Первыми он поставил два тома энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Это самые важные книги. Если иметь все восемьдесят два тома, то и в школу ходить не надо: выучил весь словарь, вот и получил высшее образование.
А. Рыбаков, «Кортик»
Во многих из десятков книг и сотен статей о Булгакове и его романе, вышедших за тридцать лет со времени первой публикации, было отмечено, что писатель многократно обращался за фактическими сведениями к Энциклопедическому словарю издательства Брокгауз и Ефрон1 (далее в тексте и примечаниях ЭС). При этом, однако, не указывалось, что часто такое обращение не было только обычным наведением справок. Иногда Булгаков дословно переносил в текст романа выписки из ЭС, находил в нем своих героев и обстоятельства их существования.
Задумывая некоторый эпизод, требующий точных фактических сведений, Булгаков знакомился с обобщающей статьей в ЭС, отмечал основные исторические персонажи, явления и понятия, а затем отыскивал в ЭС статьи им посвященные и делал из них выписки.
Вот известный эпизод спора о бытии Божием:
«Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец. — Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем как бы в насмешку над собой, соорудил собственное шестое доказательство!
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — так же неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством»2.
Здесь ключевое слово Бог, и вот что можно прочитать в статье Бог: «Доказательств бытия Божия существует четыре вида: космологическое, телеологическое, онтологическое и нравственное. Ввиду того, что все известные нам народы имеют религию... считают еще пятое доказательство — историческое... Все изложенные доказательства нашли сурового и не вполне справедливого критика в лице Канта, который не только отрицает силу и обязательность этих доказательств, но и не признает возможным найти какое бы то ни было доказательство бытия Божия в области чистого разума. Неверие, впрочем, не могло утешиться разрушительной работой Канта, отрицая силу и значение всех доказательств, он тем не менее сформулировал новое, свое собственное доказательство бытия Божия». И далее: «Шиллер говорит, что Кант проповедует нравственность, пригодную только для рабов. Штраус насмешливо замечает, что Кант к своей системе по духу противной теизму, пристроил комнатку, где бы поместить Бога»3.
Выделенные совпадения хорошо известны и не оставляют сомнений в источнике. Обратившись же к статье Кант) и отметив, что «...единственная плотская слабость, которую позволял себе Кант: он любил удовольствия стола, в небольшом обществе друзей» и что «Из искусств он более всего находил вкус в кулинарном»4, Булгаков связывает так поразившую Михаила Александровича Берлиоза беседу Воланда с Кантом именно с завтраком, а не, например, с регулярной прогулкой, которыми педантичный Кант был известен в Кенигсберге, но о которых нет упоминания в ЭС.
Еще более выпукло этот прием работы с ЭС проявляется на примере отбора гостей на великий бал у Сатаны. Среди них, в частности, отравители и алхимики. Но почему Булгаков из множества известных отравителей и алхимиков выбрал именно этих? Откроем ЭС на статье Отравление: «...Могущественный министр английского короля Генриха VII Лейстер отделывался от своих соперников таинственным ядом, который возбуждал смертельную болезнь, начинавшуюся чиханием («Лейстерское чихание»). В XVII в. в Неаполе была известна своими ядами Тофана, продававшая свою «Тофанову воду» в маленьких стклянках с изображением св. Николая (см. Аква тофана, I, 278), а во Франции маркиза Бренвилье»5.
Вот где гости-отравители уже собраны вместе задолго до знаменитого бала. В этой же статье находим основание для объяснения присутствия отравителей среди самых ужасных грешников: «Римское право видело в отравлении совокупность двух преступлений — убийства и предательства, что особенно выставляла на вид средневековая доктрина в ее обработке римского права. Каноническое право, под влиянием суеверных воззрений, приписывавших действие отравы союзу с дьяволом, ставило отравление наряду с колдовством, различая убийство, совершаемое способом чисто магическим — нашептываниями, наговорами, заклинаниями (incontatio), и убийство при помощи трав и напитков (veneficium). Взгляд на отравление, как на преступление против веры, перешел в светские законодательства, где он удержался по XVI столетие».
Об упомянутой выше Тофане читаем в ЭС: «Некая сицилианка Тофана, жившая прежде в Палермо, но затем, когда обратила на себя внимание властей, бежавшая в Неаполь, считается изобретательницей этого ядовитого напитка, который она продавала женщинам, желавшим ускорить смерть своих мужей. Умертвив этим ядом многие сотни людей, Тофана была в 1709 г., несмотря на то, что ей удалось скрыться в каком-то монастыре, поймана, подвержена пытке и — как сообщают некоторые — задушена, между тем — как по свидетельству других — она в 1730 г. жила еще в темнице. Яд этот описывается обыкновенно имеющим вид воды без запаха, вкуса и цвета, которого 5—6 капель достаточно было для причинения смерти, наступающей медленно, без боли, воспаления или горячки, но с постепенной утратой сил и аппетита и постоянной жаждой»6.
А вот что рассказывает Коровьев Маргарите: «...госпожа Тофана. Была чрезвычайно популярна среди молодых очаровательных неаполитанок, а также жительниц Палермо, и в особенности тех, которым надоели их мужья... Тофана входила в положение этих бедных женщин и продавала им какую-то воду в пузырьках. Жена вливала эту воду в суп супругу, тот его съедал, благодарил за ласку и чувствовал себя превосходно. Правда, через несколько часов ему начинало сильно хотеться пить, затем он ложился в постель, и через день прекрасная неаполитанка, накормившая мужа супом, была свободна, как весенний ветер... На ноге ее, королева, испанский сапожок, а лента вот от чего: когда тюремщики узнали, что около пятисот неудачно выбранных мужей покинули Неаполь и Палермо навсегда, они сгоряча удавили госпожу Тофану в тюрьме»7.
В ранних редакциях8 стклянки из ЭС названы баночками, в окончательной редакции они заменены на более близкие к оригиналу пузырьки.
То, что можно узнать из ЭС о коллеге Тофаны по мрачному искусству, маркизе Марии-Маделене де Бренвилье захватывающе Интересно само по себе: «...известная отравительница, урожденная д'Обре, в 1651 г. вышла замуж за маркиза де Бренвилье. Оба супруга владели большим состоянием, жили весьма расточительно и были в дружбе с ротмистром Жаном-Батистом де Годеном, синьором де Сен-Круа, который вскоре вступил в любовную связь с молодою женщиной. По жалобе фамилии д'Обре, Сен-Круа был вследствие этого заключен в Бастилию, но освобожден по прошествии года. Во время своего тюремного заключения он познакомился с итальянцем по имени Экзили, который сообщил ему тайну приготовления одного страшного яда. Сен-Круа, после выхода из тюрьмы возобновил сношения с маркизой Бренвилье и открыл ей свою ужасную тайну. При помощи слуги Жана Амелона, по прозванию Шоссе, маркиза отравила своего отца, двух своих братьев и своих сестер, чтобы присвоить себе все их состояние. В 1672 г. Сен-Круа внезапно умер от последствий приготовления своего яда. Перед смертью он приказал вручить маркизе письма, которые она ему писала, и запечатанную шкатулку. Эти предметы были, однако, подвергнуты освидетельствованию, и в шкатулке было найдено большое количество яда... Маркиза бежала в Англию, оттуда в Германию и потом в Люттих ...ее схватили в Люттихе и привезли в Париж. Между найденными у нее бумагами оказалась одна, содержавшая исповедь всей ее жизни и подтверждавшая как упомянутые, так и многие другие ее отравления. Сначала она от всего отреклась, ...но, быв подвергнута пытке, созналась, наконец, во всех своих злодеяниях. Она обезглавлена 16 июля 1676 г.»9.
У Булгакова эта мрачно-романтичная история уместилась в одну фразу: «Маркиза... — бормотал Коровьев, — отравила отца, двух братьев и двух сестер из-за наследства»10.
В ранних редакциях11 упомянут и герой этой драмы де Годен, но в окончательном варианте романа он отсутствует.
И наконец, последний из тройки знаменитых отравителей. Нужно признать, что он попал в эту компанию почти случайно. Упомянутый выше отравитель и причина зловещего «Лейстерского чихания» был дедом того графа Роберта Лейстера, статью о котором Булгаков нашел в ЭС и которого ввел в роман. Сведения о Р. Лейстере зеркально отражали ситуацию с Жаком ле Кером, о котором речь ниже, и граф Роберт занял в романе место, по праву принадлежащее его деду, подробности о котором следовало искать в другом томе ЭС: «Дэдли — старинный английский род. Из Дэдли более известны: 1) Эдмунд (1462—1519) — юрист и государственный деятель при Генрихе VII, неразборчивый в средствах для наполнения королевской казны. Казнен при Генрихе VIII. 2). Его сын Джон, лорд Дэдли (1502—53) по завещанию Генриха VIII был одним из 16 членов регентства во время несовершеннолетия Эдуарда VI... Один из сыновей его, игравший большую роль при Елизавете, известен под именем графа Лейстера»12.
Чтобы распроститься с казненным отцом и казненным дедом графа Роберта, заметим что Британская Энциклопедия13 не содержит каких бы то ни было сведений о Э. Дэдли как отравителе и говорит о нем только как о казнокраде и скупце. О «Лейстерском чихании» в ней ни слова.
Вернемся к гостю на балу у Сатаны, который счастливо избежал участи своих предков и не был казнен, так как умер раньше своей королевы: «Лей(че)стер — граф Роберт — Дэдли (1532—1588) — фаворит английской королевы Елизаветы; после казни своего отца (1553) заключен был в Тауэр. Здесь им пленилась Елизавета, милость которой он сохранил до самой смерти. После воцарения Елизаветы мечтал о браке с королевою, вследствие чего интриговал против брачных предложений, исходивших от австрийского и французского дворов; его подозревали даже в отравлении жены его, Ами Робсарт, но подозрение это, послужившее сюжетом для романа Вальтера Скотта «Кенильворт», не может считаться доказанным»14. Последние слова приведенной выписки совпадают с текстом о Р. Лейстере в Британской Энциклопедии. В романе же о нем сказано с излишней определенностью, свойственной Фаготу: «Граф Роберт, — шепнул Маргарите Коровьев, — по-прежнему интересен. Обратите внимание как смешно, королева, — обратный случай: этот был любовником королевы и отравил свою жену»15.
Отравителей и алхимиков на балу объединяет первый из гостей Жак ле Кер, отравитель и алхимик одновременно. Он, император Рудольф и безымянный повешенный алхимик, упомянуты в одном столбце ЭС в статье Алхимия. Так все вместе они и попали из ЭС в роман: «Подобным образом около этого времени <времени правления английского короля Генриха VI, — А.Л.> действовал и Карл VII во Франции, в сообществе с известным Жаком ле Кер... Император Рудольф II (1576—1612) был меценатом странствующих алхимиков, и его резиденция представляла центральный пункт алхимической науки того времени»16.
Подробности о «господине Жаке» заимствованы Булгаковым из ЭС: «Кер (Жак, 1400—1456) — французский государственный деятель, сын торговца мехами... Быстро богатея, Кер стал скоро кредитором влиятельнейших лиц в королевстве. Должники постарались избавиться от него при первой возможности. Кер был обвинен в изготовлении фальшивой монеты, в отравлении Агнессы Сорель, в государственной измене; его арестовали, заключили под стражу, лишили 20 миллионного состояния и изгнали из Франции»17.
А вот как рекомендует Кера Маргарите Коровьев: «Господин Жак с супругой. Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, но очень недурной алхимик. Прославился тем..., что отравил королевскую любовницу»18.
Через короткое время на балу появляются еще два гостя: «Император Рудольф, чародей и алхимик... Еще алхимик, — повешен...»19 К императору Рудольфу ЭС довольно суров: «Рудольф II — римско-германский император (1576—1612)... Он отличался вялым апатичным характером, был крайне подозрителен, склонен к меланхолии. Его своенравие, трусость и грубость, вместе с чувственностью и капризным деспотизмом лишали его популярности и влияния. Досадуя на свое бессилие, он занимался только астрологией и алхимией... Лишенный власти, изнуренный болезнью и помешательством, Рудольф умер 20 января 1612 г.»20.
В ранних редакциях об императоре Рудольфе и его спутниках говорилось чуть подробнее: «Он, он алхимик и сошел с ума. Еще алхимик, тоже неудачник, повешен. Еще алхимик, опять-таки неудача, нищета. Рад видеть вас, господин Сендзивой»21. С этим безымянным в романе повешенным алхимиком и неким Сендзивоем связана целая история, которая сама могла бы послужить сюжетом для романа. Не могу отказать себе в удовольствии выписать ее из ЭС почти без пропусков:
«Самым славным из них <польских алхимиков, А.Л.> был Михал Сенздзивой, который не сделал никаких самостоятельных открытий. Он родился в 1566 г. в Сонче, а в 1604 г. является уже в Саксонию, где освобождает из тюрьмы шотландского алхимика Сетона и привозит его в Краков. Благодарный Сетон, хотя не открыл ему своих тайн, но дал небольшое количество чудесного порошка; Сендзивой женился на его вдове и получил весь порошок, оставшийся после Сетона. С помощью этого средства он обращал разные металлы в золото при дворе Сигизмунда III в Кракове, о чем существуют исторические свидетельства, и был приглашен в Прагу, где император Рудольф, получив от него немного порошку, сам совершил чудесную перемену, в память чего велел поместить на стене таблицу с <латинской, А.Л.> надписью: «Пускай попробует кто-либо сделать то, что сделал поляк Сендзивой». В Вюртемберге князь Фридрих принимал его с высшими почестями, но завидовавший ему алхимик Мюленфельс тайно захватил его, посадил в темницу и отнял порошок. Когда это было открыто, Мюленфельс, в наказание был повешен, но Сендзивой не получил обратно порошка, которого сам сделать не умел, поэтому попал в нищету и сделался простым шарлатаном»22.
Отметим, что в ранних редакциях вплоть до редакции 1938 г., гости на балу названы по фамилиям, а в окончательной, или правильнее сказать последней, редакции им оставлены только имена, титулы и профессии: господин Жак, маркиза, граф Роберт, алхимик. Это превратило конкретные исторические персонажи в собирательные образы пороков и грехов и замаскировало источник их появления в романе. Не мог же Булгаков предполагать, что черновики романа и даже рабочие выписки будут не только скрупулезно изучены, но и опубликованы.
А вот для Анастасии Минкиной сделано исключение, она названа по фамилии, а в ранних редакциях и по имени и отчеству, поэтому установить первоисточник нескольких посвященных ей фраз (с. 261) не составляет большого труда:
«Госпожа Минкина... Ах, как хороша! Немного нервозна. Зачем же было жечь горничной лицо щипцами для завивки? Конечно, при этих условиях зарежут...»23
В ЭС читаем: «Минкина (Настасья Федоровна) — домоправительница графа Аракчеева, крестьянка. Умная и красивая, Минкина сумела привязать к себе Аракчеева и разлучить его с женою... Сам император Александр I заходил пить чай в ее комнаты. В Грузине Минкина заведовала всем хозяйством во время частых отлучек Аракчеева, причем выказала замечательную аккуратность и распорядительность, что не мешало ей изменять графу и брать взятки. Крестьяне считали ее колдуньей... В 1825 г. Минкина систематически стала истязать комнатную девушку, красавицу Прасковью: она жгла ей лицо щипцами для завивки волос, вырывая куски мяса. Страдалица вырвалась и убежала на кухню к брату. Последний схватил нож, бросился в комнату Минкиной и зарезал ее»24. В ранних вариантах текста сохранялось и упоминание о вырывании кусков мяса, снятое в последней редакции.
Чтобы распрощаться с гостями бала у Сатаны, выпишем из главы «Полет» странный диалог Маргариты и полупьяного, голого, но в цилиндре, толстяка:
«Что такое? Ее ли я вижу? Клодина, да ведь это ты неунывающая вдова! И ты здесь? — тут он полез здороваться. Маргарита отступила и с достоинством ответила:
— Пошел ты к чертовой матери. Какая я тебе Клодина? Ты смотри, с кем разговариваешь, — и, подумав мгновение, она прибавила к своей речи длинное непечатное ругательство. Все это произвело на легкомысленного толстяка отрезвляющее действие.
