«Вас непрестанно змий зовёт...»
А.С. Пушкин. «Евгенией Онегин»
«Шум и звон». В плане внутреннего перемещения героя большую роль в мифах часто играют призывные таинственные звуки и голоса. Таинственный призыв из мира иного, который осознается героем как некий «зов», — его осуществляет в мифах некая потусторонняя сущность.
В литературных обработках мифов — это, собственно, внутренний голос героя, который продолжает направлять его духовные поиски: «неведомый глас», который у Пушкина слышит и путник в «Подражании Корану» (1824), и поэт-пророк, ощутивший некий «шум и звон» и чей слух был «преображен» ангелом-серафимом. К этому же ряду символов можно отнести и тот голос, который слышит Татьяна, о чём она пишет в своём письме Онегину: «В душе твой голос раздавался». Эти звуки — часто признаки приобщения к глубине бытия и творческого состояния, обретаемые в какой-то момент героем.
Подобный «зов» ощутила и Маргарита у Булгакова, проснувшись однажды утром («тем» утром). Призывные звуки в полдень «того» дня принялись внедряться в ее сознание очень странным образом: «Сидя в парке Александровского сада на скамейке, она ощутила его вторую волну <таинственного зова>» (гл. 19). Булгаков несколько пародийно переосмысливает в этом эпизоде тот момент композиции мифа, который обычно связан с «голосами», включая свою вездесущую иронию (как это часто делал также и Пушкин в своих произведениях, оттеняя сакральное смеховым моментом). В эпизоде Булгакова Маргарита испытывает действительно двойственное чувство: «Волна толкнула ее вторично, и тут она поняла, что это волна звуковая. Сквозь шум города все отчетливее слышались приближающиеся удары барабана и звуки немного фальшивящих труб» (гл. 19). Ирония в том, что раздавались не звуки «иерихонской трубы», а «звуки немного фальшивящих труб» — как ни странно это может быть для сакрального момента, в котором пребывала героиня. Ирония Булгакова в том, что это были всего лишь звуки похоронного оркестра.
В реалиях художественного мира произведения внутренний голос героя, вступающий в спор с невидимым противником, — это его внутренний диалог, который сродни диалогу с «демоном» (как в «Демоне» или в «Разговоре книгопродавца с поэтом» у Пушкина, где герой не только слышит, но и видит искушающего демона). В «Демоне» (1823) герой Пушкина рассказывает о своих с ним встречах на уровне самой настоящей реальности: «Тогда какой-то злобный гений / Стал тайно навещать меня».
Подобный внутренний демон («злобный гений») посетил в тот день и Маргариту Николаевну, одиноко сидевшую на скамейке у стен Кремля: «Его <Мастера> не было рядом в этот день, но разговаривала мысленно Маргарита Николаевна все же с ним: «Если ты сослан, то почему же не даешь знать о себе? Ведь дают же люди знать. Ты разлюбил меня? Нет, я почему-то этому не верю. Значит, ты был сослан и умер... Тогда, прошу тебя, отпусти меня, дай мне, наконец, свободу жить, дышать воздухом». Маргарита Николаевна отвечала за него: «Ты свободна... Разве я держу тебя?» Потом возражала ему: «Нет, что это за ответ! Нет, ты уйди из моей памяти, тогда я стану свободна» (гл. 19).
В символическом плане такое состояние героини (героя) соответствует периоду, когда он слышит «зов», но ещё не видит и не осознает те силы, которые его осуществляют («Незримый, ты мне был уж мил», — говорит пушкинская Татьяна, для которой образ Онегина слился с видением демона-Онегина). По законам мифопоэтики сущность из мира другого — бес, демон, черт (часто это может быть также мертвец, ведьма и т. п.) овладевает сознанием героя, используя, например, медитативный звон колокольчика, как в «Бесах» Пушкина, треск огня у камелька, «ход часов лишь однозвучный», то есть, все, что может наводить сон или вызывать наваждение и переводить, таким образом, — без всякого объявления сна — обыденную реальность повествования в реальность «грез наяву».
«Звон», который слышит Маргарита, явно имеет интертекстуальный источник. В случае с булгаковской героиней это оказались методичные барабанные удары похоронного оркестра, которые она вдруг услышала, сидя на скамейке в парке у Кремля: «Маргарита провожала глазами шествие, прислушиваясь к тому, как затихает вдали унылый турецкий барабан, выделывающий одно и то же «бумс, бумс, бумс» (реминисценция пушкинского «дин-дин-дин», которое в «Бесах» у него также повторено трижды, «три удара», которые в «Гробовщике» Пушкин называет «франкмасонскими»).
Таким образом, интуитивно имея свой собственный инструмент для связи с потусторонним миром, герой в какой-то момент и действительно, словно подвержен неосознаваемому «зову», и начинает слышать внутренний призыв, таинственные звуки которого воздействуют на него («вас непрестанно змий зовёт...»). У Булгакова во время «внутреннего» диалога Маргариты со своим «демоном» также в какой-то момент странные звуки неотвратимо и призывно начинают вмешиваться в ее сознание. Это состояние можно характеризовать как пограничное, и оно связано с необычными состояниями героя из мифа.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |