«Улицы начинают казаться слишком пыльными. В трамвай сесть нельзя — почему так мало трамваев! Целый день мучительно хочется пива, а когда доберешься до него, в небо вонзается воблина кость, и, оказывается, пиво никому не нужно. <...> Домоуправление начинает какие-то асфальтовые фокусы и мало того, что разворотило весь двор, но еще на это требует деньги. <...> Словом, когда человек в Москве начинает лезть на стену, значит, он доспел и ему, кто бы он ни был, бухгалтер ли, журналист или рабочий, ему надо ехать в Крым».
М. Булгаков, «Путешествие по Крыму»
Михаил Булгаков побывал в Крыму не менее пяти раз: в 1925, 1926, 1927, 1929 и 1930 годах. Трижды он приезжал в Крым на отдых со второй женой Любовью Белозерской. «...За восемь с лишним лет совместной жизни мы три раза ездили в Крым: в Коктебель, в Мисхор, в Судак, а попутно заглядывали в Алупку, Феодосию, Ялту, Севастополь», — в своих воспоминаниях пишет Л.Е. Белозерская. Впервые Михаил Булгаков побывал на полуострове в 1925 году, в июне. Вместе с женой он жил в доме Максимилиана Волошина. После трех недель, проведенных в Коктебеле, Булгаковы побывали в Феодосии, Ялте и Севастополе. Весной 1926 года Булгаковы отдыхали в Мисхоре, вместе со Светлаевыми — младшей сестрой Михаила Афанасьевича Лелей и ее мужем Михаилом Васильевичем. Жили на бывшей даче молочного магната Чичкина. В третий свой приезд Булгаковы остановились в Судаке, на даче композитора Спендиарова. В июле 1930 года вместе с актерами Ленинградского театра ТРАМ года Булгаков отдыхал в Мисхоре (пансионат «Магнолия»).
Первое путешествие (лето 1925 года)
Коктебель
В июне 1925 года Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна едут в Крым, в Коктебель. Свои впечатления от первой поездки в Крым Булгаков описал в цикле очерков «Путешествие по Крыму», публиковавшихся в нескольких номерах Вечернего выпуска ленинградской «Красной газеты» с 27 июля до 31 августа 1925 года. Причем, начинается очерк с сомнений автора в выборе курорта:
«Я отправился на Кузнецкий мост и купил книжку в ядовито-синем переплете с золотым словом "Крым" за 1 руб. 50 коп. <...> Дома при опостылевшем свете рабочей лампы раскрыли мы книжечку и увидали на странице 370-й (Крым. Путеводитель. Под общей редакцией члена президиума Моск. Физиотерапевтического Общества и т. д. Изд. "Земли и фабрики") буквально о Коктебеле такое:
"Причиной отсутствия зелени является "крымский сирокко", который часто в конце июля и августе начинает дуть неделями в долину, сушит растения, воздух насыщает мелкой пылью, до исступления доводит неврастеников. Нарушались в организме все функции, и больной чувствовал себя хуже, чем до приезда в Коктебель". <...>
"...к отрицательным сторонам Коктебеля приходится отнести отсутствие освещения, канализации, гостиниц, магазинов, неудобство сообщения, полное отсутствие санитарного надзора и дороговизну жизни..."
— Довольно! — нервно сказала жена. Дверь открылась.
— Вам письмо.
В письме было:
"Приезжайте к нам в Коктебель. Великолепно. Начали купаться. Обед 70 коп."
И мы поехали».
«Путешествие по Крыму»
Этой поездке предшествовало заочное знакомство Булгакова и Максимилиана Александровича Волошина, который прочитал опубликованную в журнале «Россия» первую часть «Белой гвардии», а еще раньше — рукопись романа. В августе 1924 года Петр Никанорович Зайцев привез рукопись «Белой гвардии» в Коктебель, чтобы уговорить находившегося там Н.С. Ангарского напечатать этот роман в «Недрах». Уговорить не удалось, хотя среди уговаривающих, возможно, был и сам Волошин: «Я очень пожалел, что Вы все-таки не решились напечатать "Белую гвардию", особенно после того, как прочел отрывок из нее в "России". В печати видишь вещи яснее, чем в рукописи... И во вторичном чтении эта вещь представилась мне очень крупной и оригинальной: как дебют начинающего писателя ее можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого» (М.А. Волошин — Н.С. Ангарскому. 25.III.1925).
Так вот, прочитав роман и оценив его по достоинству, Волошин через Ангарского приглашает Булгакова к себе в гости: «Мне бы очень хотелось познакомиться лично с М. Булгаковым, и так как Вы его наверно увидите, — то передайте ему мой глубокий восторг перед его талантом и попросите его от моего имени приехать ко мне на лето в Коктебель» (Там же).
Приглашение, разумеется, принимается, следует обмен письмами. 10 мая Булгаков пишет в Коктебель Волошину: «Многоуважаемый Максимилиан Александрович! Н.С. Ангарский передал мне Ваше приглашение в Коктебель. Крайне признателен Вам, не откажите мне черкнуть, не смогу ли я с женой у Вас на даче получить отдельную комнату в июле — августе. Очень приятно было бы навестить Вас. Примите привет. М. Булгаков».
Вскоре Волошин отвечает Булгакову: «Дорогой Михаил Афанасьевич, будут очень рад Вас видеть в Коктебеле, когда бы Вы ни приехали. Комната отдельная будет. Очень прошу Вас привезти с собою все Вами написанное (напечатанное и ненапечатанное). Технические сведения: из Москвы почтовый поезд, прямой вагон на Феодосию. Феодосия—Коктебель: линейка (1½ р.) или катер (нерегулярно). Обед 60—70 копеек. Июль—август — наиболее людно. Прошу передать привет Вашей жене и жду Вас обоих. Максимилиан Волошин». Письмо Волошина датировано 28 мая. Булгаков выбирает июнь.
В Коктебеле Булгаковых встретили сам хозяин с женой. Такими их увидела Любовь Евгеньевна: «...перед нами стоял могучий человек, с брюшком, в светлой длинной подпоясанной рубахе, в штанах до колен, широкий в плечах, с широким лицом, с мускулистыми ногами, обутыми в сандалии. Да и бородатое лицо его было широколобое, широконосое. Грива русых с проседью волос перевязана на лбу ремешком, — и похож он был на доброго льва с небольшими умными глазами. <...> В тени его монументальной фигуры поодаль стояла небольшая женщина в тюбетейке на стриженых волосах — тогда стриженая женщина была редкостью. Всем своим видом напоминала она курсистку начала века с Бестужевских курсов. Она приветливо нам улыбнулась. Это — Мария Степановна, жена Максимилиана Волошина».
«Представьте себе полукруглую бухту, врезанную с одной стороны между мрачным, нависшим над морем массивом, — это развороченный в незапамятные времена погасший вулкан Карадаг, — с другой — между желто-бурыми, сверху точно по линейке срезанными грядами, переходящими в мыс — Прыжок козы.
В бухте — курорт Коктебель.
В нем замечательный пляж, один из лучших на крымской жемчужине: полоска песку, а у самого моря полоска мелких, облизанных морем разноцветных камней.
Прежде всего о них. Коктебель наполнен людьми, болеющими «каменною болезнью». Приезжает человек, и если он умный — снимает штаны, вытряхивает из них московскую-тульскую дорожную пыль, вешает в шкаф, надевает короткие трусики, и вот он на берегу.
Если не умный — остается в длинных брюках, лишающих его ноги крымского воздуха, но все-таки он на берегу, черт его возьми!
Солнце порою жжет дико, ходит на берег волна с белыми венцами, и тело отходит, голова немного пьянеет после душных ущелий Москвы».
«Путешествие по Крыму»
На берегу стояли три постройки: основное здание — Дом поэта, за ним домик без фундамента типа татарской сакли, а поодаль двухэтажный дом, принадлежавший потомкам первооткрывателя Коктебеля Юнге. В маленьком домике получили приют только что женившийся Леонид Леонов и его тоненькая, как тростиночка, жена, вспоминает Л.Е. Белозерская. Михаила Афанасьевича и Любовь Евгеньевну поселили в нижнем этаже дальнего дома. Их соседом был поэт Георгий Шенгели, а вскоре приехала его жена, тоже поэтесса, Нина Леонтьевна. В первый же вечер после приезда (об этом есть упоминания в письмах коктебельцев) Булгаков читал обитателям волошинского дома фантастическую повесть «Роковые яйца», только что вышедшую в альманахе «Недра».
В это время в доме Волошина гостили: писатель Леонид Леонов с женой, пианистка М.А. Пазухина с двумя детьми, супруги А.Г. и Н.А. Габричевские, актриса В.Я. Эфрон с сыном, писательница С.З. Федорченко с мужем Н.П. Ракицким, художница А.И. Ходасевич и другие. Позже приехали поэт Г.А. Шенгели (16 июня), художница Анна Петровна Остроумова-Лебедева с мужем С.В. Лебедевым (26 июня) и другие (В. Купченко, З. Давыдов).
В своей книге воспоминаний Л.Е. Белозерская писала о первом впечатлении от Коктебеля: «Если сказать правду, Коктебель нам не понравился. Мы огляделись: не только пошлых кипарисов, но вообще никаких деревьев не было, если не считать чахлых, раскачиваемых ветром насаждений возле самого дома Макса». На некоторые неприятные особенности этого курортного поселка указывал и сам Булгаков в очерке «Путешествие по Крыму»: «Я разъясняю Коктебель: ветер в нем дует не в мае или августе, как мне говорили, а дует он круглый год ежедневно, не бывает без ветра ничего, даже в жару. И ветер раздражает неврастеников».
16 июня Михаил Булгаков читал обитателям Дома поэта свою повесть «Собачье сердце». При этом, на чтениях стихов Волошина он не присутствовал. Как говорила Любовь Евгеньевна, «жадного тяготения к поэзии у М.А. не было». В Коктебеле Булгаковы много гуляли, ходили на Карадаг, потухший вулкан, находящийся неподалеку от дома Волошина. Белозерская вспоминала: «Он не очень-то любил дальние прогулки. Кроме Карадага мы все больше ходили по бережку, изредка, по мере надобности, купаясь. Но самое развлекательное занятие была ловля бабочек. Мария Степановна снабдила нас сачками.
Вот мы взбираемся на ближайшие холмы — и начинается потеха. М.А. загорел розовым загаром светлых блондинов. Глаза его кажутся особенно голубыми от яркого света и от голубой шапочки, выданной ему все той же Марией Степановной.
Он кричит:
— Держи! Лови! Летит "сатир"!
Я взмахиваю сачком, но не тут-то было: на сухой траве здорово скользко и к тому же покато. Ползу куда-то вниз. Вижу, как на животе сползает М.А. в другую сторону. Мы оба хохочем. А "сатиры" беззаботно порхают себе вокруг нас».
В Коктебеле Булгаков познакомился с жившим в то время в Феодосии писателем Александром Грином. Любовь Евгеньевна так рассказывала об этой встрече: «Как-то Максимилиан Александрович подошел к М.А. и сказал, что с ним хочет познакомиться писатель Александр Грин, живший тогда в Феодосии, и появится он в Коктебеле в такой-то день. И вот пришел бронзово-загорелый, сильный, немолодой уже человек в белом кителе, в белой фуражке, похожий на капитана большого речного парохода. Глаза у него были темные, невеселые, похожие на глаза Маяковского, да и тяжелыми чертами лица напоминал он поэта. С ним пришла очень привлекательная вальяжная русая женщина в светлом кружевном шарфе. Грин представил ее как жену. Разговор, насколько я помню, не очень-то клеился. Я заметила за М.А. ясно проступавшую в те времена черту: он значительно легче и свободней чувствовал себя в беседе с женщинами. Я с любопытством разглядывала загорелого «капитана» и думала: вот истинно нет пророка в своем отечестве. Передо мной писатель-колдун, творчество которого напоено ароматом далеких фантастических стран. Явление вообще в нашей "оседлой" литературе заманчивое и редкое, а истинного признания и удачи ему в те годы не было. Мы пошли проводить эту пару. Они уходили рано, т. к. шли пешком. На прощание Александр Степанович улыбнулся своей хорошей улыбкой и пригласил к себе в гости:
— Мы вас вкусными пирогами угостим!».
Пожалуй, наиболее близкие отношения сложились у Булгакова с сыном М.А. Пазухиной — полуторагодовалым Вадимом (Дымом).
«...Булгаков с ним у моря ходит на голове, кувыркается, и Дым ему во всем подражает. И никогда он не пройдет мимо него, не поговорив и не пошалив с ним» (М.А. Пазухина. Письмо от 19.VI.1925).
26 июня в Коктебель приехали художница, ученица И.Е. Репина, Анна Петровна Остроумова-Лебедева и ее муж, известный химик, создатель искусственного каучука Сергей Васильевич Лебедев. Анна Петровна сразу же принимается за портрет Булгакова акварелью «в шапочке с голубой оторочкой, на которой нашиты коктебельские камешки (подарок Марии Степановны)». Портрет этот долгое время висел в Москве в кабинете Булгакова.
5 июля Волошин дарит Булгакову свой сборник «Иверни» (М., 1918), с надписью: «Дорогой Михаил Афанасьевич, доведите до конца трилогию «Белой гвардии» и акварель, на которой написано: «Дорогому Михаилу Афанасьевичу, первому, кто запечатлел душу русской усобицы, с глубокой любовью.
Тех не отпустит Коктебель,
Кто раз вкусил тоски полынной».
7 июля Булгаковы покинули Коктебель, отправившись в Феодосию, где посетили галерею И.К. Айвазовского. «Снова Феодосия, — пишет Л.Е. Белозерская. — До отхода парохода мы пошли в музей Айвазовского, и оба удивились, что он был таким прекрасным портретистом...». Из Феодосии на пароходе «Игнат Сергеев» — в Ялту. В Ялте они остановились, предположительно, в гостинице «Россия» или отеле «Вилла Елена». Обе эти гостиницы находятся на набережной Ялты и сохранились до наших дней. На следующий день посетили Белую дачу А.П. Чехова в Аутке, где пообщались в сестрой писателя Марией Павловной.
Ялта
«Но до чего же она хороша! Ночью близ самого рассвета, в черноте один дрожащий огонь превращается в два, в три, три огня — в семь, но уже не огней, а драгоценных камней... В кают-компании дают полный свет.
Ялта.
Вон она мерцает уже многоярусно в иллюминаторе. <...>
По спящей, еще черной с ночи набережной носильщик привел куда-то, что показалось похожим на дворцовые террасы. Смутно белеет камень, парапеты, кипарисы, купы подстриженной зелени, луна догорает над волнорезом сзади, а впереди дворец, — черт возьми».
«Путешествие по Крыму»
Так необыкновенно ярко рисует М. Булгаков свои первые ялтинские впечатления. О том, что Михаилу Афанасьевичу и Любови Евгеньевне сразу же удалось поселиться в гостинице, мы находим подтверждение и в «Воспоминаниях» Л.Е. Белозерской-Булгаковой: «Когда мы подошли к Ялте, она была вся в огнях — очень красивая, — и, странное дело, сразу же устроились в гостинице, не мыкались, разыскивая пристанище на ночь — два рубля с койки...»
Уютный гостиничный номер на набережной, парапеты, кипарисы, волнорез... Вероятно, это была гостиница «Россия», в то время одна из самых дорогих и комфортабельных. Так же есть версия, что Булгаковы остановились в отеле «Вилла Елена».
Наутро Ялта встала, умытая дождем. На набережной суета больше, чем на Тверской: магазинчики налеплены один рядом с другим, все это настежь, все громоздится и кричит, завалено татарскими тюбетейками, персиками и черешнями, мундштуками и сетчатым бельем, футбольными мячами и винными бутылками, духами и подтяжками, пирожными. Торгуют греки, татары, русские, евреи. Все в три голоса, все «по-куротному» и на все спрос. Мимо блещущих витрин непрерывным потоком белые брюки, белые юбки, желтые башмаки, ноги в чулках и без чулок, в белых туфельках.
«Путешествие по Крыму»
На следующий день, 8 июля, Булгаковы отправились в дом А.П. Чехова в районе верхней Аутки. «В Ялте прожили сутки и ходили в дом Чехова», — писала Л.Е. Белозерская Волошиным 10 июля 1925 года со станции Лозовая.
«В верхней Аутке, изрезанной кривыми узенькими уличками, вздирающимися в самое небо, среди татарских лавчонок и белых скученных дач, каменная беловатая ограда, калитка и чистенький двор, усыпанный гравием. Посреди буйно разросшегося сада дом с мезонином идеальной чистоты, и на двери этого дома маленькая медная дощечка: "А.П. Чехов".
Благодаря этой дощечке, когда звонишь, кажется, что он дома и сейчас выйдет. Но выходит средних лет дама, очень вежливая и приветливая. Это — Марья Павловна Чехова, его сестра. Дом стал музеем, и его можно осматривать.
Как странно здесь.
...В столовой стол, накрытый белой скатертью, мягкий диван, пианино. Портреты Чехова. Их два. На одном — он девяностых годов — живой, со смешливыми глазами. "Таким приехал сюда". На другом — в сети морщин. Картина — печальная женщина, и рука ее не кончена. Рисовал брат Чехова...
В кабинете у Чехова много фотографий. Они прикрыты кисеей. Тут Станиславский и Шаляпин, Комиссаржевская и др.
Какое-то расписное деревянное блюдо, купленное Чеховым на ярмарке на Украине. Блюдо, за которое над Чеховым все домашние смеялись, — вещь никому не нужная.
С карточки на стене глядит один из братьев Чехова, задумчиво возвел взор к небу. Подпись: "И у журавлей, поди, бывают семейные неприятности... Кра..."
Верхние стекла в трехстворчатом окне цветные; от этого в комнате мягкий и странный свет. В нише за письменным столом белоснежный диван, над диваном картина Левитана: зелень и речка — русская природа, густое масло. Грусть и тишина.
И сам Левитан рядом.
При выходе из ниши письменный стол. На нем в скупом немецком порядке карандаш и перья, докторский молоток и почтовые пакеты, которые Чехов не успел уже вскрыть. Они пришли в мае 1904 года, и в мае он уехал за границу умирать...
В спальне на столике порошок фенацетина — не успел его принять Чехов, и его рукой написано "phenat...", и слово оборвано.
Здесь свечи под зеленым колпаком и стоит толстый красный шкаф — мать подарила Чехову. Его в семье назвали насмешливо "наш многоуважаемый шкаф", а потом стал "многоуважаемый" в "Вишневом саду"».
«Путешествие по Крыму»
Очерк Булгакова, опубликованный в августе 1925 года, впервые после революции рисует истинного Чехова без ретуши и фальсификаций. Не случайно Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, выделив публикацию в «Красной газете», тут же переслала экземпляр с очерком в Ялту. Наверное, очерк Булгакова особенно тронул и Марию Павловну Чехову. Завязалась дружба.
«А наутро в Севастополь, — пишет Л.Е. Белозерская. — С билетами тоже не маялись — взял носильщик. Полюбовались видом порта, городом, посмеялись на вокзале, где в буфете рекламировался "ягодичный квас"»... Позже в вечерней «Красной газете» появилась серия крымских фельетонов М.А. Булгакова. Вот что пишет он об этом же дне: «...Вечером из усеянного звездами Севастополя, в теплый и ароматный вечер, с тоской и сожалением уехали в Москву».
Отметки Булгакова синим и красным карандашами на страницах книги «Крым. Путеводитель»
«Путешествие по Крыму» Булгакова, первая публикация («Вечерняя Красная газета», Ленинград, 1925)
Дом Волошина в Коктебеле
Кафе «Бубны» в Коктебеле
Михаил Булгаков. Портрет работы Ольги Остроумовой-Лебедевой (1925)
Пароход «Игнатий Сергеев»
Ялта, гостиница «Россия». С открытки начала XX в.
Отель «Вилла Елена» в Ялте
Второе путешествие (июнь 1926 года)
Мисхор
В начале лета 1926 года Михаил Афанасьевич с женой Любовью Евгеньевной отдыхали в Мисхоре, вместе со Светлаевыми — младшей сестрой Михаила Афанасьевича Лелей и ее мужем Михаилом Васильевичем. Мисхор Булгакову, видимо, очень нравился и подходил как курорт для лечения неврастении. Вот как пишет об этом времени Л.Е. Белозерская: «Весной мы с М.А. поехали в Мисхор и через Курупр (курортное управление) сняли одну комнату для себя, другую для четы Светлаевых на бывшей даче Чичкина... Кто из старых москвичей не знает этой молочной фамилии? На каждом углу красовалась вывеска с четкими буквами — Чичкинъ». В настоящее время здание бывшей дачи Чичкина является одним из корпусов санатория «Морской прибой» в Кореизе.
О том, как проходил отдых в Мисхоре, спустя много лет вспоминала Любовь Евгеньевна Белозерская в своей книге «Мед воспоминаний»: «Дача нам очень понравилась. Это был поместительный и добротный дом над морем без всяких купеческих выкрутас». <...>
Помню, как-то утречком шли мы по дорожке, огибая свой дом. У окна стояли наши соседи — муж и жена. М.А., как всегда, очень вежливо сказал: "С добрым утром, товарищи", на что последовало: "Кому товарищ, а кому и серый волк". <...>
Однажды, после очередной трапезы, кто-то обратился к Булгакову с просьбой объяснить, что такое женщина бальзаковского возраста. Он стал объяснять по роману — тридцатилетия женщина выбирает себе возлюбленного намного моложе себя, и для наглядности привел пример — вот, скажем, если бы Книппер-Чехова увлеклась комсомольцем... Только он произнес последнее слово, как какая-то особа, побледнев, крикнула: "Товарищи! Вы слышите, как он издевается над комсомолом. Ему хочется унизить комсомольцев! Мы не потерпим такого надругательства!"
Это неожиданное бурное выступление заставило нас насторожиться, избегать слова "товарищ" и по возможности не говорить на литературные темы. Теперь по вечерам, когда составлялась партия в крокет, мы (Мака, Леля Светлаева и я) уже старались не проигрывать, потому что противники, крокируя, стремились загнать наши шары далеко под обрыв, чего мы по-джентльменски себе никогда не позволяли; за шарами надо было опускаться, а значит и подниматься по утомительной крутой каменистой дороге. В общем, после месяца Крыма потянуло нас домой...».
Санаторий «Морской прибой» (бывшая дача Чичкина)
Третье путешествие (май и июль 1927 года)
Судак и Ялта
В начале 1927 года Булгаковы познакомились с композитором Александром Афанасьевичим Спендиаровым, а весной, в мае, приехали отдохнуть к нему на дачу в Судак. Любовь Евгеньевна вспоминала: «Лето. Жарко. Собрались на дачу к Спендиаровым, — пишет Л.Е. Белозерская. — Двухэтажный обжитой дом на самом берегу моря, можно накинуть халат и бежать купаться. Наша комната темноватая и прохладная.
Народу много — большая спендиаровская семья: мама (папа в отъезде), четыре дочки: Татьяна, Елена, Марина, Мария и два сына — Тася и Леся. Сюда же приехали двое Ляминых, и М.А., пробыв недолго, уехал обратно в Москву, пообещав вернуться за мной. За время его отсутствия мы с Лямиными успели побывать на горе Сокол, с которой чуть было не свалились, в Генуэзской крепости, в Новом Свете... М.А. явился внезапно и сказал, что он нанял моторную лодку, которая отвезет нас прямо в Ялту.
Мы ехали долго. Нас везли два рыбака — пожилой и молодой, весь бронзовый. Море так блестело на солнце, было тихое и совсем близко, не где-то там, за далеким бортом парохода, а рядом — стоило только протянуть руку в серебристо-золотую парчу. М.А. был доволен, предлагал пристать, если приглянется какой-нибудь уголок на берегу. Когда мы приехали в Ялту, у меня слегка кружилась голова и рябило в глазах. Остановились мы у знакомых М.А. — Тихомировых. (Память, память, правильно ли донесла ты фамилию этих милых гостеприимных людей?)»
Со слов племянницы Антона Павловича Чехова Евгении Михайловны известно, что Тихомировы держали небольшой пансионат в Ялте, от которого до моря было пять минут неспешным шагом. Возможно, он находился на Боткинской улице. Лиза Тези, супруга Василия Тихомирова, была хорошей портнихой и шила для Марии Павловны Чеховой, позже она сшила для нее специальное платье к юбилейным чеховским дням 1935 года. Вероятно, Булгаковы обратились к Тихомировым по рекомендации Чеховых.
Снова вспоминает Л.Е. Белозерская: «На другой день мы пошли в Аутку... Все вверх и вверх. Нас ласково приняла Мария Павловна. В это время здесь жил еще брат Антона Павловича Михаил Павлович, первый биограф писателя. Особенно нам понравился кабинет Чехова. М.А. здесь не в первый раз...»
Любовь Евгеньевна не назвала дату этой поездки в Судак и Ялту. Исследователям удалось установить, что это был май 1927 года. В Судак Булгаковы приехали в первой декаде мая, затем Михаил Афанасьевич отправился в Москву, по дороге заехав на несколько дней в Ялту. Об этом периоде известно из нескольких сохранившихся документов.
12 мая 1927 года Михаил Павлович Чехов (младший брат покойного писателя, в ту пору живущий в Ялте на чеховской даче) пишет жене в Москву: «Вчера утром за Женей и Колей заехали Вася, Лизочка и автор «Турбиных» Булгаков, который живет сейчас у Тезей, чтобы ехать на Учан-Су. ...Взлезали на крепость в Иосаре, были около водопада и там же завтракали. Хорошо закусили и порядочно выпили. Булгаков был очень мил, хотя грусть все время светилась у него в глазах, несмотря на это и он тоже выпить был не дурак...»
На следующий день после прогулки к водопаду, то есть 12 мая, Булгаков и Чеховы, Мария Павловна и Михаил Павлович, приглашены на именины к некой Ванде Станиславовне Дыдзюль. «Наши здешние дамы, — отчитывается 13 мая Михаил Павлович жене, — стали являть свое искусство перед приезжими и главным образом перед Булгаковым. Он ведь теперь знаменитость! ...Началась вакханалия. Я дирижировал гран-роном, были и фокстрот, и вальс, и канкан, — чего только не было. Пели соло, пели под скрипку, пели хором. Дорохов стал кувыркаться сальто-мортале. ...Вернулись домой в 3 часа утра, всего я здесь не припомню. Даже Маша досидела до такой поры и плясала».
И третья запись, теперь уже в альбоме Марии Павловны Чеховой:
«Напрасно Вы надеетесь, дорогая Мария Павловна, что я «умру по дороге»! Я не умру и вернусь в Ялту за обещанным Вами письмом Антона Павловича!
М. Булгаков.
13-го мая 1927 г., Аутка».
Ванда Станиславовна Дыдзюль была близкой знакомой чеховской семьи. Мария Павловна и Михаил Павлович Чеховы познакомились с Вандой Дыдзюль в 1923 году, придя на прием как пациенты (Дыдзюль по специальности была зубной врач). Кабинет ее располагался на втором этаже бывшего доходного дома Мордвинова (с 1930-х до 2018 года — гостиница «Крым»). Здание находится недалеко от набережной. В настоящее время на нем установлена табличка, напоминающая о его посещении Булгаковым.
По-видимому, его возвращение в Судак пришлось на первые дни июля. 9 июля Михаил Павлович Чехов пишет жене в Москву: «27 отсюда уезжает Булгаков». Неизвестно, действительно ли Булгаков уехал 27 июля. Но 9 июля он точно снова был в Ялте.
Уже вместе с Любовью Евгеньевной Булгаков вновь посещает дом Чехова в Аутке. В своих мемуарах Белозерская писала: «Нас ласково приняла Мария Павловна, сестра писателя, и повела по комнатам. Дом показался нарядным и даже парадным и вместе с тем уютным. В это время здесь жил еще брат Антона Павловича Михаил Павлович, первый биограф писателя. Особенно нам понравился кабинет Чехова. Разноцветные стекла в полукружье большого итальянского окна смягчали лучи крымского солнца, и комната — казалась прохладной. В кирпичный камин, прямо против письменного стола, врезан пейзаж Левитана. На столе все как было при Антоне Павловиче. На стенах много фотографий. Они придают всей комнате оттенок особой интимности. М.А. здесь не в первый раз. Я спросила его: "Мака, ты хотел бы иметь такой кабинет?" Он ничего не сказал, только кивнул утвердительно головой».
Зимой 1928 года Михаил Афанасьевич отправил в Ялту свою книгу «Дьяволиада», изданную двумя годами ранее. «Дорогой и милой Марии Павловне Чеховой искренне Михаил Булгаков. 21.11.1928 г.» — написал он на обложке. Впоследствии, когда имя Булгакова оказалось фактически под запретом, М.П. Чехова распорядилась, чтобы «Дьяволиаду» не давали посторонним.
Дача А.А. Спендиарова в Судаке
Дача А.А. Спендиарова в Судаке
М. Булгаков на водопаде Учан-Су, 1927
Гостиница «Крым» в Ялте
Памятная доска Булгакову на гостинице «Крым» в Ялте
Четвертое путешествие (1929 год)
По сведениям Е.С. Булгаковой, в 1929 году Булгаков вновь побывал в Ялте и получил в подарок от Марии Павловны конверт, адресованный Чехову, веточку из его сада и маленький список книг, написанный характерным бисерным почерком Чехова. Наверное, это был один из многочисленных листков, на которых Чехов записывал названия книг, отправленных в Таганрогскую библиотеку. 18 апреля 1936 года Булгаков подарил чеховские реликвии зарубежному поклоннику и исследователю Чехова, американскому дипломату Дж.-Ф. Кеннану. Запись Е.С. Булгаковой 18 апреля 1936: «Вечером у нас Кунихольмы, Кеннан и Дмитриев. Разговор больше всего о Чехове, которого Кеннан изучает. М.А. подарил Кеннану конверт, адресованный Чехову, веточку из его сада в Аутке и маленький список книг, написанный характерным бисерным почерком Чехова. Все это М.А. получил в подарок от Марьи Павловны, когда был на даче в Аутке...» Возможно, в США они сохранились.
Пятое путешествие (июль 1930 года)
Мисхор
В 1930 году Михаил Булгаков еще раз приехал в Мисхор. Впервые он приехал в Крым один, накануне решающих перемен в личной жизни. Этой поездке предшествовали важные события. 16 апреля 1930 года Булгакову позвонил сам Сталин, во время разговора предложивший ему работу во МХАТе. Разумеется, в этом театре Булгакова встретили очень тепло, приняв на работу режиссером-ассистентом. Примерно в это же время он становится консультантом ТРАМа (Театра рабочей молодежи) и 15 июля уезжает вместе с его артистами в Крым. Утро 16 июля он встретил под Симферополем, откуда писал Любови Евгеньевне: «Крым такой же противненький, как и был». На следующий день последовало письмо из Мисхора: «Устроился хорошо. Погода неописуемо хороша. Я очень жалею, что нет никого из приятелей, все чужие личики. Питание: частным образом, по-видимому, ни черта нет. По путевкам в пансионате — сносное вполне... Сейчас еду в Ялту на катере, хочу посмотреть, что там».
Санаторий «Магнолия» в Мисхоре находился недалеко от построенного Н.П. Красновым для великого князя Петра Николаевича дворца «Дюльбер». Выше, через дорогу, находились хозяйственные службы и жил управляющий имением. Тут-то и был организован пансионат, а затем санаторий «Магнолия». Невдалеке начинались сосновые рощи.
Вскоре после приезда Булгаков шлет телеграмму Елене Сергеевне Шиловской с предложением взять путевку в Крым... Текст ее «зашифрован», ответ ожидается в «Магнолию»... Это было далеко идущее предложение. Шиловская ответила отказом, подписавшись в шутку «Ваша Мадлена Трусикова-Ненадежная. Тем не менее, через три года она стала женой Булгакова, стала его добрым ангелом-хранителем, стала его Маргаритой, до конца преданной Мастеру.
Известно, что в этот приезд михаил Булгаков побывал в Гурзуфе, на даче Антона Павловича Чехова. В фонде О.Л. Книппер-Чеховой Архива Музея МХАТ хранится открытка, посланная им в Гурзуф 6 августа 1930 года: «Дорогая Ольга Леонардовна! Благодарю Вас за любезное сообщение адреса. Открытку Вашу я получил в Мисхоре незадолго до моего отъезда. И вот, я в Москве. Приятного в памяти от Крыма — только посещение Гурзуфа. Вспоминаю миндальное дерево и наши беседы. Одно досадно, что оно — "французская картошка"! Как-то не пишется: "Мы сидели в тени французской картошки!" Купайтесь и набирайтесь сил, смотрите на скалы, меня не забывайте. <...> Ваш Михаил Булгаков».
В начале августа Булгаков покидает Мисхор. 6 августа он пишет К.С. Станиславскому: «Вернувшись из Крыма, где я лечил мои больные нервы после очень трудных для меня последних лет, пишу Вам простые неофициальные строки...».