§ 1. Тематика фельетонов «Гудка»

При анализе особенностей тематического решения произведений, написанных для «Гудка», нельзя не учитывать специфику работы фельетониста в этой газете. М. Булгаков вместе с молодыми сатириками В. Катаевым, И. Ильфом, Е. Петровым, Ю. Олешей создал знаменитую «четвертую полосу» «Гудка» — боевой отдел «Рабочая жизнь». Практически каждый фельетон возникал как отклик на письма железнодорожников. Рабкоры и читатели сообщали в газету о тех положительных и негативных явлениях, которые происходили, что называется, на местах. Этот-то фактический материал и ложился в основу многих фельетонов, художественно переосмысливался фельетонистами. Естественно, что самой лучшей формой подобного отклика служил именно сатирический фельетон. И молодые сатирики предлагали свое новое видение этого традиционного жанра, которое диктовалось новой эпохой.

Однако булгаковский фельетон был, мало похож на своих «гудковских» собратьев. Если, В. Катаев, И. Ильф, Е. Петров, С. Гехт чаще всего прибегали к фельетону-комментарию, к фельетону, имевшему конкретный адрес, а потому требовавшему принятия конкретных мер, то М. Булгаков, не отказываясь полностью от фельетона-комментария, весьма успешно работает в жанре фельетона-обобщения. Булгаковский фельетон ближе по своей структуре к «традиционному» безадресному фельетону XIX века, что не случайно. Хотя Булгаков в журналистику пришел после революции, несомненно, его взгляд на характер и место фельетона в газете формировался под воздействием старой школы этого русского жанра.

Для русской дореволюционной школы фельетона, как мы выяснили, были характерны два основные эстетические принципа: умение возвысить конкретный факт до типического обобщения и насыщенность произведения сатирической экспрессией. Действительно, наиболее талантливые фельетонисты умели отбирать характерные факты современной им действительности и обобщать их по-фельетонному, с сильным элементом сатирической образности, придавать им острое социальное звучание, высокий гражданский пафос.

«Характерная особенность булгаковских фельетонов — высокая степень беллетризации факта» (Кройчик Л.Е., 1969. С. 112) — утверждает Л. Кройчик. Это действительно так, мы бы — даже сказали «высочайшая художественность». Кроме того, в данном случае следует подчеркнуть несомненную творческую смелость Булгакова-сатирика. Фельетон начала 20-х годов — это чаще всего небольшая миниатюра, построенная на конкретном факте. В обработке факта преобладают публицистические приемы. Факт и его сатирическая трактовка далеко не всегда связываются воедино органически. Чаще всего факт вообще выносится за пределы сюжетной конструкции фельетона, как это делается в фельетоне-комментарии. Вовлечение же факта в развитие действия подчас носит чисто механический характер. Так, во многих фельетонах А. Зорича в «Правде» наблюдаются легко распадающиеся составные части — собственно факт и «пристройка» — вымысел, которая окружает данный факт, но не составляет с ним единого, неделимого целого.

М. Булгаков во многих случаях успешно преодолевает эту кажущуюся несовместимость факта и вымысла. И достигает этого фельетонист с помощью широко использования приемом, характерных для художественной прозы. В первой главе мы пришли к выводу о принадлежности фельетона к художественно-публицистическим жанрам, о его двойной природе, то есть подчиненности и законам художественной литературы, и законам журналистики. Булгаковский фельетон является достаточно убедительным тому подтверждением. Широкое использование Булгаковым беллетристических элементов в фельетонах было отнюдь не формальным приемом. Публицист стремился создать в своих сатирических миниатюрах тот эффект обобщения, без которого не мыслима настоящая сатира, за конкретным фактом увидеть масштабную общественную проблему. В этом — принципиальное отличие булгаковских фельетонов.

Тематика фельетонов также отвечала поставленным задачам и выбору жанра. Основная тема фельетонов М. Булгакова в «Гудке» — нравы и быт. Фельетонист сознательно уходит от политических вопросов, их практически нет в его гудковских произведениях. И это становится еще одной особенностью. Дело в том, что политика, особенно международные отношения, капиталистический европейский мир, как раз и были в начале 20-х годов одной из самых популярных, злободневных тем на газетной полосе. «Правда» и «Известия» публиковали немало материалов, в том числе и фельетонов, так или иначе затрагивавших эти вопросы. Конечно, это вполне объяснимо. Страна находилась в сложнейшем политическом положении, отношения с Европой были нестабильны. Да и обстановку на Западе нельзя было назвать спокойной (волнения в Германии, набирающий силу фашизм, восстания в Болгарии и т. д.). Советская печать отражала международное положение, но, естественно, в свете, выгодном партии и правительству. Сохранившиеся отрывки дневника писателя, «Под пятой» (1922—1925 гг.), свидетельствуют, прежде всего, о том, что Булгаков не просто интересовался складывающимся положением, оно глубоко его волновало. Хотя доступны были лишь сведения, опубликованные в газетах.

«Не только в Германии, но уже и в Польше происходят волнения. В Германии Бавария является центром фашизма, Саксония — коммунизма... ...Заголовки в «известиях» — «Кровавые столкновения в Берлине», «Продовольственные волнения» и т. д. ...Возможно, что мир действительно накануне генеральной схватки между коммунизмом и фашизмом. Если развернутся события, первое, что произойдет, это война большевиков с Польшей...» (Булгаков М., 2002. Т. 8. С. 73). Но оценки и прогнозы художника не всегда совпадали с «линией партии», и потому приходилось оставлять их при себе. Тем не менее, фельетонист «Гудка» не создавал и конъюнктурных произведений, но идейное содержание фельетонов Булгакова предмет исследования следующего параграфа этой главы.

Итак, одним из первых сатирик обратился к внутренним темам и смог убедительно показать, сколь своевременно это обращение. Фельетонист, прямо скажем, не идеализирует многие стороны быта и жизни общества 1920-х годов. Он видит не только недостатки, оставшиеся от старого мира, но и вновь возникающую накипь. Характерно, что, оставаясь формально в рамках профессиональной газеты, оперируя, как правило, только фактами из жизни железнодорожников, Булгаков вместе с тем подмечает и фиксирует уродливые явления общественной жизни и быта вообще. И в этом отношении фельетоны этого писателя в чем-то превосходят фельетоны А. Зорича в «Правде». За частным угадывается общее, за внешне случайным — закономерное.

Фельетоны, опубликованные в «Гудке», не стали циклом, в них нет единой темы. Конкретные отдельные факты, сообщаемые железнодорожниками-рабкорами, становились малыми темами фельетонов. За ними писатель угадывал те проблемы, которые были особенно значимы в настоящем и будущем новой России. Дело в том, что самые разные явления жизни железнодорожников подвергались Булгаковым публицистическому осмыслению. Явления эти волновали и читателя, и писателя, вместе они пытались содействовать развитию молодой страны, ведя борьбу со всем, что это развитие тормозило. Но тем не менее, во всех гудковских фельетонах можно выделить целый ряд сквозных тем и героев.

Так, значительное место занимают фельетоны, в которых Булгаков разносторонне показывает чиновничество, отмечая новые черты этой части общества, то, что оно приобрело в новую эпоху, что было сообщено советским строем. Особенно показательны созданные в гудковских фельетонах типы советских чиновников. Характерной особенностью становится изображение сатириком, как правило, чиновников среднего звена. Самой высокой должностью становится должность начальника станции или «Деес» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 602) — ДС — согласно аббревиатурному сокращению. Булгаков не изображал высшие эшелоны власти, стараясь не затрагивать политических вопросов. Но сатирику важно было изучить «класс», от которого зависело многое, который мог извратить до неузнаваемости любые правительственные распоряжения и от которого, в конечном счете, зависела жизнь людей на местах. Булгаковские чиновники предстают силой, которая не только не способствует восстановлению страны после военных и испытаний, а скорее, наоборот, препятствует.

Поразительно было то, что начальство даже среднего звена, ставшее таковым буквально вчера, моментально оторвалось от своих же собственных корней, и иногда просто не имело представления о реальном положении дел на местах. Ярким примером становится герой «Беспокойной поездки», который абсолютно искренне удивляется, открывает для себя много нового, совершая путешествие по вверенному ему же участку железной дороги. Оказывается, что круг поворотный ремонтируется, поэтому происходит задержка в полтора часа; подвижной состав в большинстве своем не исправен, половину вагонов отцепляют по пути; в вагонах нет связи с паровозом, поэтому высадить зайцев нет никакой возможности. После такого путешествия, начальник, которому пришлось побывать на месте обыкновенного пассажира, «в Ростов приехал, от нервного расстройства лечился» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 354). «Вот оно, какие поездки бывают!» (там же) — восклицает он.

Характерными чертами людей, наделенных даже незначительной властью, становятся наглость, хамство, грубость и полная уверенность в безнаказанности. Так, помощник главного бухгалтера бьет кулаком курьершу, делая незначительное замечание («Кулак бухгалтера»), а пьяный представитель учстрахкассы заявляется поздним вечером в родильное отделение, чтобы проверить чистоту постельного белья («При исполнении святых обязанностей»). Еще одной чертой нового чиновничества становится словоохотливость, но не простая, а прямо-таки непреодолимая страсть облекать простые, казалось бы, распоряжения и мысли в огромные, полные штампов, низкопоклонства власти и абсурда сочинения. Булгаков воссоздает одно из них в своем фельетоне «Сентиментальный водолей»:

«ТОВАРИЩИ!

Получив назначение и не имея возможности лично распрощаться со всеми вами, прибегаю к письменному прощальному слову.

Товарищи рабочие и служащие, проработав вместе с вами более года в непосредственной, низовой практической, кропотливой, мелкой, но трудной станционной работе, должен отметить то, что отмечалось и до меня несколько раз в нашей советской печати, а именно: лишь только при совместной дружной работе с широкими рабочими массами каждый руководитель может улучшить свое хозяйство, это — в частности, а в общем рабочий класс обязан все советское хозяйство перестроить на новых, наших, пролетарских началах, т. е. чем скорее восстановит он свое хозяйство, тем скорее улучшит свое личное благополучие и через посредство этого героического неослабного трудолюбия трудящихся.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Уезжая от вас (здесь бумага заляпана слезами), разрешите, товарищи, надеяться мне, что и в дальнейшем вы, рабочие и служащие, как один, будете всемерно поддерживать свой авторитет перед администрацией управления, и не только свой, но также администрации станции, через посредство честного отношения к своим порученным обязанностям, помня, что к отысканию единого правильного трудового пути в работе станции с целью достижения еще большего улучшения в рабочем аппарате и удешевления себестоимости нашей добываемой продукции, т. е. перевозки пассажира-версты и пудо-грузо-версты, мы должны быть все вместе, как один, и тем самым добиться устранения препятствий в правильном обслуживании широких трудящихся масс, а в том числе, следовательно, и самих себя в отдельности, а также доказать свою незыблемую преданность интересам рабочего класса СССР...» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 603—604).

Одновременно с такой «страстью» к слову в чиновниках уживается, как показывает Булгаков, и наплевательское отношение к своим прямым обязанностям. Бумажная волокита становится болезнью нового времени. Фельетонист рисует целый ряд ситуаций, рожденных этой проблемой, в таких фельетонах, как «Сильнодействующее средство», «Повесили его или нет?», «Круглая печать», «Как разбился Бузыгин («Жуткая история в 7-ми документах»). В последнем фельетоне автор представляет историю о взлете и падении некоего Власа, «героя культработы». Влас — прообраз тех «крепких парней», о которых впоследствии будут писать И. Ильф и Е. Петров в фельетоне «Дневная гостиница». «Крепкий парень» испокон веку подменял дело словом. Его надежный щит — «правильный» лозунг, солидная фраза, за которой стоит нежелание и неумение работать, то есть выполнять свои прямые обязанности. Влас Бузыгин — из породы таких парней. Лихо освоив азы социальной демагогии, он бойко кует свое счастье и вскоре, как пишет его шурин, становится «знаменит на оба полушария». «Сегодня, — сообщает Власу родственник, — прочел твой портрет в «Гудке». Ты даже немного похож на всероссийского старосту Калинина, но тот гораздо красивее» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 567). Несмотря на столь лестные сравнения, Влас терпит поражение на культурно-просветительском поприще — его инициатива разбивается о бесчисленные бумаги и соглашения, необходимые всего лишь для реконструкции старого помещения под клуб.

Герои фельетонов возникали как отклик на темы массовой рабочей газеты, принадлежали новому быту, общественному и служебному. Вместе с тем, они у Булгакова показаны не только как люди, появившиеся из небытия вместе с новым строем. Сатирика поражало то, что советская идеология отвергала все лучшее, что было в прошлом страны: достижения науки и культуры, мораль, нравственность все это действительно было разрушено практически «до основания». Сохранилось же лишь то, с чем и прежний строй не мог справиться. Так, в среде чиновников продолжало процветать казнокрадство и взяточничество, использование служебного положения. Гудковские фельетоны Булгакова более чем красноречиво обнаруживают это. Герои «Тайн мадридского двора», «Развратника» представляют собой именно тот тип чиновников, который сотни лет существовал в России, который был «прославлен» когда-то и Гоголем, и Салтыковым-Щедриным, Чеховым и который хорошо прижился и в новое время. В фельетоне «Тайна несгораемого шкафа. Маленький уголовный роман» проворовавшийся член месткома товарищ Хохолков представлен именно как уголовный преступник и подвергается соответствующему наказанию (оказывается в одной камере с обыкновенными уголовниками), не принимается во внимание и его происхождение: «И привели в суд. И судили, и приговорили, и посадили в одну камеру с Майорчиком. И так ему и надо. Пусть не тратит профсоюзных денег, доверенных ему массою, на чем и назидательному уголовному роману конец» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 620). Таким образом, чиновничество в изображении Булгакова предстает как некое отграниченное от обычных людей явление, которое лишь «удачно» переродилось в новых условиях. Даже человек с пролетарским происхождением, вступающий в его ряды, неизбежно «инициируется», вбирая в себя все характерные черты, обязательные при принадлежности к этому «классу». «Гибель Шурки-уполномоченного» — яркий пример. Герой этого фельетона, сын станционного сторожа, «пошел по транспортной линии с 12 лет своей юной жизни и после десятилетнего стажа добился высокого звания профуполномоченного» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 496). Звание это и погубило подававшего большие надежды молодого человека, который стал пользоваться деньгами рабочих из страховой кассы. Как раз сочетание черт, присущих чиновничеству испокон веков, с вновь приобретенными и становится его характерной особенностью в новое время.

Естественными становятся абсурд и дикость административного управления, которое осуществляется подобными людьми. С одной стороны, они проявляют невиданное рвение («Как, истребляя пьянство, председатель транспортников истребил!», «Охотники за черепами», «Игра природы», «Как на теткины деньги местком подарок купил» и др.). При этом мотивы чиновников, проявляющих «инициативу», подчас просто необъяснимы. Так, человек, который на ст. Петушки «служил в качестве ПЗП» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 373) распорядился огородить колючей проволокой местный театр. «О спектакле знали все, а о колючей проволоке вокруг спектакля никто не знал», и «железнодорожная рать легла на проволочных заграждениях вся до последнего человека и оставила на них юбки, кофты, лоскутья пальто и жирные куски ваты из подкладки» (там же. С. 375).

И в то же время, характеристикой времени становятся абсурдные явления, свидетельствующие о полном бездействии и халатности начальства. Фельетоны «Главполитбогослужение» и «Библифетчик» демонстрируют сосуществование несовместимых на взгляд любого здравомыслящего человека начал. Именно демонстрируют, ведь в данном случае не автор в художественных целях доводит существующие явления до абсурда, а сама жизнь, или вернее «разруха в головах» чиновников. В фельетоне «Главполитбогослужение» приводится лишь одно утро расположенных в одном здании церкви и ж/д школы, где одновременно проходят уроки и утренний молебен:

«— Владыкой мира будет труд!! — донеслось через открытые окна соседнего помещения.

— Эх, — вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: — Благослови, владыка!

— Пролетарию нечего терять, кроме его оков.

— Всегда, ныне, и присно, и во веки веков, — подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.

— Аминь! — согласился хор.

Урок политграмоты кончился мощным пением «Интернационала» и ектении:

Весь мир насилья мы разрушим до основанья! А затем...

— Мир всем! — благодушно пропел настоятель.

— Замучили, долгогривые, — захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка, — я — слово, а они — десять!

— Я их перешибу, — похвастался учитель языка и приказал: — Читай, Клюкин, басню.

Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:

Попрыгунья стрекоза
Лето красное пропела.
Оглянуться не успела...

Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель...» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 460).

И подобное явление, и библиотекарь, одновременно исполняющий обязанности и буфетчика («Библифетчик»), и банщик Иван, работающий в бане в женский день («Банщица Иван»), становятся знамением времени, и Булгаков мастерски их показывает.

Новое чиновничество не интересовалось и тем, как, в каких условиях живут простые люди. Голод, безденежье, отсутствие самого необходимого, ужасные жилищные условия Булгаков, испытывал сам и потому не мог остаться равнодушным к сообщениям рабкоров, касавшихся этих проблем. Больше всего фельетониста возмущало бездействие начальства. В «Трех копейках» точно обозначена та сумма, которую старший стрелочник станции Орехово получает в качестве жалования, вернее, та сумма, которая у него остается после того, как высчитают взносы по кредитам в ТПО и Москвошвей, принудительную подписку, на «Гудок», на школу и т. д.

Но весь абсурд и ужас сложившейся ситуации состоял в том, что даже имей старший стрелочник станции Орехово, как впрочем, и его коллеги на других станциях, хоть какие-то деньги, приобрести даже товары первой необходимости было делом не простым. Так, обыкновенные сапоги лишь снятся сцепщику в Киеве-товарном Хикину Петру в «восхитительном сне» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 448). Советская торговля становится отдельной темой в малых сатирах М. Булгакова. Фельетонист показывает и доступный ассортимент товаров («Торговый дом на колесах», «Пивной рассказ»), и собственно действовавшую систему снабжения («Рассказ про Поджилкина и крупу»).

Но, тем не менее, административная система эпохи оставляет железнодорожнику шанс не умереть с голоду — «провизионки». Только и здесь находится небольшое «но». Пресловутые «провизионки» выдаются лишь женатым, т. е. холостые сотрудники ж/д вынуждены вступать в брак. Но здесь уж начальство проявляет высшую степень заботы, предлагая возможные кандидатуры «Как бутон женился». Вообще, личная жизнь сотрудников отчего-то вызывает неподдельный интерес тех, кто стоит на служебной лестнице выше. Так, десятник рассказывает о том, как был «несправедливо обижен на служебной основе» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 463):

«Встречается мне заведующий разработкой Юза Славутского участка гражданин Логинов и спрашивает в служебном тоне, побрякивая цепочкой от часов:

— Как вы смели, уважаемый, жениться без моего ведома?

У меня даже язык отнялся. Помилуйте, что я — крепостной? Какое ему дело! Главное, что если б я истратил на женитьбу свои служебные часы или, скажем, напился с товарищами, опозорив профессиональный наш союз. А то я тихо и мирно вступил в брак, как имеет право всякий индивидуум на земном шаре. И мучает меня раздумье: а если моей жене придет в голову наделить меня потомством в размере одного ребенка — к Логинову бежать? «Разрешите...». А если октябрины? А если теща умрет? Имеет она право без Логинова?...» (там же).

Но, собственно, все это ничто по сравнению с явлением, вошедшим в быт и сознание людей, явлением, воплотившем в себе формализм высшей степени, явлением, ставшим органической частью строя — заседаниями комиссий, ячеек, пионеров и общими собраниями членов, участковыми съездами. Именно и посвящает Булгаков двенадцать из восьмидесяти семи фельетонов, опубликованных в «Гудке». И опять-таки, это явление показано весьма разносторонне. «Рассказ рабкора про лишних людей», «Рассказ Макара Девушкина», «Заседание в присутствии члена» и др. отражают всю бессмысленность, бесконечность, абсурдность этих мероприятий. Так, описанное в фельетоне «Не те брюки» заседание месткома длится с 18.00 и вплоть до рассвета, хотя «меню оказалось состоящим из одного блюда: «Разбор существующего колдоговора и заключение нового» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 592), и заканчивается ничем, так как председатель по ошибке «запузырил» (там же, 594) трудящимся договор от другого года. Бессмысленность всевозможных заседаний безапелляционно доказывает фельетон «Гениальная личность». Ситуация, нарисованная здесь, могла бы быть художественной находкой автора, искусно использующего гиперболу. Но эпиграф, отрывок рабкоровского письма, свидетельствует о ее полном соответствии действительности. Автор, таким образом, показывает произошедшее «в лицах». «Гениальный» секретарь, с благородной целью не терять время, пишет протокол заседания накануне, и тем самым уже собственно на собрании приводит изумленную публику в полнейшее восхищение. «Когда общее собрание кончилось, толпа провожала Макушкина по улице полверсты, и женщины поднимали детей на руки и говорили:

— Смотри, вон Макушкин пошел. И ты когда-нибудь такой будешь» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 516).

В чем же смысл заседания, если можно безошибочно предугадать все решения и постановления, которые будут приняты, и запротоколировать их?

Заседания становятся скорее неким испытанием, которое рабочий класс должен безропотно перенести. Но смириться с тем, что докладчики в рамках своих «кратких четырехчасовых докладов» используют лишь заимствованную лексику и термины, значение которых и сами понимают лишь приблизительно, не так то легко. Булгаков в своих малых сатирах предоставляет им слово:

«— Итак, дорогие товарищи, я резюмирую! Интернациональный капитализм в конце концов и в общем и целом довел свои страны до полной прострации. У акул мирового капитализма одно соображение, как бы изолировать Советскую страну и обрушиться на нее с интервенцией! Они использовывают все возможности вплоть до того, что прибегают к диффамации... Это им не удастся! Капиталистическая вандея, окруженная со всех сторон волнами пока еще аморфного пролетариата, задыхается в собственном соку, и перед капиталистами нет другого исхода, как признать Советский Союз, аккредитовав при нем своих полномочных послов!!!» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 520).

Любые возражения начальству оборачиваются или оскорблениями с его стороны («Чемпион мира»), или просто насилием: «Способ доказательства Игнат (секретарь сельской рады) избрал оригинальный. Именно вытащив деда во двор, урезал его по затылку чем-то настолько тяжелым, что деду показалось, будто бы померкло полуденное солнце и на небе выступили звезды» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 545).

Символом всей Советской России становится помещение месткома. Здесь порой одновременно проходит и собрание лавочной комиссии, и заседание профсоюза, и кружок рабкоров и собрание пионерской ячейки. Фоном же служит кинокартина «Дочь Монтецумы» с участием любимицы публики и королевы экрана и «Вокруг света в 18 дней» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 523).

Отражая современную действительность, Булгаков как истинный русский интеллигент не мог даже на страницах профсоюзной рабочей газеты не затронуть такой важной социальной темы, как образование. Дикая безграмотность большей части населения страны стала одной из главных проблем в молодом государстве. Эта тема также находит свое многоаспектное освещение в малых сатирах Булгакова, Фельетонист вскрывает и абсурд управления в сфере образования («Главполитбогослужение», «Как школа провалилась в преисподнюю»), демонстрирует абсолютную безграмотность и бескультурье педагогов («Электрическая лекция», «Просвещение с кровопролитием»), не обходит вниманием и невосприимчивость и незаинтересованность самого народа в просвещении («Банан и Сидараф»). Необходимо отметить, что Булгаков старался сохранить беспристрастность, не беря на себя роль судьи. Но не признать ответственности людей власть имущих за происходящее он не мог. Рабкор в фельетоне «Банан и Сидараф», ставший участником дискуссии, выражает точку зрения близкую автору:

«— Ведь это же чудовищно, товарищ, — говорил, — да разве можно так учить людей? Ведь это же насмешка! Пер человек какую-то околесицу на экзамене, в ведомости пишет какое-то слово: «Сидараф», корову через «ять», и ему выдают удостоверение, что он грамотный! . . . . . . . . . . . .

— ...Да ведь что за два месяца сделаешь? — спросил профуполномоченный.

— Значит, не два, а четыре нужно учить, или шесть, или сколько там нужно. Нельзя же, в самом деле, выпускать людей и морочить им головы, уверяя, что он грамотный, когда он на самом деле как был безграмотный, так и остался!» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 501).

Большое число булгаковских фельетонов в «Гудке» посвящено современному обывателю, нравам, царящим в обществе. Таковы фельетоны «Работа достигает 30 градусов», «По телефону», «Рассказ рабкора про лишних людей», «Звуки польки неземной» и многие др. И опять-таки тема эта не звучит однозначно, не затрагивает лишь какую-то одну сторону проблемы. Хотя одной из самых значительных проблем общества, перешедшей так же из старого времени в новое, оставалось практически поголовный алкоголизм. Публицист на страницах «Гудка» показывает его во всех неприглядных проявлениях. Именно пьянство, по мнению фельетониста, не дает русскому народу-вырваться из ямы безграмотности, безнравственности и бескультурья («Коллекция гнилых фактов», «По поводу битья жен», «Страдалец папаша»). День выдачи рабочим заработной платы становится «величайшего торжества, а равно и величайшей горести всех жен и детей» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 501), так как заканчивается повальным пьянством. Именно оно является главной причиной насилия, без которого, «естественно», не обходится употребление алкогольных напитков. Существует даже своя философия «правильного» алкоголизма, не являющегося якобы социальной проблемой, а лишь частью личной жизни каждого:

«— Купил, ты, к примеру, три бутылки и... пришел домой, — продолжал Всемизвестный, — занавески на окнах спустил, чтобы шпионские глаза не нарушили домашнего покоя, пригласил приятеля, жена тебе селедочку очистит, сел, пиджак снял, водочку поставил под кран, чтобы она немножко озябла, а затем, значит, не спеша, на один глоток налил... И никому не мешаешь, и никто тебя не трогает... Ну, конечно, может выйти у тебя недоразумение с женой, после второй бутылки, скажем. Так не будь же ты ослом. Не тащи ты ее за волосы на улицу!... Баба любит, чтобы ее били дома...» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 554).

Но, не все следуют этим простым правилам, и пьянство выходит не только за границы домашнего очага, под волнами водочного наводнения оказываются целые станции и населенные пункты разных значений («Пьяный паровоз»). Только это «стихийное бедствие» в силах разбудить станцию Сухая Канава (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 605).

Важно отметить, что Булгаков не противопоставляет прямо и безоговорочно пьяный, темный народ интеллигенции (как это было в «Белой гвардии» (Достаточно подробно противопоставление крестьянско-народного мира интеллигентско-дворянскому раскрыто в статье Павлова Ю., 2003)) или хоть сколько-нибудь образованной части советского общества, не отрекается от него. В отличие и от врача, главного героя «Тьмы египетской» жизнь народа для него не только анекдот, уродство, тьма египетская. В этот период, и в частности в фельетонах, Булгаков пытается найти причины неменяющегося, несмотря ни на какие политические катаклизмы, страшного положения народа. Да, ж/д рабочие и предстают в гудковских сатирах некой безвольной массой, но ответственность ложится и на тех, кто взял на себя руководство этой самой массой. Так, герой фельетона «О пользе алкоголизма» представитель учка называет алкоголизм «социальной болезнью» и на общем собрании приводит примеры из истории государства российского, начиная с князя Владимира, «прозванного за свою любовь к спиртным напиткам Красным солнышком» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 540) и заканчивая Ломоносовым, который «в высшей степени любил поставить банку» (там же. С. 541), доказывающие, что личной вины народа в «болезни» нет. Тем самым, докладчик лишь вдохновляет рабочих на «обострение» заболевания. Еще большим стимулирующим фактором оказывается «пивная» лавка, вагон-лавка, которая привозит на станцию только один товар, пиво. Зря железнодорожники спрашивают ситец, сапоги, керосин для примуса. Продавец предлагает лишь «пиво бархатное, черное» и «воблу любительскую» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 464).

Ответственность ложится и на врача, приехавшего на одну из станций. Он ставит больному градусник и забывает про него. Пациент же, простой, неграмотный железнодорожник, думает, что это новое, чудодейственное лекарственное средство и носит его несколько дней под мышкой: «Спины не мог разогнуть, а на другой день после градусника полегчало. Опять же и голова две недели болела: как вечер, так и сверлит темя, сверлит... А теперь, с градусником, хоть бы что... Только неудобство чрезвычайное при работе. Да я уж приловчился. Бинтом его привязал под мышку, он и сидит там, сукин сын» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 560). Ситуация выглядела бы анекдотичной, если бы не особая горечь, пронизывающая весь фельетон. Врач должен был быть внимательнее к пациенту, хотя, конечно, объяснить функциональное назначение градусника безграмотному рабочему представлялось делом не простым, да и не решило бы проблемы.

Вообще, новое здравоохранение становится еще одной значимой темой в гудковских фельетонах. Сатирик и здесь показывает весь абсурд управления, обнаруживает бюрократизм, проникший и в медицину, рисует образы медицинских работников. Проблемы здравоохранения были хорошо известны и всегда волновали Булгакова, в связи с его первой профессией. Не могли они остаться не освещенными и в фельетонах. Публициста возмущала степень безответственности в отношении к пациентам, которая не только противоречила клятве Гиппократа, но и шла в разрез с простыми человеческими этическими нормами. В фельетонах Булгакова она доведена до полного абсурда. Так, герой «Летучего голландца» объехал все здравницы молодой Советской республики, побывал в Сибири, Крыму, Кисловодске, Ялте, Липецке, на Кавказе, и все потому, что каждый раз ему ставят ошибочные диагнозы. В этом фельетоне сам автор с помощью гиперболизации доводит до абсурда, сообщенный рабкором факт. Но ситуация, нарисованная в фельетоне «Мертвые ходят», практически соответствует действительности, Булгаков лишь представляет ее в лицах, прогнозирую вполне возможные последствия.

В эпиграфе обозначен факт, положенный в основу произведения: «У котельщика 2 уч. сл. тяги Северных умер младенец. Фельдшер потребовал принести ребенка к себе, чтобы констатировать смерть. Рабкор 2121» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 595). К герою фельетона для констатирования смерти умерших: и девочку, и мамашу весовщика — привозят как к священнику на отпевание. Замыкает процессию живой еще одинокий дед Пафнутьич, который приходит на освидетельствование заранее, так как привезти к фельдшеру после смерти его будет некому: «Соседи говорят, сходи, говорят, заранее, Пафнутьич, к Федору Наумычу, запишись, а то завтра возиться с тобой некогда. А больше дня ты все равно не протянешь» (там же. С. 597). Чего же стоит философия фельдшера, который заявляет: «Я живой, да один. А вас, мертвых, — бугры. Ежели я за каждым буду бегать, сам ноги протяну» (там же. С. 596).

Примечательно, что, рисуя образы медицинских работников, Булгаков только в двух фельетон, делает героями врачей. В упоминавшемся выше «Человеке с градусником», да и его оплошность автор оправдывает огромным количеством пациентов («Врач завинтился совершенно» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 558)) и в «Паршивом типе». Но в последнем фельетоне герои — три доктора с говорящими фамилиями Порошков, Каплин, Микстуркина, как будто бы взятыми из детской сказки. Симулянт Пузырев обманывает их без труда, действительно, как детей. Но «мрачный и несимпатичный» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 610), с точки зрения «больного», врач легко выводит героя на чистую воду. В остальных же гудковских сатирах, посвященных здравоохранению, действующими лицами становятся, как правило, фельдшеры. Именно они, «полные алкогольного достоинства» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 533) являются пьяными на собрание, посвященное Международному женскому дню 8 Марта, и вместо поздравлений произносят проникновенную, полную жутких подробностей речь о сифилисе («Праздник с сифилисом»). Именно они ставят диагнозы на глаз и велят пациентам приходить, когда «нога отвалится», глаза «совсем ни черта видеть не будут», сын «помучается с месяц — и крышка» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 507—508). Вот тогда будет написана «бумажка» в соцстрах, и все проблемы решены. Именно они становятся посмешищем народа на торжественных вечерах, в результате чрезмерного употребления все тех же алкогольных напитков («Коллекция гнилых фактов»).

Еще одной значимой темой сатирах «Гудка» становится культура новой эпохи. Народу, как известно, нужны хлеб и зрелища. Вот эти зрелища и показывает в красках Булгаков. В «накануньевских» фельетонах-очерках писатель рассуждает о спорности постановок Мейерхольда, но это для «утонченной» публики. Железнодорожники же наслаждаются представлениями, которые дают шарлатаны-прорицатели («Мадмазель Жанна») или «знаменитый ковбой и факир Джон Пирс» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 429) с говорящей собакой. Кроме того, вниманию изумленной публики предлагается интереснейший кинофильм, но с техническими неполадками: «На экране что-то мигнуло, раскололось надвое, пошел темными полосами дождь, а затем выскочили огненные и неизвестно на каком языке слова. Они мгновенно скрылись, а вместо них появился человек в цилиндре и быстро побежал, как муха, по потолку, вверх ногами... Яркий свет залил зал, потом стемнело и на экран вышел задом верблюд, с него задом слез человек и задом же помчался куда-то вдаль...» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 429).

Спектакли же предлагаются в несколько трансформированном виде. Так, комедия «Ревизор» предстает переосмысленной. Соавтором Гоголя в данном случае становятся член клуба Горюшкин, вылетающий на сцену во время спектакля, и член правления Хватаев, пытающийся его с этой сцены утащить (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 549). Пьеса приобретает поистине новое звучание.

Мы уже отмечали выше, что несмотря на глубокий, тревожный интерес М. Булгакова к политическим проблемам современности, они по разным причинам не находят полного выражения в гудковских фельетонах сатирика. Тем не менее, вопросы внешней и внутренней политики звучат в них. Всего два фельетона посвящены политическим проблемам непосредственно: «Часы жизни и смерти» и «Брачная катастрофа». Первый из них посвящен смерти В. Ленина. Этот фельетон-репортаж рассказывает о прощании москвичей с вождем. Здесь Ленин наделен несомненным посмертным величием: «Он молчит и лицо его мудро, важно и спокойно... Как словом своим на слова и дела подвинул бессмертные шлемы караулов, так теперь убил своим молчанием караулы и реку идущих на последнее прощание людей» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 376). В фельетоне не выражено прямо отношение автора к личности и делу Ленина, Булгаков делает это с помощью использования целого спектра художественных средств. Но писатель делает попытку осмысления значения этого человека в истории. Он утверждает: «Все ясно. К этому гробу будут ходить четыре дня по лютому морозу в Москве, а потом в течение веков по дальним караванным дорогам желтых пустынь земного шара, там, где некогда еще при рождении человечества, над его колыбелью ходила бессменная звезда» (там же). Автор этих строк судя по всему разделял в некоторой степени точку зрения своего современника и однофамильца философа С. Булгакова, который считал что, марксизм, особенно в русской своей разновидности, стремился заменить собой христианство, заимствовав многие его положения, обещая людям построение небесного рая на земле. В «Часах жизни и смерти» художник создал яркую зарисовку важного этапа в процессе мифологизации Ленина. Произведение появилось в день, когда тело вождя было выставлено во временном Мавзолее и стало ясно, что народу представлены нетленные мощи нового коммунистического святого (отношение М. Булгакова к В.И. Ленину и собственно коммунизму мы подробнее рассмотрим в третьем параграфе этой главы, касающемся идейного содержания фельетонов).

Фельетон «Брачная катастрофа» посвящен вопросам международной политики, и в частности англо-советскому договору, заключенному в августе 1924 года. Записи в дневнике Булгакова, датированные 16 августа (день заключения договора) и 23 августа (день выхода фельетона «Брачная катастрофа» в «Гудке») свидетельствуют о интересе сатирика к этому вопросу: «Сообщение о договоре явилось неожиданным — телеграфировали о разрыве, а потом — сообщение о подписании. В Англии пишут то, что должно бы выходить по здравому английскому смыслу — нельзя же дать большевикам деньги, когда эти большевики только и мечтают что о разрушении Англии! Резон... Доиграются англичане!» (Булгаков М., 2002. С. 87). В «Брачной катастрофе» фельетонист лишь сатирически обыгрывает один пункт из подписанного в 1923 году договора, касающийся признания недействительными всех договоров, заключенных Великобританией и Российской империей до революции. Это распространяется и на договор о бракосочетании герцога Эдинбургского от 22 января 1874 г. Таким образом, не обсуждая прямо англо-советский договор, Булгаков показывает его абсурдность.

В других фельетонах политические темы лишь затрагиваются в докладах героев, посвященных международной обстановке («Они хочуть свою образованность показать»), в описании литературных пристрастий железнодорожников («Лестница в рай») и анекдотических случаев («Стенка на стенку», «Игра природы»).

Особняком стоят фельетоны «Кондуктор и член императорской фамилии» и «Повестка с государем императором». В последнем из них повестка о получении денежного перевода напечатана на старом бланке, «царского выпуска» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 488). За, казалось бы, обыкновенной бытовой несуразностью, встает более существенная проблема: прежний строй напоминает о себе, пусть даже и в виде повестки, присланной практически из монархического прошлого страны. В фельетоне «Кондуктор и член императорской фамилии» это напоминание все столь же бесплотно, но уже более серьезно, представлено автором в красках. Герой фельетона, кондуктор, получает инструкцию, пришедшую, все тем же мистическим образом из прошлого, «об отдании разных почестей членам императорской фамилии» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 528). Огорченному кондуктору снится сон, где он встречает поезд государя. Император же приказывает повестить Хвостикова «за профсоюз, за «Вставай, проклятьем заклейменный», за кассу взаимопомощи, за «Весь мир насилья мы разроем», за портрет, за «до основанья», а затем... и за тому подобное прочее» (там же). Сам сатирик вряд ли верил в возможность возвращения старого строя, но показал в фельетоне безволие народа, который, случись оно, с легкостью отрекся бы от своего сочувствия партии большевиков.

Характерной чертой фельетонов, опубликованных в «Гудке», стало не только то, что автор мастерски «перевыключает» малую тему (документальный факт, сообщенный рабкором) в план темы большой, отражающей реальную масштабную общественную проблему, всегда видит эту проблему за, казалось бы, незначительным, частным фактом, но и то, что Булгаков часто привлекает в свои беллетризованные фельетоны ассоциативные темы. Что касается ассоциаций, то они тоже имеют ряд особенностей.

Конечно, ассоциативная тема в беллетризованном булгаковском фельетоне не играла такой значительной роли, как в публицистических фельетонах М. Кольцова. Да, она тоже сообщала определенный подтекст художественно-публицистическому произведению, но не являлась единственным и обязательным средством его выражения. Кроме того, Булгаков вводил ее в текст произведения с помощью заголовка («Рассказ Макара Девушкина», «Они хочуть свою образованность показать» и др.), подзаголовка («Транспортный рассказ Макара Девушкина» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 398), «Пьеса (может идти вместо «Заговора императрицы»)» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 436)) или эпиграфа («Вводить просвещение, но по возможности без кровопролития!... Салтыков-Щедрин» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 465), «Нет, право... после каждого бала как будто грех какой сделал. И вспоминать о нем не хочется. Из Гоголя» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 498)), реже с помощью цитаты в самом тексте («— Я пригласил вас, товарищи, — начал Чемс, — с тем, чтобы сообщить вам пакость...» (Булгаков М., 1989. Т. 2. С. 548), «То-то мне всю ночь снились две большие крысы...» (там же. С. 549)).

Ассоциативная тема, привлекаемая сатириком, как правило, была связана с русской классической литературой. Часто Булгаков цитирует в гудковских фельетонах своих учителей. Именно так писатель называл Н. Гоголя, М. Салтыкова-Щедрина, А. Чехова, Может быть, это было не всегда оправдано, ведь основную часть аудитории профсоюзной газеты составляли простые железнодорожники, которые чаще всего не имели представления о таких не самых известных рассказах А. Чехова, как например, «Экзамен», и не узнавали слова Н. Гоголя и М. Салтыкова-Щедрина.

Итак, малыми темами фельетонов, опубликованных в «Гудке», становились факты, сообщенные рабкорами газеты. Булгаков же за каждым отдельным фактом современной железнодорожной действительности угадывал значимую масштабную общественную проблему, которая так или иначе затрагивала каждого гражданина молодой страны Советов. В гудковских фельетонах сатирик обращался прежде всего к внутренним темам, но несколько произведений так или иначе затрагивают вопросы внешней политики. Среди основных тем, нашедших свое отражение на страницах профсоюзной газеты железнодорожников можно выделить следующие:

1. Современная административная система и чиновничество;

2. Абсурдные явления быта;

3. Заседания как особое явление новой коммунистической действительности;

4. Нравы современного пролетарского общества;

5. Культура новой эпохи;

6. Здравоохранение в стране Советов;

7. Система образования;

8. Торговля;

9. Политика.

Темы эти не существовали в фельетонах изолированно, пересекаясь и сочетаясь, они раскрывали новые аспекты отображаемых проблем («Музыкально-вокальная катастрофа», «Спектакль в Петушках», «Банан и Сидараф» и др.). Двумя главными противопоставленными и противостоящими силами в фельетонах «Гудка» становятся чиновничество и народ.

Ассоциативная тема в беллетризованном фельетоне не является необходимой, но Булгаков тем не менее использует ее в некоторых своих гудковских сатирах. Чаще всего ассоциативная тема соотносится с русской классической литературой, поэтому не выполняет своих прямых функций, а именно повышение эффективности публицистического выступления. Обращение к творчеству Н. Гоголя, Ф. Достоевского, М. Салтыкова-Щедрина, А. Чехова вряд ли было продиктовано стремлением к более эффективному воздействию на целевую аудиторию профсоюзной железнодорожной газеты. Мы смеем предположить, что ассоциативная тема в фельетонах «Гудка» действительно, сообщает определенный подтекст и целью ее становится выражение отношения автора к описываемым ситуациям и фактам, выражение авторской позиции, которая не часто не была высказана прямо в гудковских сатирах.