Пушкина. Своей прощальной запиской Маргарита констатирует, что со своим мужем они теперь в «разных мирах», реально и фигурально говоря. Как Анна Каренина нашла мужество оставить Каренина, как Татьяна смогла сказать «прощай» Онегину и как сам Пушкин, выходя из мира своего произведения, попрощался со своим читателем в последней главе «Евгения Онегина»: «...я хочу с тобой / Расстаться нынче как приятель. / Прости...», — так и Маргарита оставляет без сожаления этот мир ради мира иного.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |