Вернуться к Пастырь (первая черновая редакция пьесы «Батум»)

Картина пятая

Полусгоревший цех на заводе Ротшильда. Толпа рабочих. Отдельно полицеймейстер, Трейниц, Ваншейдт, Околодочный и Кякива.

Губернатор (Смагин). Здравствуйте, господа!

Полицмейстер (Ловен). Здравия желаю, ваше превосходительство!

Губернатор. Это что же? Целая толпа, как я вижу?..

Полицеймейстер вздыхает.

Губернатор. Безобразие... Здравствуйте, рабочие!

Молчание.

Безобразие! (Увидев Кякиву.) Это кто такой?

Трейниц. Переводчик при жандармском управлении, ваше превосходительство.

Кякива. Какива, ваше превосходительство.

Смагин. Безобра... А, хорошо!.. Вы будете им... это... будешь, любезный, им... вы будете переводить... Ну-с, выпустите вперед главных!

Толпа (на грузинском и русском языках): «У нас нету главных! Мы все тут главные, все одинаково терпим! Все!»

Кякива (Губернатору). Они, ваше превосходительство, говорят, что нету главных... Все одинаково, говорят...

Губернатор. Что это значит — одинаково?

Кякива. Что значит?! (Кричит по-грузински.)

Губернатор. Не могут же объясняться сразу полторы тысячи человек!

[Кякива. Не могут, ваше превосходительство].

Губернатор. Так пусть выпустят вперед тех, кто изложит их желания.

Кякива переводит толпе эти слова. Выходят Геронтий и Порфирий.

Губернатор. Попробую воздействовать на них мерами кротости.

Полицеймейстер вздыхает.

Губернатор. Ну, вот так-то лучше. Потолкуем, разберемся в ваших нуждах...

Кякива. Так лучше. Да.

Губернатор (Геронтию). Ну говори, что у вас тут? Чем это вы недовольны? И я приму все меры... э... Поставь нас, так сказать, в курс событий, объясни суть дела1.

Геронтий. Первое, чтобы всех уволенных обратно. Второе: плохо живем, очень плохо живем. Мучаемся. Кякива. Очень плохо, говорит, живут.

Губернатор. Я понимаю...

Толпа: «Живем плохо, плохо живем. Плохо живем!»

Полицмейстер. Тише вы! Один будет говорить.

Геронтий. Из сил мы выбились. Не может человек работать по шестнадцать часов в сутки!..

Смагин. Но, позволь... сколько же времени вы хотели бы работать? Э...

Геронтий. Десять часов.

Толпа: «Десять часов» Гул.

Губернатор. Как это десять?

Кякива (по-грузински). Как это так десять? (По-русски.) Почему десять?

Губернатор. Но впрочем, дальше, излагай ваши требо... желания.

Геронтий вынимает бумагу. Трейниц внимательно косится на эту бумагу.

Геронтий. Накануне праздничных дней работу заканчивать в четыре часа пополудни...

Губернатор. Гм...

Геронтий. Всем поденным рабочим прибавить двадцать копеек.

Ваншейдт (полицеймейстеру). Вы слышали — двадцать копеек!

Полицмейстер вздыхает.

Геронтий. Не штрафовать без разбору. Штрафуют! Штрафы не должны превышать трети жалованья!

Кякива переводит. Толпа: «Замучили штрафами! Замучили!»

Полицмейстер. Тише!

Ваншейдт. Это неправда, ваше превосходительство.

Шум в толпе.

Геронтий. И мы требуем, чтобы с нами обращались как с людьми!.. Ругают нас и бьют нас!

Губернатор. То есть как? (Ваншейдту.) Э...

Ваншейдт. Я никогда не видел!.. Этого не может быть! Клевета!

Русский рабочий. Не может быть? А вы посмотрите!

Из толпы выбегает рабочий-грузин, сбрасывает башлык с головы, показывает лицо в кровоподтеках и ссадинах, что-то выкрикивает по-грузински, потом по-русски.

Избитый. Палкой, палкой!

Губернатор (Ваншейдту). Э...

Ваншейдт. В первый раз вижу... Может быть, он что-нибудь украл?

Русский рабочий. Он щепку взял на растопку... Цена этой растопке одна копейка на базаре. Били сторожа, как ломовую лошадь... Все свидетели! Били!

Толпа: «Били! Видели мы! Били!» Гул.

Ваншейдт. Я же, ваше превосходительство, не могу ответить... Сторожа могу уволить...

Русский рабочий (Ваншейдту). Кровопийца!

Толпа: «Кровопийца!»

Ваншейдт. Вот, ваше превосходительство, в точности так, как я и говорил: я — кровопийца! Как вам это понравится?!

Губернатор. Прекратить это безобразие!

Полицмейстер. Тише!

Послышались полицейские свистки.

Смагин (Геронтию). Все?

Порфирий. Нет, есть еще последнее требование: когда мы работаем, получаем полную плату, но если на заводе временно не будет работы, чтобы устроить смену и чтобы смена не работающая получала бы половину платы2.

Смагин. Что?

Молчание.

Я спрашиваю: что такое? Я ослышался или ты, дружок, угорел? Переведи ему!

Кякива вертит укоризненно пальцами перед лбом, показывая, что Порфирий угорел.

Губернатор. Где же это видано, чтобы рабочий не работал, а деньги получал? Я просто... э... не понимаю... я к здравому смыслу обращаюсь!

Порфирий раздельно и внятно начинает говорить по-грузински. Толпа затихла.

Губернатор (Кякиве). Переведи!

Кякива. Он, я извиняюсь, ваше превосходительство, говорит, про ваших лошадей...

Губернатор. Ничего не понимаю! Каких таких лошадей?

Кякива. Он говорит, что вы, ваше превосходительство, когда на лошадях ездите, кормите их, а когда они в конюшне стоят, тоже ведь кормите. А то иначе, говорит, околеют и вам не на чем будет ездить. А разве, говорит, человек недостоин, чтобы его кормили? Разве он хуже лошади?

Молчание.

Трейниц (тихо, полицмейстеру). Ну, понятно, чья это выдумка. Не будет добра в Батуме!..

Полицеймейстер вздыхает, качает головой.

Губернатор. Это что-то... нелогичное совершенно... Возрази ему, то есть переведи... лошади лошадями, а люди это совсем другой, так сказать, предмет. (Порфирию, укоризненно.) Драгоценнейший дружок!.. Переведи!

Кякива. Драгоценейший дружок!..

Губернатор. Что же ты, черт тебя возьми? Разве так переводят?

Кякива. Он понимает, ваше превосходительство! «Драгоценнейший дружок» так и будет на всех языках — драгоценнейший дружок!..

Губернатор. Пошел вон!

Кякива скрывается.

Губернатор. Что такое?! (Трейницу.) Я не совсем понимаю, полковник... это какой-то идиот! Неужели жандармское управление не могло найти другого? Это попугай!

Трейниц. До сих пор он, ваше превосходительство, работал толково...

Губернатор. Не понимаю-с! (Рабочим.) Нет-с, друзья мои... Это невиданно и неслыханно!

Русский рабочий. А Путиловский?

Губернатор. Что Путиловский?.. Э?..

Русский рабочий. Когда Путиловский сгорел, пока новый отстроили, рабочие получали половину жалованья...

Губернатор. Это... Путиловский это... Путиловский... а тут это совершенно невозможно! Да-с! Нет, друзья мои, я вижу, что вас кто-то смутил, пользуясь вашей доверчивостью, и э... требования ваши чрезмерны, чудовищны и нелепы... Насчет побитого будет проведено строжайшее расследование, и, все конечно, виновный понесет заслуженную кару... А требования ваши... нет... Куда он девался, черт его возьми? (Кякиве.) Что ты стоишь как истукан? Переведи!

Кякива кричит толпе по-грузински. Гул.

Что это они?

Кякива. Они не хотят...

Губернатор. Друзья мои! Как отец, обращаюсь к вам, и притом отец родной: прекратите забастовку и станьте на работу! Любя вас всей душой и жалея, говорю!

Кякива переводит. Гул, шум.

Русский рабочий. Не станем на работу, если требования не удовлетворят!

Толпа: «Не станем на работу!» Шум. Свистки.

Губернатор. Ах так?.. Ну, так вот что: предупреждаю, что если завтра, как дадут гудок, не станете на работу, я вас... по этапу... в Сибирь!

Трейниц. Давно бы так...

Кякива (толпе). Сибирь!

Порфирий. Не станем на работу!

Шум, свист.

Губернатор. Ах вот как?! Бунт? (Указывая полицмейстеру на Порфирия, Геронтия и русского рабочего). Арестовать зачинщиков. Арестовать!

Полицмейстер (городовыми). Берите их!

Городовые устремляются вперед.

Русский рабочий. Вон оно что! Выманил вперед, говорит — поговорим, а потом брать?! Товарищи! Полюбуйтесь на отца родного губернатора!

Толпа вскричала: «Берите и нас! Берите!»

Губернатор. Эй, стражников сюда!

Выбегают стражники, хватают выбежавших.

Полицмейстер. И этого бери! И этого!

Ваншейдт убегает.

Губернатор. Убрать толпу! Очистить двор!

Рабочие. Берите! Берите!

Порфирий. Сажайте всех!

Губернатор. Лошадей мне!!

Занавес.

Примечания

1. Помета в тексте: Требования — стр. 43 и 91 БД. («Батумская демонстрация 1902 года». — Ред.)

2. Помета в тексте: см. БД., стр. 29.