Хотя московский Театр сатиры отклонил пьесу Булгакова о будущем, ею интересовались другие театры Москвы и Ленинграда. 12 мая 1934 года Е.С. Булгакова записала в дневнике: «Вчера вечером — вахтанговцы. Уговорили М.А. прочитать им "Блаженство"». 16 мая еще одна запись: «Из Ленинграда — третий запрос о "Блаженстве". Из Московского театра Ермоловой тоже об этом спрашивают. Надо решать этот вопрос»1.
В начале июня 1934 года Булгаков уехал в Ленинград вместе с труппой МХАТа. 26 июня он писал П.С. Попову в Москву: «...колоссальное спасибо тебе за присылку "Блаженства"»2. Текст пьесы нужен был драматургу для ленинградского Красного театра, для которого три года назад он написал пьесу «Адам и Ева». Вполне вероятно, что запросы из Ленинграда о «Блаженстве» исходили от директора Красного театра В.Е. Вольфа, с которым у Булгакова сложились давние дружеские отношения. Свой разговор с Вольфом он описывает в следующем письме П.С. Попову 10 июля 1934 года: «С "Блаженством" здесь произошел случай, выпадающий за грани реального. Номер "Астории". Я читаю. Директор театра, он же и постановщик, слушает, выражает полное и, по-видимому, неподдельное восхищение, собирается ставить, сулит деньги и говорит, что через сорок минут придет ужинать вместе со мной. Приходит через сорок минут, ужинает, о пьесе не говорит ни одного слова, и затем проваливается сквозь землю и более его нет! Есть предположение, что он ушел в четвертое измерение. Вот какие чудеса происходят на свете!»3
Последняя фраза письма повторяет реплику Михельсона в финале «Блаженства»: «Вот, товарищи дорогие, что у нас в доме в Банном переулке произошло!», а также последнюю реплику Шпака в финале пьесы «Иван Васильевич»: «Вот, граждане, какие происшествия имеют место в нашем проклятом переулке. Совершенно как сон»4. Драматургу явно нравилась колоритная языковая стихия его пьесы, в которой легко и комично истолковывались печальные и фантасмагоричные события современности.
Над «Блаженством» явно тяготел злой рок. Будущее Страны Советов в изображении М.А. Булгакова было крамольным — об этом свидетельствует внезапное молчание Вольфа.
Вольфу действительно суждено было уйти «в четвертое измерение»: он был арестован, объявлен врагом народа и полгода провел в лагерях. Затем его восстановили в прежней должности директора Красного театра. В 1939 году, когда Вольф вновь появился у Булгаковых, Е.С. Булгакова записала в дневнике: «...похудел, поседел, стал заикаться»5.
К осени 1934 года стало ясно, что единственный путь увидеть этот сюжет на сцене — согласиться на переделки, которые предлагал Театр сатиры, то есть «усечение будущего» и добавление сцен о приключениях Ивана Грозного в Москве 1930-х годов.
17 сентября с официальным предложением Театра сатиры к Булгакову пришел режиссер Н. Горчаков. Комедию об Иване Грозном в Москве он назвал «обозрением». «Когда М.А. сказал, что не хочет писать обозрение, — записывает Е.С. Булгакова, — Горчаков сказал, что комедия устраивает их еще больше»6.
29 сентября по поводу переделки «Блаженства» жена писателя встречалась с заместителем директора Театра сатиры И. Веровым. Через несколько дней Булгаков заключил с Театром сатиры договор о «переработке пьесы "Блаженство", согласно указаниям дирекции» (9 октября 1934 года)7. Сдать текст пьесы драматург был обязан 15 декабря 1934 года. То есть на переделку отводилось всего два месяца. Однако обстоятельства сложились так, что она заняла целый год и была закончена лишь в сентябре 1935 года.
В личном архиве М.А. Булгакова тетрадь с рукописью «Ивана Васильевича» следовала сразу вслед за рукописью «Блаженства»: черная коленкоровая тетрадь с текстом «Блаженства» (вторая редакция) имеет № 11, а тетрадь с набросками и текстом «Ивана Васильевича» — № 12. Впоследствии на них были поставлены новые номера: № 59 и 63.
Действительно, хронологически эти пьесы разделяет рукопись «Александра Пушкина», написанная в декабре 1934 — сентябре 1935 года. В архивных шифрах ОР РГБ тетрадь с рукописью пьесы об Иване Грозном идет вслед за окончательным текстом «Пушкина». Между тем первоначальные номера личного булгаковского архива, относящиеся к 1930-м годам, по всей вероятности, отражают подлинный ход событий: переделка «Блаженства» в пьесу об Иване Грозном началась в 1934 году, до и, вероятно, параллельно с собиранием материала для пьесы о Пушкине. Устный договор с В.В. Вересаевым о работе над пьесой о Пушкине был заключен 18 октября 1934 года, через несколько дней после заключения с Театром сатиры договора на «Ивана Васильевича» (в договоре — переделка пьесы «Блаженство»). Название пьесы появилось в 1934 году. 30 ноября 1934 года Е.С. Булгакова записывает в своем дневнике: «Днем М.А. диктовал для варианта "Ивана Васильевича" (измененное "Блаженство")»8.
Следовательно, тогда же появился замысел о двойниках — царе и управдоме, совершающих путешествия во времени из XX в XVI век и обратно. Подобное путешествие совершал в первой рукописи романа о дьяволе «Копыто инженера» (затем «Консультанте копытом») Иванушка Бездомный. Написанная весной 1929 года третья глава рукописи, названная «Доказательство инженера» и рассказывающая о гибели Берлиоза на Патриарших прудах, заканчивалась тем, что Иванушка, только что споривший с Воландом, невероятным образом переносился во времени и оказывался в XVI веке, на паперти собора Василия Блаженного. Эта глава была сожжена Булгаковым 18 марта 1930 года и восстановлена М.О. Чудаковой по тексту, сохранившемуся на обрывках листов у корешка тетради и рукописи второй редакции романа:
«И сидел Иванушка, погромыхивая веригами, а из храма выходил царь.
В трясущейся руке держал посох, острым концом его раздирал плиты.
— Студные дела твои, царь, — сурово сказал Иванушка, — ну, а дай денежку мне, царь Иванушка, — ...помолюсь уж за тебя.
— На тебе денежку, Иванушка-верижник»9.
Во второй тетради 1928—1929 годов в главе «Шестое доказательство» написана та же сцена перенесения во времени:
«И точно, учинился Иванушка на паперти. И сидел Иванушка, погромыхивая веригами, а из храма выходил страшный грешный человек: исполу царь, исполу — монах. В трясущейся руке держал посох, острым концом его раздирал плиты. Били колокола. Таяло.
— Студные дела твои, царь, — сурово сказал ему Иванушка, — лют и бесчеловечен, пьешь губительные обещанные диаволом чаши, вселукавый мних. Ну, а дай мне денежку, царь Иванушка, помолюся ужо за тебя.
Отвечал ему царь, заплакавши:
— Почто пужаешь царя, Иванушка. На тебе денежку, Иванушка-верижник, Божий человек, помолись за меня!
И звякнули медяки в деревянной чашке.
Завертелось все в голове у Иванушки, и ушел под землю Василий Блаженный. Очнулся Иван на траве в сумерках на Патриарших прудах...»10
Появление Ивана Грозного в романе о дьяволе следует сразу вслед за тем, как Антоша Безродный (Иванушка Попов, затем Иванушка Безродный) наступает по просьбе Воланда на нарисованное им на песке изображение Иисуса Христа. И не просто наступает, а в доказательство своего неверия «стирает свой рисунок "скороходовским сапогом"». Тогда и происходит гибель Берлиоза под трамваем, а Иванушка переносится в XVI век. Таким образом, в романе Булгакова устанавливается очевидная связь образа Ивана Грозного с властью дьявола. Этот взгляд вполне согласуется с летописным: «Летописцы, — пишет о душе Ивана Грозного Н.М. Карамзин, — не могли проникнуть в ея внутренность; не могли видеть в ней борения совести с мятежными страстями: видели только дела ужасныя, и называют тиранство Иоанново чуждою бурею, как бы из недр ада посланную возмутить, истерзать Россию»11.
Подобное понимание тиранства, насилия как одержимости бесами соответствует смыслу бесовства, наваждения в творчестве Булгакова, восходящему к Евангелию от Луки и роману Достоевского «Бесы», статьям Д.С. Мережковского и С.Н. Булгакова: это чуждая буря, посланная возмутить Россию12. В год катастрофы Булгаков обращается к истории России в поисках аналогии происходящему в республике трудящихся: именно к 1929 году относятся выписки из актов времен междуцарствия и истории правления Петра I.
Сам текст отрывка об Иване Грозном в романе: «трясущаяся рука» царя, острый конец посоха, которым он раздирает плиты, свидетельствует о подробном знакомстве писателя с историческими источниками и портретами Иоанна. Острым концом посоха Иоанн пронзил и пригвоздил к плитам ногу гонца Андрея Курбского, привезшего его первое письмо. Им ударял он осмелившихся перечить ему бояр. Посохом смертельно ранил, ударив в голову, сына Ивана.
Собственно, работа над этим образом началась в тетради с рукописью «Блаженства». После слов «Явление Иоанна» сделана отсылка: «см. с. 159». На с. 159 этой же тетради рукой Е.С. Булгаковой сделаны выписки из различных документов, озаглавленные «Об Иоанне Грозном». Здесь приводится описание Ивана Грозного: «Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп, возрастом велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широки, мышцы толстыя... Таков бо бе царь Иван... Кроме того, "жестокосерд"...»13 На этом слове запись обрывается.
Портрет этот рисует царя Ивана в расцвете сил. Внезапная перемена, происшедшая в нем, приписывалась современниками действию нечистой силы: «2 февраля (1665 г.) Иоанн торжественно въехал в столицу... Вид его изумил всех. Опишем здесь наружность Иоаннову. Он был велик ростом, строен; имел высокия плеча, крепкия мышцы, широкую грудь, прекрасные волосы, длинный ус, нос римский, глаза небольшие, серые, но светлые, проницательные, исполненные огня, и лицо, некогда приятное. В сие время он так изменился, что нельзя было узнать его: на лице изображалась мрачная свирепость; все черты исказились; взор угас; а на голове и в бороде не осталось почти ни одного волоса от неизъяснимого действия ярости, которая кипела в душе его»14.
Замысел пьесы и строится, отчасти, на этой перемене царя. Увидев вместо Иоанна переодетого Буншу, дьяк и стрельцы едва узнают его:
«Милославский. Я извиняюсь, в чем дело, дорогие товарищи?
— Где государь?
Милославский. Без паники, товарищи! Вот он, в чем дело?..
— <...> Похудел, кормилец!
Милославский. Похудеешь тут с вами. Вы куда глядели? Царя демоны едва из-под носу не ликвидировали, а вы? Зеваете?»15.
Сочетание современной Булгакову лексики и русской речи XVI века изначально входило в замысел пьес о путешествии во времени. Это сочетание временных пластов речи особенно важно для пьесы «Иван Васильевич». Но уже в «Блаженстве», работая над явлением Иоанна Грозного, Булгаков стремился обозначить разрыв между живым богатством языка образованных людей XVI века, и косноязычным жаргоном советского времени. Не случайно первыми книгами, к которым он обратился, была «Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков» Ф.И. Буслаева (М., 1861) и изданные Н.Г. Устряловым «Сказания князя Курбского» (СПб., 1842). Именно из них сделаны выписки в тетради с рукописью «Блаженства». Первая выписка в тетради Булгакова: «Послание к Козьме относится, примерно, к 1578 году»16 — сделана из хрестоматии Ф.И. Буслаева, так как в других, позднейших источниках, послание датируется 1573 годом.
Отсюда же, вероятно, взят и текст послания, вошедший в пьесу. Возможно, выбор этого текста был подсказан работой Булгакова над романом о Христе и дьяволе. В послании к Козьме царь Иоанн сравнивает своевольных и опальных бояр с иерусалимскими первосвященниками Анной и Каиафой, а боярина Варлаама Собакина называет Пилатом. В ранних рукописях романа Иванушка не только перелетает в XVI век и встречает на паперти Ивана Грозного, но и играет после встречи с Вель-яром Вельяровичем Воландом на гармони и поет на Патриарших прудах частушки:
«Долгий нарастающий звук возник в воздухе, и тотчас из-за угла дома с Садовой на Бронную вылетел вагон трамвая. Он летел и качался, как пьяный, вертел задом и приседал, стекла в нем дребезжали, а над дугой хлестали зеленые молнии. <...> Трамвай проехал по Бронной. На задней площадке стоял Пилат, в плаще и сандалиях, держал в руках портфель.
"Симпатяга этот Пилат, — подумал Иванушка, — псевдоним Варлаам Собакин..."
Иванушка заломил картузик на затылок, выпустил [рубаху], как сапожками топнул, двинул мехи баяна, вздохнул семисотрублевый баян и грянул:
Как поехал наш Пилат
На работу в Наркомат.
Ты-гар-га, маты-гарга!»17
Пилат-Варлаам Собакин — явная цитата из «Послания к Козьме» Иоанна IV, и сцена современного Варлаама в трамвае — реализация Булгаковым метафоры в послании царя, который обличал своих бояр. Также жестокосердны и новые чиновники советских наркоматов. Это видение посещает Иванушку в фантастическом пространстве-времени, знаком которого являются появившиеся на Патриарших прудах вместо лип Пальмье.
Вероятно, Булгаков работал с «Актами историческими» времен Иоанна Грозного — в его записной книге 1929 года есть ссылки на «Акты времен междуцарствия». В 1934 году он возвращается к этой теме. Текст Послания Иоанна в хрестоматии Ф.И. Буслаева:
«Из послания царя Ивана Васильевича Кириллобелозерского монастыря игумену Козме с братиею. Около 1578.
В прелестную обитель Пречистыя Владычица нашея Богородица честнаго и славнаго ея Успения, и Преподобнаго и богоноснаго отца нашего Кирилла Чудотворца, иже о Христе божественнаго полка наставнику и вожу и руководителю к пренебесному селению, преподобному игумену Козме яже о Христе с братиею, Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Руси челом бьет. Увы мне грешному! горе мне окаянному! ох мне скверному! Кто есмь аз на таковую высоту дерзати?»18
Весь этот текст почти полностью вошел в пьесу и составил реплики Иоанна. Диктовать дьяку царь заканчивает на словах «...челом бьет». Следующие слова послания Козьме Иоанн выкрикивает, увидев «демонов» — жителей СССР из XX века. Булгаков добавляет лишь возгласы «Сгинь!», «Пропади!» и «душегубцу»: «Иоан. Сгинь! Пропади! Увы мне, грешному! Горе мне окаянному! Скверному душегубцу, ох!»19
В первой редакции «Блаженства», увидев демонов, Иоанн произносил точный текст послания: «Ох мне, грешному!» Во второй редакции «Блаженства» в тексте Иоанна появляются новые слова: «Мне, скверному душегубцу, ох!» Возвращенный Рейном к машине, Иоанн кричит: «Кровь на мне! Ох мне!» Совершенно очевидно, что встречу с демонами царь воспринимает как возмездие за совершенные им убийства. В остальном фрагменты из послания к Козьме совершенно идентичны во всех трех редакциях «Блаженства» и двух редакциях «Ивана Васильевича». Весь остальной материал выписок «Об Иоанне Грозном» за исключением реплики «Смертный прыщ!», обращенной к Якину, в «Блаженстве» не используется, но используется в «Иване Васильевиче».
Эти выписки, на наш взгляд, и могут быть «еще одной тетрадью», существование которой предположила в 1976 году М.О. Чудакова: «царь Иоанн явился из какого-то уже сформировавшегося сценического мира»20. Этот мир действительно сформировался — в рукописях романа «Мастер и Маргарита» и в рукописях «Блаженства» и свидетельствует о той глубине, с которой проработан образ каждого персонажа, в том числе эпизодического. Характеры героев были ясны, специфическая манера речи каждого, в том числе Иоанна, уже выработана.
Выписки демонстрируют самое начало работы над образом царя: «Иоанн родился в 1530-м, умер 16 марта 1584 года. В 1578 году ему было, значит, 48 лет. Сына убил в 1581 году. Опричнина с 1565 года и до смерти Иоанна. "Гой да, гой да". "...главоболие с похмелья..." Стрельцы появились при Иоанне Грозном в половине XVI века (Устрялов). Пищаль. Опричник: меч, бердыш, парчовая одежда под черной рясой (Устрялов). Стрелецкие сотники. Стремянной стрелец из стражи государевой. "Пес смердящий" (Буслаев) "...всяких скверн исполненный..." "прыщ смертный..." (язва) "...о, беда претягчайшая..." <...> "псы басурманские..." "...богаради, бога ради..." "...господне и отцы, молю вас..." "...исполу есмь чернец..." "собака..." "что у нас в Москве учинилось..."»21.
В главе романа «Мастер и Маргарита» «Дело было в Грибоедове», написанной в 1929—1931 годах, о стрельцах вспоминает видевший царя Иоанна и повредившийся в уме Иванушка: «<...> первым делом с Москвы-реки бросился в Кремль, но у Спасских ворот стремянные стрельцы не пустили! Иди, говорят, Божий человек, проспись...»; «<...> спосылайте кого-нибудь в Кремль, в верхний коммутатор, скажите, чтобы тотчас сажали бы стрельцов на мотоциклетки с секирами, с пулеметами в разных направлениях инженера ловить!»22
Само именование в романе дьявольского консультанта «инженером» и ловля Иванушкой этого инженера в Москве — гротескное напоминание о проходившем в конце двадцатых годов процессе над инженерами фирмы «Виккерс», которых обвиняли во вредительстве.
В 1929 гаду комплекс отношений московского жителя Иванушки с властью соответствует представлениям времен опричнины Ивана Грозного. В нем есть даже намек на некую традицию. Две эпохи легко соединяются в сознании и в речи пролетарского поэта. Этот эпизод свидетельствует не столько об уникальности, сколько о вечности фигуры Иванушки Бездомного, восходящей к образам русского фольклора. Легко поддаваясь обстоятельствам, этот герой всегда сохраняет некие вечные, вневременные черты, одну из которых — девственность — сразу определяет Мастер: Иванушке в сюжете романа, как и в произведениях фольклора, предстоит путь познания и открытий.
Булгаков использовал для выписок исторические сочинения, и прежде всего «Историю государства российского» Н.М. Карамзина и сказания о Лжедимитрии I, изданные Н.Г. Устряловым. В «Истории» Карамзина приводятся подробные выписки из переписки Иоанна с Андреем Курбским и польским королем Стефаном Баторием. На «Историю...» Карамзина указывает также сближение клича «Гой да, гой да» с записью об учреждении опричнины. Это был обычный клич опричников после совершения убийств по царевому приказу: «Умертвили в 4 часа около двухсот человек. Наконец, совершив дело, убийцы, облиянные кровью, с дымящимися мечами стали перед царем, восклицая: "Гойда! Гойда!" и славили его правосудие»23.
Исследователь пьесы «Иван Васильевич» Я.С. Лурье устанавливает исторические источники, использованные Булгаковым в тексте пьесы: это Послание Иоанна в Кирилло-Белозерский монастырь в 1573 году, Послание польскому королю Стефану Баторию 1581 года, третье послание А. Курбского Ивану Грозному после сдачи Полоцка в 1579 году, «Слово (Моление) Даниила Заточника» XIII века. Исследователь предполагает знакомство Булгакова с трактовкой фигуры Ивана Грозного в учебнике А. Нечволодова, трудах Н.М. Карамзина, Н.И. Костомарова, В.О. Ключевского, С.М. Соловьева и статьей К.Н. Бестужева-Рюмина в Энциклопедическом словаре Брокгауза-Ефрона, которым часто пользовался Булгаков24.
Выписки предполагают знакомство Булгакова с «Историей князя великого московского», написанной А. Курбским и ответ царя на «эпистолию первую» А. Курбского из города Волмера. По-видимому, выписки делались последовательно по хрестоматии Буслаева из Послания Козьме, из «Истории князя великого московского о делахъ, яже слышахом у достоверных мужей, и яже видехом очима нашима» А. Курбского, из ответа Иоанна на первое письмо Курбского из Волмера.
В «Истории князя великого московского» Булгакова привлекли слова из рассказа о преследовании Сильвестра и Адашова: «Егда уже оборонился, Божиею помощью, храбрыми своими от окрестных врагов его, тогда воздает им! Тогда платит презлыми за предобрейшее, прелютыми за превозлюбленнейшее, лукавствы и хитролествы за простыя и верныя их службы... отворивши оба ухи своми презлым ласкателем (над ними же, уже яко многажды рехом, ни един прыщ смертный во царстве поветреннем быти может)... не отрицаемся, реча, аще повинни будем смерти; но да будет судъ явственный пред тобою и предо всем сенатом твоим...»25
Из этого текста выписано выражение «прыщ смертный». Позднее, на основе его появятся в пьесе реплики Иоанна: «Бориса на царство? Так он, лукавый, презлым заплатил царю за предобрейшее! Сам царствовати и всем владети! Повинен смерти!»26 Они составлены из обвинений А. Курбского, из первого письма самого Иоанна, в котором он обвинял самого Курбского в желании стать «ярославским владыкою», и из слов Сильвестра и Адашева, переданных в «Истории князя великого московского» Курбским, — «аще повинни будем смерти».
Следующие выписки составили реплику Иоанна в третьей редакции «Блаженства»:
«Открывают дверь на чердак... В состоянии тихого помешательства идет Иоан. Увидев всех, крестится.
Иоан. О, беда претягчайшая! Господне и отцы, молю вас, исполу есмь чернец...»27
Слова Послания в Кирилло-Белозерский монастырь: «...и мнится мне окаянному, яко исполу есмь чернец...», вероятно, были хорошо известны Булгакову. Его знакомство с текстом Послания задолго до начала работы над пьесой не оставляет сомнения. Возможно, некоторые куски текста он помнил наизусть. В сцене перенесения Иванушки на паперть собора Василия Блаженного об Иоанне сказано: «...из храма выходил страшный грешный человек — исполу царь, исполу монах». Послание объясняет и сцену, где Пилат едет в трамвае, Иванушка же вспоминает его «псевдоним» — «Варлаам Собакин, понеже от царские власти послан»28.
За словами «исполу есмь чернец» в тетради Булгакова выписано: «собака» и «что у нас в Москве учинилось». Сближение в выписках покаянных интонаций Послания с ругательствами и бытовой речью сразу намечает оригинальный характер царя: двойственность религиозной, возвышенной и в то же время обуреваемой низменными страстями, мстительной и жестокой натуры.
Вероятно, ругательство «собака» выписано из первого письма Иоанна Курбскому: оно встречается в нем не раз. Иоанн пишет: «А мук и гонений и смертей многообразных ни на кого не умышляли есмя, а еже о изменах и чародействие воспомянут еси: ино, таких собак везде казнят... да те же наши изменники возмутили народ, якобы и нас убити, за то, яко ж ты, собака! лжеши...»29
В тетради с набросками к пьесе «Иван Васильевич», начатой осенью 1934 года (а возможно, ранее — летом) первой написана сцена доноса Шпака в милицию о появлении в квартире гражданина, одетого царем. Шпак оскорблен обращением к нему Иоанна: «холуй». Сцена заканчивается репликой Шпака, положившего трубку: «Вот тебе и холуй».
Эта сцена также имеет в подтексте строки Послания к Козьме. Иоанн в пьесе не подозревает, что попал в общество всеобщего равенства и братства. Подобное равенство известно ему лишь как равенство в вере христианской: «Ино то ли путь спасения, — писал он Козьме, — что в чернь-цех боярин боярства не острижет, а холоп холопства не избудет? да како Апостолово слово: "несть Еллин ни Скиф, несть ни раб, ни свобод, все едино есте о Христе"? да како едино, коли боярин по старому боярин, а холоп по старому холоп?»30
Не признав в Шпаке князя, Иоанн спрашивает его: «Ты чьих будешь?.. Чей холуй, говорю?»31 Царь Иван невольно выдает истинное положение в обществе внешнего равенства: боярин здесь по-прежнему боярин, а холоп по-прежнему холоп. Не случайно также в отношении Шпака Булгаков меняет слово холоп на более современное и совершенно определенно экспрессивно окрашенное — «холуй».
На второй странице рукописной тетради «Ивана Васильевича» появляется запись: «Режиссер Слюнкин. Паки и паки говорю вам — перестаньте креститься»32.
Осень 1934 года была занята у Булгакова переделками сценариев «Мертвых душ» и «Ревизора». Отнюдь не случайно в пьесе «Иван Васильевич» появляются кинематографические мотивы и фигура кинорежиссера Якина, человека невежественного, но высказывающегося с большим апломбом. Общение с молодыми режиссерами-постановщиками «Мертвых душ» и «Ревизора» не всегда приводило драматурга в восторг. Это были М. Каростин и И. Пырьев.
Стиль молодых кинематографистов определил манеру речи кинорежиссера в пьесе. В репликах Якина гротескно сталкиваются литературная речь, язык Гоголя, древнерусский язык и киношный жаргон. Якину трудно говорить с царем, так как он привык — и в чувствах, и в делах, — оперировать понятиями неизмеримо меньшего масштаба. Так появилась в пьесе бессмертная фраза Якина: «Клянусь киносергием радонежским!» (первоначально: «Клянусь кинофабрикой!»). Эта шутка заставляет вспомнить то место в первых рукописях романа о Христе и дьяволе, где Воланд, убеждая Иванушку в существовании Иисуса, сожалеет, что во времена Пилата и Христа не было фотографических аппаратов, иначе он запечатлел бы Иисуса, стоящего на крыле ершалаимского храма33.
Однако в этом персонаже проступают черты гораздо более ненавистного Булгакову типа — дельца от искусства, легко облачающегося в идеологические одежды. Арнольд Савельевич Якин, «молодой человек в берете, штанах до колен и с бородой, растущей из-под подбородка», имеет некоторое сходство с Пончиком-Непобедой из пьесы «Адам и Ева» и героем рассказа Булгакова «Был май». Время накладывало неизгладимый отпечаток на всякого преуспевающего «работника культурного фронта». Характерно, что Иоанн обращается к Якину с репликами: «Ах ты, бродяга! Смертный прыщ!.. Молись, щучий сын! Живота или смерти?.. Пес смердящий!.. Дьявол научиши тя долгому спанию, по сне зиянию, главоболию с похмелья и другим злостям неизмерным и неисповедимым»34.
После доноса Шпака и появления режиссера Слюнкина Булгаков пишет в своей рукописной тетради сцены Милославского и Бунши в Древней Руси: сцену с дьяком сразу после исчезновения Иоанна, когда Бунша подписывает бумаги царя. Сначала Бунша расписывается на грамоте: «Секретарь домового комитета», а затем — «Иван Грозный» — именем, незнакомым людям XVI века. Сцену возвращения Милославского и Бунши из древних времен обратно в московскую квартиру, где их встречают Шпак, изобретатель Рейн и милиция со словами: «Э, у вас тут путаница. (Шпаку.) Вы что, гражданин, по телефону милицию дразните? Какой такой царь? У вас жулики?»35 Далее следует сцена Шпака, практически повторяющая финал «Блаженства» — сцену Михельсона.
Здесь же написан первый список действующих лиц:
«Тимофеев, изобретатель.
Бунша-Корецкий, секретарь Жакта
Милославский Жорж, вор.
Аделаида Васильевна.
Марья Ивановна.
Иоан.
Шпак Гаврила Сергеевич.
Опричник.
Кинорежиссер»36.
«Сцена с послом» и «Пир» лишь намечены.
Далее идет сцена с лекцией свиновода. Она сохранилась лишь в первой редакции пьесы «Иван Васильевич». Отправив 10 сентября 1935 года пьесу «Александр Пушкин» в Театр имени Евг. Вахтангова, Булгаков принялся за новую пьесу. Первая редакция «Ивана Васильевича» была закончена 30 сентября 1935 года. В начале ее изобретатель Тимофеев, пытающийся пронзить время, вынужден слушать несущуюся из громкоговорителя лекцию о свиньях: «...в передней внезапно возникает радостный голос: "Слушайте! Слушайте! Начинаем нашу утреннюю лекцию свиновода..." В конце I акта в разговор Шпака с милицией снова врывается "голос в радио": "Милиция! Милиция!" Голос в радио: "Итак, товарищи, продолжаем нашу лекцию о свиньях..." "В Банном переулке десять — грандиозная кража, товарищ!" <...> Голос в радио: "Плодовитостью, дорогие товарищи, свинья уступает только кролику, да и то с трудом. На десятом году две свиньи могут дать один миллион свиней!.." "Товарищ начальник!.." Голос в радио: "Древние римляне за плодовитость обожали свиней..." "Слушаете? Ну, я сам сейчас добегу до вас, сам" <...>. Голос в радио, уже никем не сдерживаемый, разливается волной: "Многие считают свинью грубой, глупой и неопрятной. Ах, как это несправедливо, товарищи! Не следует ли отрицательные свиные стороны отнести за счет обхождения с этим зверем? Отнеситесь к свинье хорошо, и вы получите возможность ее дрессировать..."»37
Во II акте пьесы на слова Шпака: «Вы придите в себя, Иван Васильевич... Мы на вас коллективную жалобу подадим» Иоанн Грозный отвечает: «Э, да ты не уймешься, я вижу... Что в вас, в самом деле, бесы вселились?.. (Вынимает нож.)» А в одном из вариантов финала, после неудачи полета во времени, изобретатель Тимофеев восклицает: «Да, я сделал опыт. Но разве можно с такими свиньями чтобы вышло что-нибудь путное?»38 В подобном обрамлении пьеса явно приобретала символический смысл, восходящий к Евангелию от Луки, — так, одержимыми бесами, изображены московские жители и в романе о Христе и дьяволе. В окончательном тексте пьесы, представленном в театр, несущаяся из громкоговорителя лекция свиновода была заменена на «Псковитянку», исчезла и реплика Тимофеева.
На с. 11 рукописи «Ивана Васильевича» сделаны наброски для роли Бунши: его разговор с женой после возвращения: «Марусенька! Был царем! Клянусь! Но не женился! Остался верен тебе до гробовой доски. Соблазняли царицей, не дрогнул. Бояре — свидетели!» Здесь же вписана мольба Бунши к милиции: «Когда меня будут судить, — покорнейше прошу принять во внимание мое происхождение от кучера» и фраза для разговора Бунши с изобретателем в начале пьесы: «Я не так стар, чтобы с внуками нянчиться. Мне еще и шестидесяти пяти нету».
На с. 12 рукописи сделан еще один набросок сцены Милославского и Бунши с послом. Однако город, который требует у царя посол и который отдает ему Бунша, еще не назван. В сцене уже есть основные эпизоды — Бунша под давлением Милославского передает шведскому королю привет, а у посла после объятий Милославского исчезает с груди королевский лик.
«Боярин. Спрашивает, чего королю передать?
Милославский. Наш пламенный привет.
Бунша. Я не хочу королю пламенный привет передавать. Я не намерен перед общественностью отвечать.
Милославский. Я тебя скипетром двину»39.
Бунша, подобно Пончику, произносит: «Подчиняюсь насилию, передаю привет, но не пламенный, а простой.
Милославский. Бузотер проклятый! (Послу.) Ну, оревуар. (Обнимает.)»40
Сбоку рукой Е.С. Булгаковой сделана приписка реплик: «Общественность загрызет» и «за трон закатился», вошедших в окончательный текст пьесы. Кроме того, написана фраза, явно относящаяся к роли Милославского и, вероятно, обращенная к послу во время визита: «Царю деньги нужны. Долларов нету? Между нами... Шито-крыто»41.
Далее в тетради начинается полный текст пьесы. Однако написан он в непривычной последовательности: после I акта идет III — приключения Бунши и Милославского в XVI веке. Первый акт начинается приходом Аделаиды, затем следует появление Милославского. Далее идут обозначения: «Сцена Милославского», «Сцена Бунши». Это связано с тем, что I акт «Ивана Васильевича» фактически повторяет первое действие пьесы «Блаженство». После слов «Стенка Шпака исчезает» Булгаков делает подсчет: «1935 — 1580 = 355». Год правления Иоанна, в который перенесутся герои с помощью машины времени: 1580-й.
При этом Тимофеев произносит фразу, повторяющую слова Евы в «Адаме и Еве»: «Неужели у вас не замирает сердце при мысли о том, что вы можете увидеть». Далее написана сцена, которой нет в пьесе «Блаженство».
Милославский сомневается: «Однако не замели бы меня с этими опытами», — и пытается уйти.
«Милославский. Ну-с, позвольте вас поблагодарить за научные факты.
Бунша. А как же вы хотели Шпака ждать? Вы должны быть свидетелем.
Милославский. Свидетелем ни разу не был. Среди свидетелей удивительные сволочи попадаются. Вы ему скажите, что я зайду послезавтра не позже шести»42.
Первый акт занимает страницы 16—30 рукописной тетради. Далее, на страницах 31—34 начинаются сцены Милославского и Бунши в XVI веке, и лишь затем идет II акт, включающий сцены Иоанна с Тимофеевым, Ульяной Андреевной, Якиным и Аделаидой.
Хотя новая пьеса уже прорисовывалась в основных чертах, к сроку, указанному в договоре, — 15 декабря 1934 года, — Булгаков, занятый киносценариями, не успевал. 9 декабря Е.С. Булгакова записывает в дневнике: «Вечером — Горчаков. Обещал устроить в Сатире продление договора на "Ивана Васильевича". Это и его устраивает — он сейчас занят "Мольером". М.А. прочитал ему наброски "Ивана Васильевича"»43. Однако возможность закончить работу над пьесой Булгаков получил лишь в сентябре 1935 года. 17 декабря Булгаков и В.В. Вересаев заключили с Театром им. Евг. Вахтангова договор на пьесу о Пушкине, и в последние дни декабря Булгаков уже рассказывал соавтору содержание задуманных им картин. В один из таких дней, 22 декабря 1934 года, жена драматурга замечает в дневнике: «У М.А. — Каростин, работа над "Ревизором". М.А. боится, что не справится: "Ревизор", "Иван Васильевич" и надвигается "Пушкин". А его тянет к роману»44.
