Гора под названием Уллу-тау входит в систему Главного Кавказского хребта и расположена в срединной его части. Чтобы добраться до нее из Москвы, надо прежде всего запастись билетом на самолет до Минеральных вод, а там сесть на автобус, следующий в Терскол. Дорога приведет в Баксанское ущелье. Вскоре после городка Тырныауз следует сойти, в том самом месте, где в Баксанское ущелье упирается поперечное под названием Адыл-су. По нему уже придется подниматься пешком, но ничего страшного, дорогу осилит любой более или менее здоровый человек, даже впервые попавший в горы. Через двенадцать километров подъема вы достигнете подножья горы Уллу-тау. А вот чтобы подняться на гору, требуется незаурядное альпинистское мастерство: Уллу-тау относится к вершинам высшей категории трудности.
Предполагаю, что Воланд избрал иной способ путешествия, но, увы, доступный лишь ему. Так или иначе, но в ночь, когда высшее руководство страны собралось на даче Сталина, он появился на вершине Уллу-тау.
Вершина не остроконечная, а плоская; площадка размером с теннисный корт покрыта вечными снегами, кое-где выпирают наружу острые камни. По балкарским легендам, на Уллу-тау издавна обитали злые духи.
Было безветренно и тихо. В черном небе средь ярких звезд, огромных, какие бывают только в горах, повис лунный серп. В какой-то момент от нижнего его острия протянулась к вершине золотая дорожка. Кто-то беззвучно по ней спускался, возникли очертания человеческой фигуры, и некто в разодранном хитоне ступил босыми ногами на вершину. Золотая дорожка погасла.
У пришельца была округлая борода, наполовину седая, курчавые волосы всклокочены. Взгляд, который он устремил на Воланда, был не то чтобы враждебный, но и далекий от дружелюбного. Это был Левий Матвей, евангелист.
— Так я и знал! Если Он кого и пришлет, то именно тебя, — вырвалось у Воланда. — Ты у Него прямо министр иностранных дел или же посол по особым поручениям.
— Без оскорблений не можешь, — равнодушно и беззлобно отвечал Левий Матвей.
— Помилуй! Какое же тут оскорбление! — И Воланд то ли в шутку, то ли всерьез присовокупил несколько соображений о том, насколько почетны означенные должности по ведомству иностранных дел: да он бы и сам со всею охотой...
— Говори, что тебе нужно, — перебил Воланда Левий Матвей. — Зачем ты потревожил Его?
— Вот так, сразу? Нет уж, давай сперва поговорим, обменяемся последними новостями, столько времени не виделись...
Левий Матвей возразил: виделись не так давно, когда вместе решали судьбу одного Мастера. Но он, Левий Матвей, нисколько не скучал по Воланду, вынес бы разлуку хоть тысячу лет.
— Кстати, как он там, наш Мастер? — поинтересовался Воланд. — Мне всё недосуг его навестить.
— Не тревожь его. Он получил то, что искал, — покой. — И снова Левий Матвей спросил, что побудило Воланда добиваться встречи с посланцем Всевышнего.
Воланд ответил не сразу. Походил по площадке, зябко поежился, кутаясь в плащ. Но ответить пришлось.
— Я хочу знать, что вы уготовили этой стране и ее народу.
Левий Матвей в первый раз позволил себе улыбнуться.
— Что я слышу? Князь тьмы, Сатана, печется о благе людей? С чего это вдруг ты, старый софист, стал таким человеколюбцем?
— Ты всегда был никудышным диалектиком. — Воланд вскинул вверх руку в длинной перчатке с раструбом и потряс указательным пальцем. — Где тебе понять, что я посредством зла творю добро! А вот один мудрый немец тонко подметил это моё свойство и блистательно описал меня в своей книжке. Но если начистоту, я к нему наведывался. Случалось, стоял у него за спиной и водил его пером... Однако я не услышал ответа на свой вопрос.
— Прежде открой собственные намерения.
Воланд развел руками: никаких далеко идущих намерений у него нет и не было. Просто ему хотелось раскрыть глаза людям, живущим в этой стране, на собственных правителей, вот и всё.
— О том, что ты успел натворить в Москве, нам известно. — Левий Матвей дал понять, что за развитием событий следят, но пока не вмешивались.
Воланд отвесил глубокий поклон. Сказал, что польщен вниманием, оказанным его персоне.
— От вас разве скроешься? — усмехнулся он. — Шагу не ступить без ваших корректировок да комментариев. Занимались бы лучше своими небожителями, а то ведь так и тянет вас на земные дела.
— Скажи, а этот юноша Якушкин... — снова перебил собеседника Левий Матвей. — Он что, новый вариант Мастера?
Воланд энергично возразил — никакого сравнения! Вряд ли можно рассчитывать на то, что ему удастся написать нечто подобное роману Мастера о Понтии Пилате. Впрочем, своего необыкновенного кролика он недурственно придумал, чем не преминули воспользоваться.
— Всё ты из меня вытянул, — подвел итог Воланд. — И после этого ты будешь утверждать, что не обладаешь способностями дипломата? Да никакому Талейрану с тобой не сравниться.
Левий Матвей покачал головой.
— Ты не открыл полностью своего замысла. Ты собрался ввергнуть эту страну в великую смуту и кровопролитие. Мы тебе этого не позволим.
— И кое-что уже предприняли?!
Ответа не последовало.
— Можешь не отвечать, я знаю, — произнес Воланд с горечью. — Подумали бы прежде, кого вы берете под защиту, о ком печетесь — о кучке лживых и бездарных правителей, которые довели страну до полного разора.
— Не беспокойся, их время уходит, — сказал Левий Матвей и добавил: — Это предрешено.
— Ах, все-таки! — Воланд громко рассмеялся. — Стало быть, не напрасно я старался.
— Если тебе так хочется думать...
— Я никогда с тобой не лукавил, не лукавлю и сейчас. — В голосе Воланда прозвучали примирительные нотки. — Клянусь, я хотел исполнить лишь то, о чем сказал. Но если бы даже и пролилась кровь, люди обрели бы свободу...
— Или впали бы в еще худшее рабство.
— А это уж как вы там решите! — Глаза Воланда вспыхнули зловещим блеском.
Наступила долгая пауза. Левий Матвей стоял неподвижно, словно не замечая пылающего взгляда своего оппонента. Глаза Воланда постепенно стали гаснуть.
— Ты отлично знаешь, мне не дано знать Его воли, — глухо произнес он. — Я в третий раз спрашиваю тебя: какую судьбу вы уготовили этой несчастной стране?
Теперь уже Левий Матвей в задумчивости прошелся по площадке.
— Изволь, — наконец произнес он. — Придут новые властители, мне кажется, намного честнее, благороднее нынешних...
— И народ обретет наконец свободу! — подхватил Воланд.
— В этом состоит твое величайшее заблуждение, и не только твое. По воле тех, кого ты называешь тиранами, свободные люди всего за одну ночь могут впасть в рабство. Но еще никому за всю историю рода человеческого не удавалось по мановению ока превратить рабов в свободных людей. Путь этот долог.
— Я не понимаю, кто из нас софист: ты или я? — рассмеялся Воланд.
— Это не софистика, а истина, — возразил Левий Матвей. — Или, если угодно, Его веление.
— Славно! Славно! — приговаривал Воланд, меряя площадку широкими шагами. Резко остановился и выбросил руку в направлении пришельца из небесных сфер.
— Теперь я начинаю понимать, что вы уготовили людям в этой стране. Снова терпение?
«Терпение... терпение... терпение...» — отозвалось горное эхо.
Левий Матвей неожиданно изменился в лице, заметно побледнел.
— Да, — еле слышно произнес он.
Воланд, похоже, бросился в последнюю, отчаянную и яростную атаку. Он вплотную приблизился к Левию Матвею.
— Может, ты объяснишь, чем они так Его прогневили?
Не выдержав на этот раз взгляда Воланда, Левий Матвей отвел глаза.
— Я не знаю.
— Тогда, по крайней мере, открой, сколько им еще терпеть? Может быть, вечность? Одну вечность? Две? Три?!
Левий Матвей стиснул кулаки, руки его дрожали.
— Не мучь меня, — с трудом выдавил из себя Евангелист. — Про то знает лишь Он.
«Он... он... он...» — повторило горное эхо.
Ссутулившись, Левий Матвей направился к золотой дорожке, вновь протянувшейся от лунного серпа к вершине горы. Ступил на нее и его фигура начала быстро удаляться. Воланд смотрел вослед ему, пока не погасла золотая дорожка, а с нею не исчез и Левий Матвей.
Воланд подошел к обрыву. Лицо его исказилось гримасой злобы и гнева. Он распахнул плащ. Тотчас налетел сильный порыв ветра, подхватил Воланда и унес вниз...
В ту ночь в горах Кавказа бушевала страшная буря. Ветер вырывал с корнем деревья, со склонов сошло множество снежных лавин. Не обошлось и без человеческих жертв: буря налетела внезапно. Синоптики только диву давались: ничто, кажется, не предвещало изменения погоды с солнечными, безветренными деньками, когда так славно кататься на лыжах, с тихими ночами, когда вершины гор и ущелья обласканы лунным светом. Повторяю, буря налетела внезапно. И так же внезапно стихла.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |