Вернуться к А.А. Смирнова. Языковая личность персонажа литературного произведения и психотип человека (на материале произведений М.А. Булгакова)

3.3. Демонстративный тип

Распространёнными в художественных текстах М.А. Булгакова являются персонажи с демонстративным типом характера. Такие люди отличаются лёгкостью установления контактов, часто они стремятся к лидерству, жаждут власти. Они демонстрируют высокую приспособляемость к людям и ситуациям. Они могут раздражать окружающих самоуверенностью и высокими притязаниями, могут сами провоцировать конфликты, при этом активно защищаются. Обладают привлекательными чертами, такими как обходительность, артистичность. Отталкивающие черты: эгоизм, лицемерие [Немов, 2005, с. 414].

Подобными приспособленцами на страницах «Белой гвардии» являются Тальберг и Василиса. Они чужды главным героям романа Турбиным и самому автору. В «Белой гвардии» немалое значение имеет изображение параллельной жизни двух этажей дома на Алексеевском спуске: верхнего — семьи Турбиных и нижнего — Василисы:

В нижнем этаже засветился слабенькими, жёлтенькими огоньками инженер и трус, буржуй и несимпатичный Василий Иванович Лисович, а в верхнем — сильно и весело загорелись Турбинские окна [Белая гвардия, с. 183].

Целый ряд характеристик даёт автор Василисе, и все они с отрицательной коннотацией. Внешность второго персонажа, относящегося к демонстративному типу характера, писатель рисует похожей на маску, на лице Тальберга всегда «патентованная улыбка».

В повести «Собачье сердце» Полиграф Полиграфович Шариков обладает демонстрационным психотипом. Интересно, что на страницах повести данный персонаж представлен двумя ЯЛ: пес Шарик и сам Шариков. При этом они имеют разные психотипы. Пес Шарик по психологическим особенностям и по языковым характеристикам ближе к экзальтированному психотипу, тогда как прооперированный Шариков обладает всеми чертами демонстративного психотипа. В своей повести М.А. Булгаков показывает, как внешние факторы могут изменить человека, даже особенности его психологии.

Шариков скрытен, о его чувствах может догадаться только внимательный собеседник:

Шариков в высшей степени внимательно и остро принял эти слова, что было видно по его глазам [Собачье сердце, с. 190].

Шариков не готов подчиняться, он очень мстителен и он хочет добиться власти любой ценой:

Что-то вы меня, папаша, больно утесняете, — вдруг плаксиво выговорил человек [Собачье сердце, с. 170].

Ну, что ж, пахнет... Известно: по специальности. Вчера котов душили, душили... [Собачье сердце, с. 200].

Я с ней расписываюсь, это — наша машинистка, жить со мной будет. Борменталя надо будет выселить из приёмной. У него своя квартира есть, — крайне неприязненно и хмуро пояснил Шариков [Собачье сердце, с. 202].

Главное стремление таких персонажей — это устроиться как можно комфортнее при любых обстоятельствах. Писатель иронизирует, часто даже с сарказмом говорит о них:

Тайна и двойственность зыбкого времени выражалась прежде всего в том, что был человек в кресле вовсе не Василий Иванович Лисович, а Василиса [Белая гвардия, с. 201].

В марте 1917 года Тальберг был первый, — поймите, первый, — кто пришёл в военное училище с широченной красной повязкой на рукаве [Белая гвардия, с. 196].

Тут Шариков испугался и приоткрыл рот. «Я без пропитания оставаться не могу, — забормотал он, — где же я буду харчеваться?» [Собачье сердце, с. 190].

Другие персонажи посмеиваются над такой чертой этих героев, как умение лавировать:

Николка Турбин однажды улыбнулся, войдя в комнату Тальберга. Тот сидел и писал на листе бумаги какие-то грамматические упражнения [Белая гвардия, с. 197].

Турбины стараются оградить себя от общения с такими людьми:

Николке и Алексею не о чем было говорить с Тальбергом [Белая гвардия, с. 197].

Эмоциональная сфера их личности не многообразна. В основном переживания вызывают вопросы собственного благополучия. Так, радость может быть следствием удачного «своевременного» выступления на публике:

Тальберг стоял на арене весёлой, боевой колонной и вёл счёт рук — шароварам крышка, будет Украина, но Украина «гетьманская» — выбирали «гетьмана всея Украины» [Белая гвардия, с. 197].

Они могут легко соврать, если в данный момент это выгодно.

Я тяжко раненный при операции, — хмуро подвыл Шариков, — меня, вишь, как отделали, — и он показал на голову [Собачье сердце, с. 175].

Горе и злость могут быть вызваны денежными проблемами:

«Фальшування, фальшування, — злобно заворчал он, качая головой, — вот горе-то. А?» [Белая гвардия, с. 204].

Самое частое эмоциональное состояние, связанное с этим типом героев, — это тревога, страх:

Снисходительно и в то же время тревожно улыбнулся Тальберг [Белая гвардия, с. 195].

Сердце у Василисы остановилось, и вспотели цыганским потом даже ноги: «Нет... они душевнобольные. Ведь они нас под такую беду подвести могут, что не расхлебаешь [Белая гвардия, с. 213].

Про кота я говорю. Такая сволочь, — ответил Шариков, бегая глазами [Собачье сердце, с. 180].

В речи этих персонажей повторяются определённые, ценные для них понятия. Так Василиса постоянно рассуждает о важности дома для человека, но его не волнуют отношения между родными людьми, а лишь «уважение к собственности». В речи Тальберга повторяется существительное «оперетка», которое он использует в качестве оценочных характеристики происходящих событий:

Тальберг сделался раздражительным и сухо заявил, что это не то, что нужно, а пошлая оперетка [Белая гвардия, с. 197].

Немецкая оккупация превратится в оперетку [Белая гвардия, с. 198].

Язык таких героев изобилует речевыми штампами, за которыми они стараются скрыться, не показывать никому своего отношения:

У Петлюры есть здоровые корни... На стороне Петлюра мужицкая масса [Белая гвардия, с. 196].

Всё в один вечер перешло в карманы негодяев ...путём насилия. Вы не думайте, чтобы я отрицал революцию, о нет, я прекрасно понимаю исторические причины вызвавшие всё это [Белая гвардия, с. 379].

Их желание быть незаметными автор передаёт и через тихий тембр голоса (тихий голос, шёпот). Словообразовательный уровень отражает такую черту героев, как приспособленчество. Они используют слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами (коньячок, оперетка, столик, кабинетик, квадратик). Много в речи персонажей абстрактных слов, что выражает их склонность к пустому рассуждению, а не действию:

Тебя я взять не могу на скитания и неизвестность [Белая гвардия, с. 198].

Самодержавие... Да-с, злейшая диктатура... [Белая гвардия, с. 380].

Часто используются частица же:

Как же... Но ведь нельзя же всю жизнь строить на сигнализации [Белая гвардия, с. 380].

На синтаксическом уровне отличительной чертой демонстративного типа характера является использование персонажем большого количества вводных слов, передающих их неуверенность, оставляющих возможность отказаться от произнесённого:

Конечно, конечно, я обязательно. Впрочем ты им сама скажи [Белая гвардия, с. 199].

Тогда, извините, пожалуйста, — голос Василисы звучал бледно, бескрасочно, — может быть, мандат есть? Я, собственно, мирный житель... [Белая гвардия, с. 368].

Речь героев наигранно эмоциональна во многих случаях. Ненужные эмоции передаются в восклицательных предложениях:

«Да ведь, Фёдор Николаевич! Да ведь дело, голубчик, не в этой сигнализации!»... «Эк разнесло его», — думал блаженный Карась [Белая гвардия, с. 380].

В речи Шарикова много простых предложений с восклицательной интонацией. Если данный персонаж чувствует, что он психологически сильнее (например, из-за чувства вины профессора Преображенского), то он строит длинную речь, «обличая» своих обидчиков», при этом в его словах слышится влияние других персонажей, например, таких как Швондер:

Да что вы всё... То не плевать. То не кури. Туда не ходи... Что уж это на самом деле? Чисто как в трамвае. Что вы мне жить не даёте?! И насчёт «папаши» — это вы напрасно. Разве я просил мне операцию делать? — человек возмущённо лаял. — Хорошенькое дело! Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения на операцию не давал. А равно (человек завёл глаза к потолку как бы вспоминая некую формулу), а равно и мои родные. Я иск, может, имею право предъявить [Собачье сердце, с. 170].

Демонстративный тип характера неприятен автору. Поэтому многие действие таких персонажей высмеиваются. На лексическом уровне речь их отличается обилием абстрактной лексики и речевых штампов; на синтаксическом — использованием вводных слов и восклицательной интонации в предложении.