А ночь была тюрьмы черней...
А.С. Пушкин. «Гусар» (1833)
Апокалипсическая гроза («Тьма, пришедшая со средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город»). В реализации мифа о путешествии у Пушкина мы видели, как стихии были способны сгущаться до образа беса («В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам»; «Бесы», 1830). Реальный пласт повествования рисует при этом героя застигнутым ночью зловещей игрой стихий, и мы становимся свидетелями его таинственного похищения этими силами. Мифологемы ночи часто возникают именно как признаки потусторонности («А ночь была тюрьмы черней», — сказано у Пушкина о ночи накануне тех роковых открытий, которые происходят с героем «Гусара» /1833/ — разоблачение его кумушки-ведьмы, которая, отправляясь на шабаш, исчезает в трубе). В «Бесах» (1830) зловещая стихия застает путника в дороге («мутно небо, ночь мутна»), кружа его по неизвестным дорогам.
Исчезновение Мастера в романе Булгакова в ту зловещую ночь также оставляет в сознании читателя след потустороннего воздействия. В романе нет реальной сцены, описывающей, как и что именно произошло с Мастером «той ночью», той роковой ночью, когда он исчез, и, придя наутро, Маргарита не обнаружила его в «подвале». Отсутствие этой сцены у Булгакова — прием умолчания. Мы можем лишь опосредованно догадываться о происшедшей с ним в эту ночь трагедии — через переживания Маргариты (данные рассказчиком в иной сцене, следующей за «Сном» героини). В осознании Маргаритой трагического момента исчезновения своего возлюбленного звучит у Булгакова мотив «ускользающей» Фортуны. Рассказчик безгранично сочувствует при этом Маргарите: «Сжимается сердце при мысли о том, что испытала Маргарита, когда пришла на другой день в домик мастера <...> и узнала, что мастера уже нет» (гл. 19); «Зачем я тогда ночью ушла от него? Зачем? Ведь это же безумие! Я вернулась на другой день, честно, как обещала, но было уже поздно. Да, я вернулась, как несчастный Левий Матвей, слишком поздно!» (гл. 19). Перипетии своей судьбы Маргарита ассоциирует с судьбой героев из другой реальности, описанной в романе Мастера, а именно, ассоциируя себя с Левием Матвеем.
Все, что осталось от Мастера, это его обожженная тетрадка с записями фрагментов его романа. Булгаков вводит эпизод чтения Маргаритой сохранившегося отрывка из романа, который звучит как «пратекст», в котором прослеживаются и мифологема ночи и мифологемы стихий, поглотивших героя (но поглотивших при этом также и целый город — мифический Ершалаим): «Тьма, пришедшая со средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город» (гл. 19). Произнесение глубоко символичных текстов, которые воспроизводят некий Хаос, есть глубокое переживание героем крушение мира — это символическое расчленение, разъятие Космоса на отдельные его составляющие. Таковой «пратекст» передает глубокое нарушение душевного равновесия героя вплоть до полного крушения мира в его сознании. Текст, наполненный символами, может даже выполнять функции обрядового заклинания. Сам акт чтения такового текста, выполняющего роль сакрального, призван восстановить нарушенное равновесие героя. По своему символическому значению это близко переживанию божественного акта «первотворения», поскольку разъятый первоначально космос (через положение разъятых его частей по отношению к человеку) в дальнейшем воссоединяется в сознании, и происходит последующий синтез и восстановление разрушенного. Восстанавливается при этом нарушенное равновесие героя, утерянное в состоянии кризиса.
Маргарита читает отрывок из романа — текст о пришедшей в город Ершалаим грозе, который вызывает у нее ассоциации с той роковой ночью Мастера, когда он исчезает, когда неизвестная стихия «поглотила» его. При этом, картины разрушений, рисуемые в этом отрывке, сродни апокалиптическим картинам. В мифах взаимодействие ночных стихий в соединении с «игрой» мистических сущностей, которые её и затеяли, способствует, в конечном итоге, дальнейшему трансуровневому перемещению героя. Мотив таинственного и необъяснимого похищения героя неизвестными силами движет и развитие сюжета у Булгакова. В его развитии мотив похищения (рока) перекликается с мотивом спасения: «Что изменилось бы, если бы она <Маргарита> в ту ночь осталась у мастера? Разве она спасла бы его?» (гл. 19).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |