Вернуться к А.-А. Антонюк. Маргарита спускается в Преисподнюю: «Мастер и Маргарита» в контексте мирового мифа. Очерки по мифопоэтике

20. «Посланник» мира

Он мыслит: «Буду ей спаситель...»

А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»

Мотив «чудесного спасения». В мифах иногда присутствует особый мотив финальной сцены пребывания героя на празднике в аду — мотив его «чудесного спасения». В пушкинской интерпретации подобного эпизода мифа можно назвать эпизод с Ленским и Ольгой во «Сне Татьяны», которые помешали свершиться зловещему действу, благодаря чему в реальности страшного сна Татьяна была спасена. Ленский здесь выступает как чудесный «посланник мира» и спаситель. Окончание сна Татьяны есть ее счастливое возвращение в реальность (но при этом «несчастной жертвой Ленский пал»).

В переосмысленном виде мотив чудесного спасения (спасения «извне») присутствует и в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Мотив чудесного спасения реализовался у Булгакова в сцене бала — в эпизоде «спасения» Фриды от «пыток» ада, которые ей были уготованы за убиение младенца. Роль «посланника мира» и «спасителя» здесь берет на себя у Булгакова Маргарита. Эта роль ей удается — она спасает Фриду своим милосердным заступничеством. Избавлением от адских мук Фрида обязана именно Маргарите, которая властью, вверенной ей Воландом, — властью королевы бала — вступилась за нее перед силами зла и решила ее участь.

Как особый мотив сцены праздника в аду в мифах — в этой сцене возможен также эпизод неожиданной встречи. Неожиданная встреча предназначена изначально для разоблачения героя, но и наоборот, может служить его возвышением Реализацию мотива разоблачения мы видели у Пушкина в сцене «бала призраков» в «Гробовщике». В эпизоде неожиданной встречи на балу герой гробовщик сталкивается у Пушкина ни с чем иным как со своим прошлым — неожиданный гость отставной сержант гвардии Курилкин наделен при этом функциями свидетеля из прошлого. В мифах свидетель (неожиданный гость) всегда является хранителем неких скрытых (тайных) знаний о герое, поэтому присутствие свидетеля (неожиданного гостя) в сцене бала наделяет ее по своей функции таким же значением, как разоблачительная сцена суда (праведного суда, ордалии — священного суда).

В романе Булгакова неожиданная встреча Маргариты в аду с Фридой актуализирует некий скрытый комплекс Маргариты, связанный у нее, очевидно, с деторождением. Так у Булгакова имеет продолжение не очень раскрытая и не совсем реализованная в романе тема дитя, способного усмирить буйствующую стихию. Начало развития этого мотива мы видели в сцене разгрома Маргаритой-ведьмой квартиры Драмлита, где видение чудного дитя смягчило ее буйства и разрушительную силу.

В «ершалаимских главах» романа Булгакова (в главах с условной реальностью) мотив чудесного спасения реализовался у Булгакова в спасении разбойника, которого должны были казнить в один день вместе с Иешуа. Народ проголосовал за его «чудесное» освобождение от казни (но тогда этого чудесного освобождения лишился Иешуа).

Один из вариантов спасения героя в мифах может происходить также как некий особый акт, когда Высшие силы «высылают» героя из высших пределов. Перед этим также может происходить сцена суда. Подобное развитие сюжета мы встречаем в «Отыквлении» Сенеки, где фигура Клавдия предстает перед Олимпийским сенатом, который выносит постановление выслать Клавдия из небесных пределов.

Незаслуженное обвинение героя. Тема спасения — это общий кульминационный момент в развитии целого комплекса идей романа Булгакова — как в линии Мастера и Маргариты («московские главы»), так и в линии Пилата и Иешуа («ершалаимские главы»).

В условной реальности романа (в «ершалаимских главах») в ситуации суда оказывается Иешуа. Сначала Понтий Пилат, рассмотрев его дело, не нашел в нем состава преступления и сделал для себя заключение: «Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора» (гл. 2).

Этот вариант спасения героя не реализовался у Булгакова, поскольку в доносе на Иешуа оказались обвинения в «оскорблении величества» — оскорблении кесаря, то есть государственной власти, которое каралось законом. Бродячий философ Иешуа придерживался взглядов, что «всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть» (гл. 2). Собственное признание во взглядах Иешуа на власть и последующий донос сделали невозможным принятие решения Понтием Пилатом об его освобождении. Мотив душевнобольного философа («Бродячий философ оказался душевнобольным») в «ершалаимских главах» параллелен в романе мотиву приюта для душевнобольных в «московских главах». Ситуация, сложившаяся для Мастера, оказавшего без дома и нашедшего себе приют в лечебнице для душевнобольных, рифмуется у Булгакова с мотивом душевнобольного философа.

Роль спасителя в «ершалаимских главах» берет на себя Левий Матвей, который был доведен до отчаяния безысходностью своего положения, потеряв учителя. Маргарита, потерявшая Мастера, даже олицетворяла себя с Левием Матвеем, учеником Иешуа, ставя себя в его ситуацию. Во время казни Иешуа Левий Матвей решился даже напасть на стражников, чтобы спасти своего учителя. Но ситуация была совершенно упущена, как и в случае с Маргаритой, безвозвратно потерявшей своего Мастера. Решение «быть спасителем» Мастеру приходило ей на ум еще до начала ее большого «внутреннего путешествия» (а возможно даже и спровоцировало его). Укоряя себя за бездеятельность, она рассуждала о том, «что изменилось бы, если бы она в ту ночь осталась у мастера? Разве она спасла бы его?» (гл. 19).

Чтобы спасти учителя, Левий Матвей должен был обрести оружие мщения (оно же — оружие спасения), но обрел он его, когда казнь уже свершилась («когда великое свершилось торжество и в муках на кресте кончалось божество»). В этом плане Маргарита (линия которой развивается в романе именно по мужскому типу развития мифа), ощущает себя Левием Матвеем: она также не владела ситуацией, чтобы на нее повлиять: «Да, да, да, такая же самая ошибка! — говорила Маргарита зимою, сидя у печки и глядя в огонь, — зачем я тогда ночью ушла от него? Зачем? Ведь это же безумие! Я вернулась на другой день, честно, как обещала, но было уже поздно. Да, я вернулась, как несчастный Левий Матвей, слишком поздно!» (гл. 19).

Вместо традиционной для мифа сцены схватки со Злом (Злым духом) в структуре вставного романа (о Понтии Пилате) у Булгакова присутствует другая сцена, — описывающая, как была упущена Левием Матвеем ситуация, когда он искал нож (и нашел его в лавке), но нашел «слишком поздно». Левий Матвей, с которым себя олицетворяет Маргарита, вступает, однако, в схватку с легатом легионеров Марком Крысобоем, который одним ударом выбивает Левия из толпы, оттолкнув и сбив его с дороги. Эта сцена «Пилатовых глав» романа как составная часть сцены казни Иешуа равносильна по своему значению (в ее редуцированном виде) эпизоду схватки со злым духом в мифах.

В линии Бала у Сатаны эта сцена параллельна эпизоду «казни» барона Майгеля Воландом (здесь «схватка» происходит с демоном мщения Азазелло и демоном смерти Абадонной, которые вместе с Воландом создают некий триумвират, осуществляющий высший суд над предателем и его «казнь»).

В реальном времени романа никто из героев Булгакова не избегает наказания злых сил, и никто из героев не спасается чудесным образом. Договор Воланда и Маргариты позволил ей обрести своего Мастера, но только за пределами реальности, и остаться с ним вместе только в «пятом измерении». Другой союз высших сил — Иешуа и его избранное окружение (в том числе, Левий Матвей) решили, что Мастер не заслужил Света (но заслужил «Покой»). В любом случае, обе мифологемы — и Свет и Покой — как особые пределы мира Иного, связаны с мифологемой смерти и пребыванием в мире Ином после смерти. Пределы Покоя — по отношению пределам Света) скорее всего, в поэтике Булгакова могут соответствовать Чистилищу (как картинах ада у Данте), где души проходят своеобразное «очищение». Союз сил Света, возглавляемый Иешуа, рассудил, что Мастер заслужил Покоя, а вместе с Мастером заслуживает Покоя и Маргарита.