— Ой! — тихо воскликнул он и вздрогнул. — Простите великодушно, светлая королева Марго! Я обознался. А виноват коньяк, будь он проклят! Толстяк опустился на одно колено, цилиндр отнес в сторону, сделал поклон и залопотал, мешая русские фразы с французскими, какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара, и про коньяк, и про то, что подавлен грустной ошибкой»25.
Клодина, а в ранней редакции26 она не только упоминалась, а была действующим лицом — одной из нагих ведьм — это: «Клодия (Clodia) — сестра Клодия <в 59 г. до н. э. принявшего это имя вместо родового имени Клавдий, А.Л.>, была замужем за Квинтом Метеллом Целером, в смерти которого ее подозревали. Она ненавидела Цицерона за пренебрежение к ее красоте; последний жестоко отомстил ей в защитительной речи за Марка Целия Руфа, покинувшего ее любовника, которого Клодия обвиняла в покушении отравить ее. Эта красивая, но крайне безнравственная Клодия и есть, как полагают древние (Апулей) и новые писатели, римская красавица, воспетая поэтом Катуллом под именем Лесбии»27.
Сказанное в ЭС о Клодии вполне объясняет, почему она удостоена чести быть приглашенной на бал у Сатаны среди других отравительниц. Что же связывает Маргариту, королеву Марго, кровавую свадьбу и Гессара, так просто объяснить не удается.
В ЭС читаем: «Маргарита Французская или Валуа (1553—1615) — дочь Генриха II и Елизаветы Медичи. В 1572 г. вышла замуж за короля Наваррского, который, под именем Генриха IV, позже занял французский престол. Ее свадьба, отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью или парижской кровавой свадьбой... Она оставила интересные мемуары (Париж, 1628). Собрание ее писем издал Guessard <Гессар, А.Л.> (Париж, 1842)»28.
Опять не совсем ясно. Почему у некоего парижского издателя середины XIX в. свадьба должна быть кровавой? Наберемся смелости предположить, что в приведенном выше отрывке, начиная с машинописной копии редакции 1938 г., а в рукописи более ранней редакции эта сцена уничтожена, пропущена запятая или предлог «про». Если читать: «...вздор про кровавую свадьбу <, про> своего друга Гессара в Париже, про...» и т. д., текст становится более ясным. И все же, Маргарита к моменту встречи у реки не давала согласия стать королевой (хозяйкой) бала. То, что толстяк узнает в ней королеву Марго, связано с тем, что во, второй полной рукописной редакции речь шла о переселении душ и Маргарите действительно объявлялось: «...В шестнадцатом веке вы были королевой французской... Воспользуюсь случаем принести вам сожаления о том, что знаменитая свадьба ваша ознаменовалась столь великим кровопролитием»29. В последней же редакции Маргарита — не перевоплощение королевы Марго, а всего лишь «прелестная прапрапраправнучка одной из французских королев, жившей в шестнадцатом веке»30, и у толстяка в цилиндре формально нет оснований ни называть ее королевой Марго, ни быть излишне почтительным.
В романе остались не выправлены и другие нечеткости редактирования, об одной из них еще будет сказано ниже.
Легко устанавливается факт обращения к ЭС и для сцены предсказания внезапной смерти Михаила Александровича Берлиоза.
«Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть — несчастье... вечер — семь...» — и громко и радостно объявил: — «Вам отрежут голову!»31
Откроем ЭС: «Астрология — мнимая наука, пытавшаяся предсказывать будущее отдельных личностей и человечества из наблюдений над положением светил на небе». И далее на: «...С помощью этих 12 домов составлялась так называемая небесная фигура, в которой означались положения планет в разных домах... Затем из фигуры составлялись предсказания... Если Солнце находилось в первом доме, то новорожденный обещал быть здоровым и ученым человеком, если в первом доме находился Сатурн, то это означало нечистого и ленивого человека. Меркурий во втором доме предсказывал счастье в торговле, Луна в пятом доме — большое число детей и т. п. Упомянутые 12 домов назывались также специальными названиями, а именно I — гороскоп, II — нижние ворота, III — Теа, IV — земной угол, V — счастье, VI — несчастье, VII — вечер, VIII — верхние ворота, IX — Теос, X — середина неба, XI — добрый дух, XII — злой дух»32.
Воланд не составляет гороскоп несчастному Михаилу Александровичу, а просто цитирует, пропуская правда некоторые слова, статью из ЭС. Нельзя поэтому согласиться с трактовкой этого эпизода теми комментаторами33, которые склонны придать монологу Воланда смысл действительного астрологического предсказания.
На вопрос о цели приезда в Москву Воланд отвечает:
— Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века34.
В ЭС находим: «Герберт Аврилакский, впоследствии папа Сильвестр II (999—1003), родился в конце 40-х гг. X столетия в Оверни, ...еще ребенком отдан был в монастырь св. Геральда в Аврилаке, где в монастырской школе... получил первое образование. ...в 967 г. отправился в Испанию, где ознакомился с арабской образованностью и даже, как гласит средневековая легенда, учился в кордовском и севильском университете арабскому чернокнижному искусству»35.
Перенесемся теперь в Иерусалим, место действия четырех библейских глав, образующих «роман в романе». В этих главах упомянуты местности, здания и другие топографические объекты города: городские стены; ворота Сузские, Хевронские, Гефсиманские, безымянные в южной стене и в стене, примыкающей к дворцу Ирода; дворцы Ирода, Каиафы; хасмонейский храм; Нижний город; мосты, соединяющие храмовый холм с городом; Антониева башня (крепость); гипподром; Кедрон (ручей); пруды Соломоновы и без названия в Нижнем городе; Гефсимания (Гефсиманский сад); Елеонская гора, она же Масличная, она же Масличное имение; лысая гора, она же лысый череп (Голгофа); помост на площади; дороги в Вифлеем, Яффу, Хеврон; тройной перекресток у Хевронских ворот; базар; Греческая улица — всего около тридцати наименований.
Обратимся теперь к ЭС:
«Иерусалим (лат. Hierosolyma, в клинообразных надписях Ursalimmu, в иероглифах Schalam, еврейск. Jeruschalajim, турец. Soliman или Kudsi Scherif, араб. El-Kuds, т. е. святой) — главный город древней Палестины... При Ироде Великом Иерусалим снова пришел в цветущее состояние и украсился великолепными зданиями (театр, амфитеатр, может быть и гипподром)... В северо-западном углу верхнего города Ирод выстроил великолепный дворец, наружные стены и башни которого отчасти сливались с городской стеной. С особым великолепием возобновил он храм, соединив его с западными частями города многочисленными мостами... Во время Иисуса Христа к величайшим достопримечательностям Иерусалима и его окрестностей принадлежали: 1) дом судей или претория, служившая жилищем римского наместника в Иерусалиме, некогда дворец Ирода..., и 2) находившийся перед преторией Лифостротон, т. е. каменный помост, по-еврейски Гаввафа, откуда Спаситель начал свой крестный путь»36. К статье приложены два плана: древний и современный Иерусалим.
Из всех перечисленных выше объектов на этих планах нет только гипподрома и, разумеется, Греческой улицы с домом Низы.
Если перечитать главы «Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа» и «Погребение», то нельзя не убедиться в том, что писатель постоянно сверялся с планом города. Известно, что в архиве Булгакова сохранился собственноручно им исполненный план древнего Иерусалима. К сожалению, автору не посчастливилось увидеть этот план и сравнить его с планами в ЭС.
Булгаков, например, никак не называет ворота в южной стене, через которые Афраний возвращается в город после убийства Иуды, и на плане древнего Иерусалима они также безымянны. А их действительное название — Навозные — он, возможно, не захотел использовать, чтобы не разрушить настроение текста. Недаром на современных туристских планах Иерусалима эти ворота не без жеманства именуются в русском переводе Мусорными.
Разумеется, Булгаков изучал и другие источники по истории и топографии евангельского Иерусалима, но то, что во время непосредственной работы над рукописью он руководствовался ЭС, который был в его домашней библиотеке, более, чем вероятно. Такие подробности как безымянный пруд в нижнем городе, перекресток Яффской и Вифлеемской дорог у Хевронских ворот или висячие мосты не должны были быть придуманными. Задачей писателя было возможно более точное воспроизведение исторических обстоятельств, в которые он помещает персонажей своего романа.
В заключение обратимся к главному герою «внутреннего» романа. Статья в ЭС содержит практически всё, что было известно истории о Пилате за исключением нескольких эпизодов столкновений его с управляемым им народом, описанных Иосифом Флавием и Филоном Александрийским. Один эпизод связан с внесением в священный для иудеев город воинских значков с изображением императора (Флавий) или с установкой во, дворце Ирода позолоченных щитов с посвятительными надписями (Филон). Другой эпизод — конфискация храмовой казны — «корвана» для постройки водопровода. Оба события упоминаются в романе. И хотя внимательный читатель без труда найдёт все выделенные слова и словосочетания, нейтральность текста словарной статьи и ограниченность фактического материала не позволяют однозначно утверждать, что они заимствованы обязательно из ЭС. Но вот совпадения описания горы Пилат в ЭС и места действия последней сцены романа вряд ли случайны. Итак, вот что можно узнать о наместнике Иудеи из ЭС:
«Пилат Понтий или Понтийский — римский прокуратор (правитель, игемон), управлявший Палестиной, как частью римской провинции Сирии, во время земной жизни Иисуса Христа. Он был преемником Валерия Грата и 6-м прокуратором Иудеи. Подчиняясь легату Сирии, как главному военному начальнику провинции, он имел, однако, значительные полномочия по делам своей области. Ко времени его прокураторства, продолжавшегося около десяти лет (25—36 по Р.Х.) относятся главные евангельские события... О Пилате есть упоминания у светских писателей, например у И. Флавия и Тацита; по словам последнего «виновник этого названия (секты христиан), Христос, в царствие Тиверия прокуратором Понтием Пилатом был предан казни» (Анналы, XV, 44). Самнитянин по происхождению, Пилат, по всей вероятности, состоял в родстве с самнитскими героями того же имени (от Pilus — дротик, копье)... Обычной его резиденцией была Кесария, по большим праздникам и для важных административных дел он приезжал в Иерусалим и подолгу оставался там... Это был человек высокомерный, жестокий, с презрением относившийся к иудейскому народу... на него был сделан донос в Рим, он лишен был должности императором Калигулой и, по преданию, лишил себя жизни (Евсевий, «Церковная история», II, 7). По другому преданию, он был отправлен в ссылку в Галлию, где и умер. Судьба Пилата сделалась предметом разных легенд, из которых одна приводит в связь с его бедственной судьбой название одной из гор в Швейцарии, где будто бы и доселе ежегодно появляется в великую пятницу и умывает себе руки, тщетно стараясь очистить себя от соучастия в преступлении...»37
Биография пятого прокуратора Иудеи, как она описана в романе, в точности соответствует историческим обстоятельствам, какими их представляли себе авторы ЭС и современные Булгакову историки.
Известно подробное и убедительное объяснение38 почему Булгаков в отличие от ЭС называет Пилата пятым, а не шестым прокуратором. Отметим только, что в редакции 1934 г. Пилат — шестой прокуратор, но уже в редакции 1938 г. — пятый.
От исторического в судьбе Пилата обратимся к фантастическому и мистическому, связанному с посмертным его жребием. Выпишем из статьи об альпийской вершине интересные для нас подробности: «Пилат (Pilatus, в средние века также Фракмонт, mons fractus, по причине многих разселин на вершине) — вершина в Люцернских Передних Альпах... В нижней части Пилат очень доступен, покрыт лесами и пастбищами, а в верхней половине состоит из голых, выветрившихся каменных громад, подымающихся кверху многими вершинами... На вершине Пилат лежит озеро Пилат... На Брюндельнальп <одна из вершин горы, А.Л.> — так называемая Доминиканская пещера, расположенная высоко в отвесной каменной стене; в ней фигура из белого камня в 3 м вышины, похожая на статую, представляющая собой удивительную игру природы»39.
В последней же главе романа Воланд со свитой, Мастером и Маргаритой «летели долго, пока и сама местность внизу не стала меняться. Печальные леса утонули в земном мраке и увлекли за собой тусклые лезвия рек. Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними зачернели провалы, в которые не проникал свет луны. Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине... Маргарита скоро разглядела в пустынной местности кресло и в нем белую фигуру сидящего человека... Маргарита видела, что сидящий, глаза которого казались слепыми, коротко потирает свои руки и эти самые незрячие глаза вперяет в диск луны. Теперь уж Маргарита видела, что рядом с тяжелым каменным креслом, на котором блестят от луны какие-то искры, лежит громадная темная остроухая собака»40.
На следующей же странице совершенно непонятная в контексте фраза: «Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом»41. Но ведь кресло и было в пустынной местности, откуда же возникли «скалистые стены»?
Здесь очевиден недосмотр очень больного уже писателя, редактировавшего и исправлявшего свое творение практически до самой смерти. Скалистые стены попали сюда из описания в ЭС Доминиканской пещеры на Брюндельнальп. Изменяя от редакции к редакции финальную сцену романа, Булгаков не успел окончательно выверить текст. Приведенных же здесь буквальных совпадений романа и ЭС вполне достаточно, чтобы без всякого сомнения назвать гору Пилат местом действия последнего эпизода романа, в котором получил, наконец, прощение и успокоение жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.
Примечания
1. Энциклопедический словарь. — СПб.: Изд-во Брокгауз и Ефрон, 1890—1907 (далее ЭС).
2. Булгаков М.А. Собрание сочинений в пяти томах, т. 5. — М.: Худож. лит., 1990 (далее Б1990). — С. 13.
3. ЭС. Т. IV. — С. 207—208.
4. ЭС. Т. XIV. — С. 321—329.
5. ЭС. Т. Ма. — С. 645.
6. ЭС. Т. I. — С. 273.
7. Б1990. — С. 258.
8. Булгаков М. Великий канцлер. Князь тьмы. — М.: «Гудьял-Пресс»; 2000 (далее Б2000). — С. 423.
9. ЭС. Т. I. — С. 278.
10. Б1990. — С. 261.
11. Б2000. — С. 425.
12. ЭС. Т. X. — С. 359.
13. Encyclopedia Britannica, 1910. — V. 8, 16.
14. ЭС. Т. XVIIа. — С. 503.
15. Б1990. — С. 257.
16. ЭС. Т. Iа. — С. 1488.
17. ЭС. Т. XV. — С. 13.
18. Б1990. — С. 257.
19. Б1990. — С. 261.
20. ЭС. Т. XXVII. — С. 234.
21. Б2000. — С. 425.
22. ЭС. Т. Iа. — С. 488.
23. Б1990. — С. 261.
24. ЭС. Т. XIX. — С. 374.
25. Б1990. — С. 238.
26. Б2000. — С. 169.
27. ЭС. Т. XV. — С. 415.
28. ЭС. Т. XVIIIа. — С. 605.
29. Б2000. — С. 409.
30. Б1990. — С. 245.
31. Б1990. — С. 16.
32. ЭС. Т. II. — С. 368, 373.
33. Булгаков М. Мастер и Маргарита. — Коммент. Соколова. — М.: Высшая школа, 1989.
34. Б1990. — С. 33.
35. ЭС. Т. XV. — С. 453.
36. ЭС. Т. XIIIа. — С. 652 и сл.
37. ЭС. Т. XXIIIа. — С. 595.
38. ЭС. Т. XXIIIа. — С. 594.
39. Галинская И.Л. Загадки известных книг. — М.: Наука, 1966. — С. 70 и сл.
40. Б1990. — С. 369.
41. Б1990. — С. 370.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |