Кабинет кутаисского военного губернатора. Губернатор сидит за столом, читает «Новое время» и, судя по всему, прочитанным недоволен.
Адъютант (входит). Срочная депеша, ваше превосходительство.
Рабочие. Нуте-с?
Адъютант (читает). «Его превосходительству кутаисскому военному губернатору. Секретно. Доношу о небывало беспокойном поведении рабочих на заводе Ротшильда. Батумский полицеймейстер Ловен».
Рабочие. Пожалуйста! Опять. Ах, да. Ведь это на другом заводе тогда пакость произошла?.. У меня уже путается в голове из-за батумских сюрпризов.
Адъютант. Тогда, ваше превосходительство, на манташевском бастовали.
Рабочие. Безобразие! И притом форменное безобразие. (Читает телеграмму, барабанит пальцами, свистит.) И притом хороша манера телеграфировать! Вот я, например, сижу, перед вами, вообразите — Соломон Мудрый — ничего не разберу! Что это значит «беспокойное поведение»? Беспокойное поведение может принимать различные формы, что подтвердит нам любой врач. Можно, например, вскрикивать и заламывать руки. Но если, предположим, я вас укушу или, скажем, начну бить в кабинете стекла, это другой вид беспокойства. Как вы полагаете?
Адъютант. Я полагаю, ваше превосходительство, что они забастовку хотят устроить.
Рабочие. Безобразие! Так так и надо телеграфировать: они хотят... и это... как его... устроить... А то он своими телеграммами только сеет во мне тревогу. Он нервирует. И что такое случилось с Батумом! Было очаровательное место. Тихое, безопасное, а теперь черт знает что началось! «Небывало беспокойное...» Темно, воля ваша. Темно. Пишет вот вроде этого. (Указывает на газету.) «...Время, которое мы переживаем, исполнено глубочайшего смысла» И все. Спрашивается, какого рода смысла оно исполнено. Что это за смысл?.. Прямо на карту не могу смотреть. Как увижу Батум, так и хочется, простите за выражение, плюнуть! Нервы напряжены как струны!
Пауза.
Адъютант. Что прикажете ответить полицеймейстеру, ваше превосходительство?
Рабочие. Прежде всего, чтобы он телеграфировал внятно. Внятно-с.
Адъютант. Подробности?
Рабочие. Ну да... э... нет, нет! Только, Бога ради, без этого слова «подробности». Я знаю, он пришлет мне семь страниц самых омерзительных подробностей. Просто: внятно. Что и как?
Адъютант. Слушаю. (Выходит.)
Губернатор (над газетой). Но какой смысл? Вот в чем весь вопрос и штука.
Адъютант (входит). Телеграмма, ваше превосходительство.
Рабочие. Пожалуйста.
Адъютант. «Вайнштедт уволил на Ротшильде триста семьдесят пять человек. Полицеймейстер Ловен».
Рабочие. Сколько?
Адъютант. Триста семьдесят пять.
Рабочие. И опять — не угодно ли! Уволил! А почему уволил? Зачем? Ведь он целую, так сказать, роту уволил. Позвольте, этот Вайнштейн... это... э... директор?
Адъютант. Так точно. Вайнштедт.
Рабочие. Это безразлично! А важно — причина и опять-таки смысл увольнения... Смысл! Запросите!
Адъютант. Слушаю. (Выходит. Через некоторое время возвращается.) Телеграмма срочная.
Рабочие. Да, да.
Адъютант (читает). «Следствие падения спроса на керосин жестянках заводе Ротшильда Вайнштейном уволено триста девяносто человек». Подпись: корпуса жандармов ротмистр Бобровский.
Рабочие. По крайней мере ясная телеграмма! Толково. Неприятная, но отчетливая телеграмма. Но позвольте: тут уже появился какой-то Вайнштейн?
Адъютант. Просто опечатка, ваше превосходительство.
Рабочие. Но в какой из телеграмм?
Адъютант. Это трудно сказать.
Рабочие. Ну, конечно, это безразлично... А важно вот что... «падения»... Ротмистр телеграфирует — триста девяносто, там — триста семьдесят пять... а... впрочем, и это неважно! А важно... э... Вторую телеграмму, пожалуйста.
Адъютант (читает). «На Сидеридисе неспокойно. Умоляю обратить внимание Сидеридис».
Рабочие. Так. Прежде всего и раньше всего: кто такой этот... Сидери...
Адъютант. Сидеридис, ваше превосходительство...
Рабочие. Позвольте: завод?
Адъютант. Гм... Да... Так точно.
Рабочие. Керосин, конечно?
Адъютант. Так точно.
Рабочие. И обратите внимание на стиль: Сидеридис... Сидеридисе... О Сидеридисе! И конечно, это противное «неспокойно»! Что это они взяли за пошлую манеру так телеграфировать! Не всякая краткость хороша! Он умоляет меня! Вместо того, чтобы умолять, он бы лучше толком сообщил, что там такое! Дайте сюда... (Пишет на телеграмме.) Объяснения запросите.
Адъютант. А на телеграмму Бобровского?
Рабочие. А что же на телеграмму Бобровского? Что-с? Падения... Что я могу поделать? Я же не могу закупить у него керосин! Законы экономики... э... Губернатор не бог! Вообразите: вот я сижу перед вами — Зевс всемогущий! К сведению!
Адъютант. Слушаю. (Выходит. Возвращается.) Полковник Трейниц.
Рабочие. А! Просите! (Трейницу.) Очень рад, Владимир Эдуардович!
Трейниц. Здравия желаю, ваше превосходительство.
Рабочие. Прошу садиться, полковник. Очень, очень рад. Я пригласил вас специально, чтобы... э... серьезно побеседовать о... этом... Батуме.
Трейниц. Понимаю.
Рабочие. В течение самого короткого времени этот прелестнейший, можно сказать, уголок земного шара превратился... черт знает во что.
Трейниц. Да, в Батуме нехорошо.
Рабочие. Ну вот видите!.. Сегодня меня буквально завалили телеграммами одна неприятнее другой. Вопит этот... э... Сидеридис!
Трейниц. У него, к сожалению, есть основание вопить.
Рабочие. Ну вот видите!.. Это какое-то непрерывное напряжение... Я уж сегодня говорил... как струны... вибрация... Нужно уяснить причины этого. Ведь всякое явление, согласитесь, должно иметь причину... э... корень.
Трейниц. Корни батумских явлений мне лично ясны.
Рабочие. Ну вот видите! Прошу вас поставить меня в курс дела.
Трейниц. Слушаю. В Батуме, ваше превосходительство, работает, по моим предположениям, одно лицо, а может быть, и несколько лиц, являющихся опытными пропагандистами. Все последние события, вне сомнений, представляют плоды именно этой работы.
Рабочие. Ну вот видите! Я полагаю, что у вас есть и более точные сведения.
Трейниц. Точными, ваше превосходительство, я, к сожалению, их назвать не могу. Скорее это именно неточные пока сведения. Но я уже знаю, с кем имею дело в батумской истории.
Рабочие. С кем же?
Трейниц. Агентура подтвердила вчера, что в Батуме Пастырь.
Рабочие. Это еще кто?!.
Трейниц. Это некий Иосиф Джугашвили.
Рабочие. Ай-яй-яй...
Трейниц. Слыхали, наше превосходительство?
Рабочие. Нет. Джугашвили... Кто же это такой?
Трейниц. Года три назад его, ваше превосходительство, исключили из тифлисской семинарии. После этого он некоторое время работал в Тифлисе же, в обсерватории, причем вскоре уже сказались первые, так сказать, плоды его деятельности. Организация социал-демократического кружка на заводе Карапетова в Тифлисе, группа, которая провела в главных железнодорожных мастерских забастовки, работала под его руководством. Прошлогодняя первомайская демонстрация в Тифлисе и так далее. Забастовка на фабрике Бозеджянца, на конке у Карапетова, наконец, печатание.
Рабочие. Я не могу понять, простите, как же тифлисский... э... розыск не ликвидировал этого музыканта сразу?
Трейниц. Почему музыканта?
Рабочие. Вы же сказали: служил в консерватории?
Трейниц. Обсерватории.
Рабочие. Да, да... Но это безразлично... А как же они так?.. Э... не обезвредили?..
Трейниц. Ваше превосходительство, наша тифлисская охранка уже не раз покрывала себя бессмертной славой. Они, конечно, потеряли его.
Рабочие. Ай-яй-яй! Как же так?.. Они же должны были... э...
Трейниц. Ну, формально они сделали, что полагается. Обыск, который, конечно, ничего подозрительного не дал. Они отнеслись неряшливо к этому лицу, плохо взяли его в проследку, и он ушел в подполье.
Рабочие. Ай-яй-яй! Как же теперь?...
Трейниц. Да теперь будет значительно труднее. Не раскусили... Да вот, не угодно ли... я запрашивал их недавно. Вот ответы... На мою телеграмму о приметах они отвечают буквально: «Джугашвили. Телосложение среднее... голова обыкновенная... голос баритональный. На левом ухе родинка». Все.
Рабочие. Ну, скажите. У меня ведь тоже обыкновенная голова! Вообще все эти приметы совершенно подходят ко мне... Да позвольте! Да, да! Ведь у меня тоже родинка на левом ухе! Ну да! (Подходит к зеркалу). Положительно это я.
Трейниц. Ну, не совсем так, ваше превосходительство... Дальше — телеграфирую — сообщите впечатление, которое производит его наружность. Не угодно ли — ответ: «Секретно... Наружность упомянутого лица никакого впечатления не производит».
Рабочие. Ну, скажите! Действительно... это... э... я не понимаю, что нужно для того, чтобы... ну, скажем, чтобы я произвел на них впечатление? Неужели чтобы у меня из ноздрей валил дым и пламя! Но, однако, придется заняться этим э... семинаристом серьезно.
Трейниц. Он теперь уже не семинарист, он с прошлого ноября член тифлисского комитета РСДРП...
Рабочие. Виноват?..
Трейниц. Российской социал-демократический рабочей партии.
Рабочие. Так это, стало быть, э... важное лицо?
Трейниц. Да, это опасный человек.
Рабочие. И по вашим сведениям, он в Батуме?
Трейниц. Да. Должен предупредить, ваше превосходительство, что движение там пойдет на подъем.
Рабочие. Да, это неприятно... Что же теперь вы намерены предпринять?
Трейниц. Через час я, ваше превосходительство, уезжаю в Батум. В два двадцать пять.
Рабочие. Очень, очень хорошо. Желаю вам полного успеха.
Трейниц. Честь имею кланяться, ваше превосходительство. (Выходит.)
Губернатор подходит к зеркалу, рассматривает ухо, потом садится. Скрипнула дверь.
Губернатор (вздрогнув). Телеграмма?
Адъютант. Нет, ваше превосходительство. К вам господин Вайншед.
Рабочие. Тот самый? Сам приехал? Что такое! Просите его.
Адъютант. Прошу вас... (Выходит.)
Входит Вайншейдт. В руках у него измятый котелок. Он в пальто.
Ваншейдт. Ваше превосходительство...
Рабочие. Прошу садиться. Очень рад. Вы из Батума?
Ваншейдт. Из Батума, Ваше превосходительство.
Рабочие. Вы директор ротшильдовского завода?
Ваншейдт. Директор, Ваше превосходительство.
Рабочие. Да, простите, как собственно, точно ваша фамилия... Вайнштейн или Вайнштед?..
Ваншейдт. Ваншейдт, ваше превосходительство.
Рабочие. Те де?
Ваншейдт. Де те.
Рабочие. А, ну, вот видите. Ну, это уже совсем по-новому... Но что же вы так официально?.. Э?.. в верхней одежде? Не угодно ли вам снять пальто?..
Ваншейдт. Я извиняюсь: у меня рукав в пиджаке с корнем оторван... Я прямо с завода, не заезжая на квартиру, кинулся в поезд и к вам. (Снимает пальто. Правый рукав пиджака оторван.)
Ваншейдт идет к вешалке, вешает пальто.
Рабочие. Что же случилось?.. На вас лица нет...
Ваншейдт. Ваше превосходительство! Ужас, ужас, ужас... На заводе полный бунт! Пришлось уволить триста восемьдесят девять человек.
Рабочие. Триста восемьдесят девять! Большое количество! Вследствие падения спроса?
Ваншейдт. Вы угадали, ваше превосходительство. Полное падение. И они, рабочие, устроили ад!
Рабочие. Чего же они хотят?
Ваншейдт. Они, конечно, хотят, ваше превосходительство, чтобы их обратно приняли.
Рабочие. Так, так, так...
Ваншейдт. Но этого мало, ваше превосходительство, они требования выставили...
Рабочие. Требования? А... мы разобрались уже и этом вопросе. Конечно, агитаторы?
Ваншейдт. Ваше превосходительство. Там куча агитаторов! Вы не можете себе представить, ваше превосходительство, что там делается!
Рабочие. Вы пробовали повлиять на них?
Ваншейдт. Вчера, ваше превосходительство, пробовал.
Рабочие. Ну-с?..
Ваншейдт. Они меня кровопийцей назвали!
Рабочие. Что такое? Что же вы?
Ваншейдт. Что же... не на дуэль же мне их вызывать. Я еле из конторы выскочил, хватали за пиджак!.. Угрожали лишить жизни, ваше превосходительство!
Рабочие. Что потом?
Ваншейдт. Не помню! Только помню, что в поезд попал, а как попал... ужас. Стынет в жилах кровь.
Рабочие. Но это чудовищно же! Безобразие. Вы в список этих уволенных поместили, я надеюсь, самых беспокойных?
Ваншейдт. Само собой разумеется. Я захватил список, ваше превосходительство. Вы увидите, какие это люди. (Роется в карманах, лицо его начинает выражать недоумение. Вытаскивает листок впадает в смятение.) Это уже прямо чудеса! Как же это так...
Рабочие. Что такое?
Ваншейдт. Ваше превосходительство. (Подает листок.) Читайте сами...
Рабочие. Но позвольте... Это же прокламация?!
Ваншейдт. Конечно прокламация, ваше превосходительство.
Рабочие. Какая наглость... э...
Ваншейдт. А где же список? Списка нет... (Идет к вешалке, шарит в карманах, вытаскивает другой листок.) Пожалуйста, ваше превосходительство, еще одна.
Рабочие. Каким же образом... э... это к вам попало?
Ваншейдт. Не знаю, ваше превосходительство. (Вспоминает.) Вот так: я зашел в контору... повесил пальто...
Рабочие. Да... я вижу, что у вас дело зашло далеко...
Ваншейдт. Прошу войска на завод, ваше превосходительство.
Рабочие. Гм... сколько же вам нужно войск на завод?
Ваншейдт. Два батальона.
Рабочие. Помилуйте, господин Вайнштейн!..
Ваншейдт. Меньше нельзя, ваше превосходительство.
Рабочие. Господин Ваштед... Два батальона! У вас сколько в Батуме заводов?
Ваншейдт. Одиннадцать.
Рабочие. Ну вот-с!.. Ведь это... Ведь это двадцать два батальона, а двадцать два батальона, господин Вайнштедт, это пять с лишним полков, больше дивизии! А если к этой дивизии придать, как полагается, конный дивизион артиллерии, а госпиталя, интендантство? Я понимаю серьезность вашего положения и, конечно, дам вам стражников...
Ваншейдт. Сколько дадите, ваше превосходительство?
Рабочие. Пять человек.
Ваншейдт. Дайте сорок.
Рабочие. Шесть...
Ваншейдт. Ваше превосходительство, тридцать пять!
Рабочие. Помилуйте, господин Ваншейдт, мне не жаль стражников. Но... ну семь...
Ваншейдт. Ваше превосходительство, пятнадцать...
Рабочие. Господин Вайнштейн!
Адъютант. Срочная, ваше превосходительство.
Рабочие. Нут-с?
Адъютант (читает). «Кутаисскому военному губернатору. Копия: жандармское управление, полковнику Трейницу. Батуме забастовал ротшильдовский завод. Полностью стали все цеха. Ожидаю беспорядков Батуме. Ротмистр Бобровский».
Рабочие. Что?!
Ваншейдт. Вот, ваше превосходительство!
Рабочие. Сколь... времени? Э...
Адъютант. Половина третьего.
Рабочие. Ушел! Казака сейчас же на вокзал! Вагон с паровозом мне экстренно! Я еду в Батум... И это... дайте срочную командиру седьмого кавказского батальона...
Адъютант (уходя). Слушаю!
Ваншейдт. Я с вами, ваше превосходительство!
Рабочие. Что?! Да, да...
Адъютант (входя). Срочная...
Рабочие. Ну!
Адъютант. «Панаиота побили на Сидеридисе. Сидеридис».
Рабочие. Что же это такое?! Я вас спрашиваю... Это еще что?.. Какой Панаиот... Что это значит?.. Почему побили? Телеграфируйте этому Сидеридису, чтобы он перестал телеграфировать глупости... Кто это Панаиот?
Ваншейдт. Панаиот, ваше превосходительство, это главный приказчик у Сидеридиса.
Рабочие. Так... черт... так... телеграфируй — почему побили?! Шинель мне!..
Вбегает курьер с шинелью. Ваншейдт бросается к своему пальто. Губернатор надевает пальто.
Зачем побили? Ведь, если побили, значит есть же какой-нибудь смысл в этом избиении! Какой смысл в этом избиении, подкладка... цель... Смысл!
Уходит поспешно, и Ваншейдт бросается за ним.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |