По словам Ч. Тарта [Ч. Тарт, 2003], для каждого индивида его нормальное состояние сознания определяется в основном состоянием бодрствования. Изменённое состояние сознания [далее — ИСС] — это «такое положение, в котором он ясно чувствует характерные количественные (большая или меньшая бдительность, размытость образов и так далее) и качественные изменения его ментальных процессов» [Тарт, 2003, с. 5]. В научной литературе существует несколько общепринятых терминов, означающих некоторые из них: транс, сон, болезнь. А. Людвиг так определяет подобные состояния: «ИСС — любое психическое состояние, индуктированное различными физиологическими, психологическими или фармакологическими приёмами или средствами, которые субъективно распознаются самим человеком или его объективными наблюдателями как выраженное отклонение» [Тарт, 2003, с. 14].
Существует ряд сходных черт, которые позволяют говорить о различных видах ИСС, как о едином феномене. А. Людвиг выделяет следующие особенности:
— Изменение в мышлении. Субъективные нарушения концентрации внимания, памяти, суждений. Происходит стирание различий между причиной и следствием, появляется возможность сосуществования противоположных и противоречивых импульсов в отношении одного объекта.
— Нарушается чувство времени и хронологии событий. Это выражается общей дезориентацией и характерным субъективным чувством безвременья, остановки или ускорения его течения.
— Потеря контроля. Человек, входя или пребывая в ИСС, часто ощущает страх пред утратой власти над действительностью и самоконтроля. Он может активно сопротивляться ощущению ИСС (например, во время сна).
— Изменение эмоционального выражения. С ослаблением сознательного контроля или запретов, часто становится заметными изменения в способе передачи чувств. Происходят внезапные вспышки более интенсивных эмоций.
— Искажение восприятия. Общим для большинства ИСС является наличие различных иллюзий: галлюцинации, преувеличенная визуальная образность. Содержание этих отклонений обуславливается культурными, индивидуальными и нейрофизиологическими факторами, представляет собой скрытое желание или фантазию, либо является выражением базовых страхов или конфликтов.
— Изменение смысла или значения. В подобных состояниях часто возникает чувство абсолютного понимания, озарения. Ограниченное время после «выхода» из ИСС человек может испытывать чувство надежды, возрождения или перерождения. [Тарт, 2003, с. 21].
М.А. Булгаков на страницах своих произведений исследует поведение человека с ИСС. Некоторые из них, например сон, являются неотъемлемой частью жизни человека. Литературная традиция выработала определённый статус подобного состояния, обязательность таких его признаков как аллегоричность или символичность.
Подобными свойствами обладают сны в романе «Белая гвардия». Некоторые из них служат для характеристики действующих лиц, другие важны для понимания всей концепции произведения, основной его темы, идеи. Каждый сон соотнесён с определённым персонажем, наполнен теми эмоциями, которые он испытывает в состоянии бодрствования, теми языковыми особенностями, которые присущи конкретному герою. Чувство тревоги, страха, преследующие Василису, проникают и в сон. Персонаж преследуют «страшные поросята». Ограниченность Василисы отражается автором и через ИСС. Во сне с персонажем происходят изменения с эмоциональном плане. С ослаблением сознательного самоконтроля, потерей чувства осторожности, реакцией на страх становится не растерянность и покорность, а желание сопротивляться.
Василиса подхватил с земли палку и собирался гнать поросят... [Белая гвардия, с. 423].
Изменяются во сне и свойства предметов.
Они [поросята] подпрыгивали на аршин от земли, потому что внутри у них были пружины [Белая гвардия, с. 423].
Символичность приобретает сон Николки. Наполненный опасностями и ужасами день оканчивается сном-кошмаром. Символический образ страха передаёт паутина, в которой «вязнет» герой.
Снег и паутина какая-то... Ну, кругом паутина, чёрт её дери! Самое главное пробраться сквозь эту паутину, а то она, проклятая, нарастает, нарастает! И тут, вообразите, поймалась в эту паутину какая-то бойкая птица... [Белая гвардия, с. 324].
В состоянии сна речь персонажа обладает теми же особенностями, что и в состоянии бодрствования. Испытывая чувство страха, герой использует эмоционально окрашенные слова (проклятая, бойкий), частицы (то, ну), вводные слова (вообразите). Интонация многих предложений восклицательная.
Важное место в реализации замысла романа «Белая гвардия» занимает сон Алексея Турбина, где ему представляются будущие события. Чувство удивления, растерянности, радости изображает писатель. Все они отличаются, по мысли автора, от тех состояний, которые испытывает человек во время бодрствования.
«Вы в раю, полковник?» — спросил Турбин, чувствуя сладостный трепет, которого никогда не испытывает человек наяву [Белая гвардия, с. 233].
Во сне изменяются временные границы: в одном пространстве существуют и крестоносцы, и «эскадрон белогвардейских гусар, убитых в 1916 году». О будущих событиях говорят, используя глаголы прошедшего времени.
А это, ваше высокоблагородие, у них ведь заранее всё известно. В двадцатом году большевиков-то, когда брали Перекоп, видимо-невидимо положили [Белая гвардия, с. 236].
В ИСС персонаж перестаёт себя контролировать, анализировать свои поступки, эмоции. Эта особенность отражается в авторских ремарках:
«Как же вы?» — спрашивает с любопытством и безотчётной радостью Турбин [Белая гвардия, с. 234].
Во сне персонажи не отдают себе отчёт, что окружающее не является реальностью, на их взгляд они продолжают также здраво мыслить, рассуждать. Не только люди, но и животные могут видеть сны. В повести «Собачье сердце» пес Шарик видит сон. Благодаря внутренней речи пса, изображению его сна мы воспринимаем Шарика как персонажа данного текста:
Ведь не может же быть, чтобы всё это я видел во сне. А вдруг — сон? (Пёс во сне дрогнул). Вот проснусь... и ничего нет. Ни лампы в шелку, ни тепла, ни сытости. Опять начинается подворотня, безумная стужа, оледеневший асфальт, голод, злые люди... Столовая, снег... Боже, как тяжело мне будет!.. Но ничего этого не случилось. Именно подворотня растаяла, как мерзкое сновидение, и более не вернулась [Собачье сердце, с. 147].
В отличие от сна человека, где мы чаще видим нереальные образы или ситуации, которые часто носят символический характер, сон собаки содержит конкретные реалии.
Итак, можно выделить следующие особенности состояния сна, описанного М.А. Булгаковым: потеря самоконтроля, изменение эмоциональной составляющей личности и способа проявления чувств, изменения мышления, категории времени.
Часто ИСС трактуются М.А. Булгаковым как «болезнь». Безумие — один из вариантов болезни, повторяющейся в разных произведениях писателя реакции героев на роковые исторические события. Сами же эти события выступают в роли «истории болезни», например, в рассказе «Красная корона». Сюжетное построение этого произведения связано с мотивами искупления и покоя (они войдут впоследствии в пьесу «Бег», станут важной частью сюжета «Мастера и Маргариты»). В рассказе «Красная корона» впервые разработана автором тема вины, также анализируется ситуация навязчивого сна, в котором «проигрывается» то, что уже состоялось. Характерным для изображённого ИСС становится ощущение потери контроля, страха от возникающих галлюцинаций.
Сказал ему с силой: «Что же ты, вечный мой палач? Зачем ты ходишь» [Красная корона, с. 447].
Чувство страха и безысходности является основным настроением рассказа.
Да, я безнадёжен, он замучит меня [Красная корона, с. 448].
Людей боюсь до того, что, если вечером в коридоре чужие шаги и говор, начинаю вскрикивать [Красная корона, с. 443].
Особенностями речи персонажа становится частое использование простых предложений, нередко однотипных, например, с составным именным сказуемым:
Я был спокоен и твёрд. Всё безумие. Мать была совершенно права [Красная корона, с. 445].
Поддерживают тему вины и расплаты несобственно-вопросительные предложения:
Ведь жалко? Кого мне ещё спросить? Как можно дать такую клятву? [Красная корона, с. 447].
Исследует в своём творчестве М.А. Булгаков ИСС, связанные с воздействием различных наркотических препаратов (морфий, кокаин) на человека. В рассказе «Морфий» доктор Поляков в виде дневниковых записей отражает течение своей «болезни». Изменения, которые замечает за собой этот персонаж, схожи с общими чертами, присущими ИСС.
Меняется восприятие времени героем: он живёт от одного принятия наркотика до другого. Все слова с временным значением появляются в художественном тексте только в описании «впрыскивания» (в час ночи, днём, утром, в сумерках, после обеда). Герой не видит причинно-следственной связи наркотической зависимости и изменений в своём поведении:
Сам не знаю, как это со мной произошло. Раньше я был вежливым человеком [Морфий, с. 162].
Потеря самоконтроля не беспокоит доктора Полякова:
Эта запись — вздор. Не так страшно. Рано или поздно я брошу!.. А сейчас спать, спать [Морфий, с. 165].
В ИСС становятся другими эмоции персонажа:
Тут я впервые обнаружил в себе неприятную способность злиться и, главное, кричать, когда я не прав [Морфий, с. 161].
Возникают у героя галлюцинации, которых он боится:
Почему я так испугался? Вздор. Пустая галлюцинация. Случайная галлюцинация [Морфий, с. 171].
В ИСС появляется особое «абсолютное», как говорил А. Людвиг, понимание происходящих событий:
И если б я не был испорчен медицинским образованием, я бы сказал, что нормально человек может работать только после укола морфием [Морфий, с. 159].
Ярко описывает М. Булгаков изменения в восприятии окружающего мира человеком, принявшим морфий:
Я предвкушаю эйфорию... Я узнаю об этом потому, что звуки гармошки, на которой играет обрадовавшийся весне сторож Влас на крыльце, рваные, хриплые звуки гармошки, глухо летящие сквозь стекло ко мне, становятся ангельскими голосами... а закат, беспокойно громыхая, выжигает мне внутренности [Морфий, с. 163].
Различен язык персонажа в обычном состоянии и в изменённом. Иногда высказывания противоположны друг другу:
У меня начался распад моральной личности... Да и велик ли распад? По-моему, я рассуждаю совершенно здраво [Морфий, с. 169].
На лексическом уровне языковыми особенностями ИСС является использование эмоционально окрашенных слов с негативным значением (безумные мысли, буйная Москва, самое ужасное время, немыслимая цифра). Стараясь скрыть своё пристрастие, делая его чем-то незначительным для себя, персонаж использует в описании своих галлюцинаций существительные с суффиксами субъективной оценки (уничижительное или ласкательное значение): старушонка, туманцы, болотце, кофточка.
Употребляются в речи глаголы в переносном значении.
Насчёт практики он все-таки пересолил [Морфий, с. 169].
Много абстрактных существительных, передающих ИСС: боль, блаженство, восторг, мученье. Синтаксис в ИСС отличается обилием пауз.
Да... так... вот... когда стало плохо, я решил, что получиться [Морфий, с. 170].
Восклицательные и несобственно вопросительные предложения передают эмоциональное переживание (Неужели? Ты слышишь? Тихо!). Многие сложные предложения характеризуются противительными отношениями их частей. Это говорит о сложности восприятия, ощущений героя в ИСС.
И, действительно, у него нет, но мне кажется, что он проник в мою тайну [Морфий, с. 165].
На работоспособности моей это ничуть не отражается, напротив, весь день живу ночным впрыскиванием накануне [Морфий, с. 174].
В целом, ИСС характеризуется проявлением более ярких эмоций, изменением их качеств и силы. Изображённые М.А. Булгаковым состоянии сна, наркотического опьянения, болезни отражают как психологические особенности поведения, восприятия, выражения мыслей и чувств персонажей, так и языковые характеристики, присущие ИСС (экспрессивность и прерывистость речи).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |