2.6. Жанр «Блаженства»

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о сходстве между «Адамом и Евой» и «Блаженством». Схожи сюжетные схемы пьес. Ученый (Ефросимов, Рейн) изобретает аппарат, применение которого может изменить, нарушить социальные или природные законы. Ему противостоит герой-организатор (Дараган, Саввич), сторонник жесткого порядка. Их идейное противостояние дублируется, усиливается любовным соперничеством. Женщина (Ева, Аврора) выбирает творца. Помимо серьезных героев присутствует комическая пара, действующая параллельно им. Действие строится на основе конфликта организующего и творческого начал. Схожи пьесы и в жанровом отношении: «Блаженство», на наш взгляд, также является драматической мениппеей.

Если в «Адаме и Еве» М. Булгаков возвращал своих героев к первобытному состоянию, обращался к прошлому, то в «Блаженстве» он рисует будущее. Прогнозы развития человечества, утопические и антиутопические картины его будущего были очень популярны в литературе этого периода. В «Блаженстве» в мениппейных традициях драматург исследует идею создания абсолютно прекрасного, идеального мира, волновавшую многих.

В критике при установлении связей «Блаженства» с общим литературным контекстом чаще всего упоминаются «Клоп» и «Баня» В. Маяковского и «Мы» Е. Замятина. «Блаженство» относят к антиутопиям. Исследователи обращают внимание на родственность пьесы М. Булгакова и замятинского романа: авторов объединяет идея неприятия тоталитарной системы, протест против уничтожения ею личности. Но, выдвигая это положение, комментаторы черновиков булгаковских пьес, обнаруживают «знаки солидарности Булгакова с позицией Замятина», обращаясь к ранним редакциям «Блаженства». Между тем, как мы убедились в ходе анализа, из окончательного варианта пьесы многое, именно то, что делало очевидным тоталитарную природу мира будущего, его жестокую власть над человеком, исчезает, затушевывается. Конфликт государственного и личностного начала, характерный для антиутопии (в булгаковском варианте конфликт «организующего» и «творческого» начал), представляется уже не столь драматичным, напряженным.

Нет математически точных, как у Е. Замятина, рассуждений директора Института Гармонии о необходимости исправления Авроры, увлеченной Рейном. Это увлечение Саввич воспринимает как неправильность. Нет решения о ссылке людей XX века на некий остров для исправления. Отец Авроры — главный представитель власти в пьесе — отпускает тех, кто не хочет оставаться в Блаженстве. Он не рисуется уже столь зависимым от Саввича, даже занимая место не председателя Совнаркома, а лишь наркома изобретений. Если ранее Саввича, пытавшегося помешать побегу из Блаженства, убивали, теперь он остается в живых.

Различен пафос произведений Е. Замятина и М. Булгакова. «Мы» — образец серьезной сатиры, где смех редуцирован. Это роман-предупреждение, вещь, оказавшаяся во многом пророческой для XX века. О «Блаженстве» критики также говорят как о пьесе-предупреждении. Но М. Булгаков освобождает пьесу от откровенной насмешки над будущим. Он заставляет весело засмеяться где-то над людьми XXIII века (например, над публикой, восторженно принимающей Милославского), где-то вместе с ними (например, в ироничном разговоре Радаманова и Авроры). По пафосу картины будущего «Блаженство» оказывается близко уже произведениям В. Маяковского.

Но если В. Маяковский верит в скорое строительство нового счастливого мира, то в основе булгаковского отношения к придуманному им будущему лежит ирония. Она свойственна М. Булгакову. В. Казаркин в работе о «Мастере и Маргарите» несколько раз подчеркивает, что ирония выступает определяющим началом романа, той основой, которая объединяет, делает цельной его «внешнюю разноголосицу» [87, 147]. Взятая «в значении философской позиции», она становится средством усиления активности читательского сознания [87, 166—168]. Все это в полной мере можно отнести и к пьесе «Блаженство», которая писалась в то время, когда работа над «закатным романом» уже шла. Ирония М. Булгакова по отношению к миру Блаженства черпает энергию в авторском сомнении. Представляется несправедливым мнение А. Смелянского о том, что «Блаженство» и «Иван Васильевич» «не идут ни в какое сравнение не только с прозой, написанной вне заказа, но и драмами 20-х годов...» [43, 7], и о том, что драматург лишь «попытался воплотить некоторые излюбленные идеи» [43, 9]. М. Булгаков не только попытался воплотить, но, как и в «Адаме и Еве», вступая в диалог с современниками, воплотил идеи, волновавшие его. В драматической мениппее о будущем он испытал идею возможности создания такого будущего, о котором писали современники.

Ирония есть отрицание под видом утверждения. И Блаженство, будущее, придуманное М. Булгаковым, по сути своей — отрицание возможности создания мира, где победило одно из двух начал, лежащих в основе бытия, — организующее.

Этим можно объяснить и подзаголовок, данный пьесе автором — «Сон инженера Рейна». Сон — «свободная зона», родственная сказке, театру [149, 306]. И это распространенный в карнавализованной литературе мотив. По М. Бахтину, во сне заключена возможность совсем иной жизни, оценки и нового понимания обычной жизни, возможность испытания идеи [20, 171]. Призрачны, условны, мнимы время и пространство в «Зойкиной квартире» и в «Багровом острове». В. Кривонос считает эти качества признаками «заколдованного места» (гоголевский мотив), мотивы которого наблюдает в «Мастере и Маргарите», «Собачьем сердце», «Роковых яйцах», «Дьяволиаде» [95, 42]. Блаженство — мнимость. С призрачностью, условностью связан, на наш взгляд, и гоголевский прием, обнаруженный автором примечаний к черновикам пьесы: когда персонажу дается известное, но не соответствующее ему, его характеру имя (сапожник Гофман и жестянщик Шиллер в «Невском проспекте»). Так у вора оказывается княжеская фамилия — Милославский, у Саввича имя романтического любовника — Фердинанд.

Идея создания общества подобного Блаженству, то есть основанного на победе организующего начала, испытывается М. Булгаковым. В разные исторические времена рассматривается конфликт творца и организатора. Рейн оказывается противопоставленным людям власти: Ивану Грозному (а в одном из ранних вариантов — Николаю Первому) в прошлом, Бунше (а также всему дому) в настоящем, Саввичу в будущем. Это вечный конфликт: без противостояния, организующего и творческого начал жизнь невозможна. Карнавал вскрывает эту устойчивую неустойчивость. М. Булгаков делает это весело. Право на шутку ему дает сама жизнь, сохранившаяся в столкновении с Грозным и Николаем Первым. Заметим, что пьеса, строящаяся на конфликте деспота и творца, одну из сторон которого представляет русский император, в творчестве М. Булгакова есть. В пьесе «Александр Пушкин» Николай Первый — антагонист Пушкина. Уничтожается телесная оболочка поэта, но гений его продолжает жить.

Уцелеет жизнь и в столкновении с Буншей, и даже с Саввичем, если таковой все-таки появится, если будет осуществлена попытка выстроить жизнь в соответствии с идеалами организаторов. Даже самая прекрасная она не будет удовлетворять человека, как не удовлетворяет жизнь в Блаженстве Аврору и людей XX века.