Вернуться к А.-А. Антонюк. Булгаковские мистерии: «Мастер и Маргарита» в контексте русской классики. Очерки по мифопоэтике

Диалог Змия и Девы Марии

На сатане покоя нежный взор,
С ним завела опасный разговор...

«Гавриилиада» (1821)

Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал.

«Демон» (1823)

«И Еву я не погубил, а спас!» Итак, Ева была первой среди людей, вступившей в «опасный» диалог с дьяволом. Тема этого диалога, который приводится в Книге Бытия пророком Моисеем, была тема экзистенциальная — тема жизни и смерти — и ее антиномия — вдохновение (любовь) и скука (в Раю). Снова — после Моисея — Пушкин в «Гавриилиаде», возвращается к этому диалогу, но на другом витке священной истории, когда Змий-искуситель рода человеческого готовится разрушить новый божественный план — введение своего Сына в мир людей. Для услаждения слуха девы Марии Змий с ней «заводит беседу», он намерен соблазнить Марию, как он когда-то соблазнил Еву (о чем библия повествует в рассказе пророка Моисея). Это было частью его (сатаны) коварного плана, так как на этот раз он все выведал о новых планах Бога — дать человечеству своего сына во искупление человеческих грехов, для посрамления Беса и окончательной над ним победы в Аду.

Здесь, в «Гавриилиаде», мы находим у Пушкина классическую синкризу и классический диалог двух противоборствующих сторон: человека и Сатаны, и их извечный спор о роли Бога в судьбе человечества как Отца и Создателя. В этом споре, который мы можем найти и у И. Гёте в «Фаусте», а затем и в пушкинской «Сцене из Фауста» (1825), Бес снова лукаво доказывает деве Марии свою правоту и, действуя от противного — кощунствами, обвиняет Бога в тех же самых грехах, в которых Бог когда-то обвинил человека. Мы снова являемся свидетелями лукавых уверток беса в объяснении его предательства Бога. Бес не гнушается ничем в своей лжи, переворачивая при этом с ног на голову мысли и идеи Бога и оправдывая себя перед Девой Марией.

Дева Мария, которую Бог избрал для своей тайной миссии, чтобы ввести в человечество своего сына, предъявляет обвинения Змию:

«Кто ты, змия? По льстивому напеву,
По красоте, по блеску, по глазам —
Я узнаю того, кто нашу Еву
Привлечь успел к таинственному древу
И там склонил несчастную к грехам.
Ты погубил неопытную деву,
А с нею весь Адамов род и нас.
Мы в бездне бед невольно потонули.
Не стыдно ли?»
— Попы вас обманули,
И Еву я не погубил, а спас! —
«Спас! от кого?»
— От бога. —
«Враг опасный!»
— Он был влюблен... —
«Послушай, берегись!»
— Он к ней пылал —
«Молчи!»
— любовью страстной,
Она была в опасности ужасной. —
«Змия, ты лжешь!
— Ей-богу! —
"Не божись".
— Но выслушай...»

А.С. Пушкин. «Гавриилиада» (1821)

Как видно из диалога, Бес лукаво обыгрывает тему «спасения», прибегая все к тому же способу — опрокидывания истины. Бог замыслил спасти человечество, а Бес, кощунствуя, доказывает обратное, что это он уже однажды «спас» человека, когда отвратил Еву от якобы притязаний Бога. Как сон во сне, так и ложь во лжи отрицает здесь у сатаны саму истину, переворачивая ее вверх дном и опутывая легковерное сознание человека. Легковерие снова делает человека жертвой козней Змия. Змий, кощунствуя и выставляя самого себя жертвой, однако, достигает своей цели. И все из-за легковерия человека (в данном случае женщины — на примере Девы Марии и Евы).

Так на этом новом этапе священной истории развивается у Пушкина тема спасения. Автор «Гавриилиады» во многом освобождён здесь от предания и опирается на свой свободный вымысел, а также на исторический опыт человечества, каким он представляется ему в современную ему эпоху с точки зрения борьбы добра и зла. Змий у Пушкина снова совершает искушение человека, при этом миссию архангела Гавриила можно считать провалившейся. Человечество обречено в очередной раз подвергнуться полной демонизации. Пушкин в соответствии с жанром евангелия от сатаны и темой кощунств и сам говорит здесь с читателем языком кощунств.