«Иван Васильевич» был отложен. Наступали времена, прямо перекликавшиеся с временами опричнины. После убийства С.М. Кирова 1 декабря 1934 года надвигалась волна большого террора.
Примечания
1. Дневник Елены Булгаковой. М., 1990. С. 58, 59.
2. Письмо М.А. Булгакова П.С. Попову 26 июня 1934 г. // Булгаков М.А. Собр. соч. в 5 т. М., 1990. Т. 5. С. 511.
3. Там же. С. 514.
4. Булгаков М.А. Блаженство [2-я ред.] // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 3, л. 146; Он же. Иван Васильевич // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 7, л. 6.
5. Дневник Елены Булгаковой. С. 258.
6. Там же. С. 71—72.
7. Договоры М.А. Булгакова с театрами по поводу пьесы «Блаженство» // РО ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 217.
8. Дневник Елены Булгаковой. С. 80.
9. Цит по: Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова: матер. к творческой биографии писателя // Записки Отдела рукописей Гос. б-ки СССР им. В.И. Ленина. М., 1976. Вып. 37. С. 67—68.
10. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: ранние редакции и варианты романа. Копыто инженера / публ. В.И. Лосева // Булгаков М.А. Собр. соч. в 8 т. СПб., 2002. Т. 4. С. 83.
11. Карамзин Н.М. История государства российского. Спб., 1852. Т. IX. С. 22.
12. См. об этом: Ерыкалова И.Е. Из истории пьесы М.А. Булгакова «Александр Пушкин» // Творчество Михаила Булгакова: в 3 кн. СПб., 1994. Кн. 2; Она же. Бесы Достоевского в драматургии Булгакова // Revue des Etudes Slaves. 1993. Vol. 65. Fasc. 2.
13. Булгаков М.А. Блаженство [2-я ред.]. С. 159.
14. Карамзин Н.М. История государства российского. Т. IX. С. 82.
15. Булгаков М.А. Иван Васильевич. С. 4.
16. Булгаков М.А. Блаженство [2-я ред.]. С. 159.
17. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: ранние редакции и варианты романа. Копыто инженера. С. 82.
18. Буслаев Ф.И. Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков. М., 1861. С. 849.
19. Булгаков М.А. Иван Васильевич // Булгаков М.А. Собр. соч. в 5 т. М., 1990. Т. 3. С. 434. (Далее с указ. стр.)
20. Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова. С. 120.
21. Булгаков М.А. Блаженство [2-я ред.]. С. 159—160.
22. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: ранние редакции и варианты романа. Копыто инженера. С. 93, 99.
23. Карамзин Н.М. История государства российского. С. 162.
24. Лурье Я.С. Комментарий к пьесе «Иван Васильевич» // Булгаков М.А. Собр. соч. в 5 т. М., 1990. Т. 3. С. 675, 679; Он же. Иван Грозный и древнерусская литература в творчестве М.А. Булгакова // Тр. Отд. древнерусской литературы ИРЛИ (Пушкин. Дом) АН СССР. СПб., 1992. Вып. 45. С. 315—321.
25. Буслаев Ф.И. Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков. С. 860—861.
26. Булгаков М.А. Иван Васильевич. Т. 3. С. 420.
27. Булгаков М.А. Блаженство [3-я ред.] // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 4. С. 421.
28. См. об этом: Лурье Я.С. Иван Грозный и древнерусская литература в творчестве М.А. Булгакова // Тр. Отд. древнерусской литературы ИРЛИ (Пушкин. Дом) АН СССР. СПб., 1992. Вып. 45. С. 316.
29. Буслаев Ф.И. Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков. С. 867—868, 871.
30. Там же. С 854.
31. Булгаков М.А. Иван Васильевич. Т. 3. С. 442.
32. Булгаков М.А. Иван Васильевич // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 7, л. 2.
33. Булгаков М.А. Копыто инженера. С. 80.
34. Булгаков М.А. Иван Васильевич. С. 440—441.
35. Булгаков М.А. Иван Васильевич. [Рукопись] // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 7. С. 8.
36. Там же.
37. Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. СГ16., 1994. С. 320. (См. об этом: Ерыкалова И.В. Бесы Достоевского в драматургии Булгакова // Revue des Etudes Slaves. 1993. Vol. 65. Fasc. 2. P. 330.)
38. Там же. С. 368, 370.
39. Булгаков М.А. Иван Васильевич. [Рукопись]. С. 12.
40. Там же.
41. Там же.
42. Там же.
43. Дневник Елены Булгаковой. С. 81.
44. Там же. С. 84.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |