«Взвилась в трубу — и улизнула».
А.С. Пушкин. «Гусар» (1833)
Сакральная точка мира, и Предмет поисков героя. Встречу Маргариты с бесом Азазелло, который материализовался («вылепился») из всей той «кутерьмы» в Москве, которая там царила в этот момент, можно считать символической. Она не случайна, так как происходит в моменты ее внутренних взываний о помощи. Мифические потусторонние силы всегда выводят героя из состояния «на перепутье», приводя затем в особую пограничную зону, в которой для героя открывается возможность легкого перемещения из одного пространства в другое. За счет этого герой с лёгкостью преодолевает предназначенный ему путь и, в конечном итоге, попадает в особую (сакральную) точку мира, где его ожидает предмет его поисков. Эти неведомые силы всегда могут сопровождать героя до самого места входа в новое измерение (а сам вход бывает часто сродни чёрной дыре или воронке, напоминающей розу).
В комплексе мотивов мифа о путешествии такая деталь как роза также возникает в эпизоде Булгакова. До того, как отправиться на прогулку в Александровский парк, Маргарита совершает небольшой «ритуал» (который отчасти также способствовал ее неожиданной встрече с бесом Азазелло). Именно бес «на свидании» произносит сакральную фразу: «Так пропадите же вы пропадом с вашей... сушеной розой!» (гл. 19). Проклятия, как и молитвы, имеют важное значение в поворотах событий.
Отправляясь на прогулку по Москве и находясь при этом в каком-то предчувствии, Маргарита в тот день заходит сначала в свою тайную комнату с ее реликвиями — засохшая роза, альбом, старая фотография, обожженная старая тетрадь с рукописью. Все эти предметы играют в романе символическую роль, как знаки, письмена, священные тексты в мифах, которые всегда служат также отправной точкой для «путешествия» героя, представляя как бы карту предстоящих путешествий. Благодаря своим «сувенирам», Маргарита с легкостью путешествует в воображении по прошлому, которое благодаря текстам из тетрадки, относит её в глубокие пласты на глубокие уровни мифического пространства.
В мифах символический центр Вселенной, который возникает на пути героя, представлен в виде некого сакрального места (города, острова) — это может быть, в том числе, и какой-нибудь чудесный город. Маргарита читает отрывок из романа любимого Мастера — об Ершалаиме, священном городе и месте казни божества, и это ее относит прямо к центру мира.
Символическое «путешествие» Маргариты начинается, таким образом, еще до выхода ее из квартиры. Булгаков отмечает: «...получив свободу на целых три дня, из всей этой роскошной квартиры Маргарита выбрала далеко не самое лучшее место». Для обыденного сознания это было может и «не самое лучшее место» — потому что это было что-то вроде чулана, но не для символического путешествия. В мифах часто можно встретиться с мифологемой тайной комнаты — местом, где также нередко существует потайная дверь и потайная лестница (часто ведущая прямо в небо).
«Засохшая роза», которая тут же присутствует среди реликвий Маргариты, — не только символ любви, но также и тайный знак «входа» в иные миры (вспомним сказку «Аленький цветочек», где цветочек — это и есть алая роза). Мысленное путешествие, которое совершает в этом знаковом месте Маргарита, предваряет другие трансуровневые перемещения, которые ей предстоит совершить впоследствии — ее полеты как часть большого её «путешествия». Все те тайные знаки, которые окружали Маргариту в ее тайной комнате, в том числе, и письмена из обгоревшей тетрадки, запечатлевшие образ Ершалаима, и спровоцировали ее «внутреннее путешествие». Читая текст рукописи, Маргарита символично переносится в Иерусалим (Ершалаим), сакральное место вселенской драмы, место страстей господних.
Чтобы понимать, о каком, на самом деле, магическом месте идет речь в этом эпизоде романа Булгакова, уместно также вспомнить, как в сюжете пушкинской поэмы «Монах» (1813) ее герой, вступив в договор с нечистой силой, «продает» свою душу бесу Молоку только ради совершения обещанного путешествия в священный град Ерусалем. Одно лишь упоминание Ерусалема в речах пушкинского Беса провоцирует у Монаха некое к нему «доверие» и формирует веру в его обещания. Такую же функцию в сцене Булгакова выполняет упоминание об Ершалаиме в соблазнительных речах беса Азазелло, когда тот, цитируя дословно магический отрывок из уцелевшей тетради — эпизод романа Мастера о роковой грозе в Ершалаиме, убеждает Маргариту с помощью этого «трюка» отправиться в некое «путешествие» (тот «полет ведьмы», о котором Маргарита еще не догадывается), и который также сродни полету пушкинского Монаха верхом на оседланном Бесе.
Полет верхом на борове в «Мастере и Маргарите» мы также найдем в художественном пространстве романа Булгакова (полет Наташи, домработницы Маргариты и новоиспеченной ведьмы), который также не раз возникает и в произведениях Пушкина — в полете на шабаш в «Гусаре» (1833): «Взвилась в трубу — и улизнула», и в полете Монаха, взгромоздившегося на черта и отправившегося верхом на нем в Ерусалем.
Текст об Ершалаиме, который перечитывает у Булгакова Маргарита в обожженной тетрадке, звучит как сакральный: «...Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим — великий город, как будто и не существовал на свете...» (гл. 19). Эта эсхатологическая картина, нарисованная Булгаковым, которая сродни пушкинским описаниям наводнения в Петербурге в поэме «Медный Всадник», наполняет художественное пространство романа Булгакова тревожными знаками судьбы, вторгающимися в сознание героини. Писатель накладывает при этом один на другой описания двух городов, превращая затем Москву во второй Ершалаим.
Священный город Ершалаим в то же время назван «ненавидимым прокуратором <Понтием Пилатом> городом» (таким же ненавидимым «священным градом востока» был Ерусалем и для беса Молока в поэме Пушкина «Монах», который лишь по договору согласился туда отправиться, унося на себе Монаха Панкратия). Священный город Ершалаим у Булгакова (как и Ерусалем у Пушкина), становится местом сосредоточия борьбы Добра и Зла. Над Москвой 1929 года, как и над Ершалаимом 29-го стоит одна и та же апокалипсическая гроза.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |