Сергей Митрофанович весь был в ожидании телефонного звонка от Председателя Комитета. Под вечер зашел Дрынов. Он доложил, что обыск на квартире Якушкина мало что дал — никаких признаков, что хозяин занимался на дому научными изысканиями. Правда, нашли груду рукописей. Дрынов бегло их просмотрел — о кусающемся кролике как будто нигде не упомянуто. Из жены Якушкина удалось выудить, что ее муж не так давно встречался с театральным критиком Банкетовым. Дрынов успел проверить по картотеке: Банкетов левого направления, тяготеет к демократам, может быть, выйти на него? Сергей Митрофанович дал на это согласие, но в целом доклад Дрынова выслушал без должного внимания: он всё соображал, когда же ему позвонит высокое начальство.
Ночью он спал плохо, несколько раз просыпался — чудилось, что звонит телефон. Ненароком он будил спящую рядышком супругу, чем не только вызвал справедливые ее нарекания, но и заработал тычок по затылку.
Следующий день было тридцать первое декабря. Телефонных звонков было великое множество, в основном поздравительного свойства — с наступающим. Позвонил и вальяжный начальник управления. Поздравляя Сергея Митрофановича, он сказал, что вместе им еще работать да работать, посему он рассчитывает на взаимопонимание, на чувство локтя, на крепкое плечо Сергея Митрофановича, на которое всегда можно будет опереться. В голосе его звучали заискивающие нотки.
Терпение Сергея Митрофановича иссякло. Он набрался смелости и позвонил одному из помощников Председателя. Когда-то они, молодые еще чекисты, вместе участвовали в акции против бородатых художников: абстракционистов, модернистов и прочей нечисти. Те до того обнаглели, что выставили свою ничтожную мазню в Парке культуры и отдыха. Пришлось затребовать поливальные машины, и мощные струи воды превратили в месиво картины смутьянов и недоучек, отрицавших высокие принципы социалистического реализма.
Помощник с трудом, но все же признал его. Сергей Митрофанович стал объяснять: может, он был вышедши в туалет или в столовую, а тут как раз долгожданный звонок? Ответ был неутешительным. Сухо и даже как-то неприязненно помощник сказал, что от товарища Председателя ему не звонили.
Новый год Сергей Митрофанович встречал в семейном кругу. Настроение было неважнецким. Настораживал вот еще какой прискорбный факт: ни одна из групп по розыску преступников, проникших в Кремль, не запросила от него помощи или хотя бы дельного совета. В том, что розыск ведется, не было сомнения. Стало быть, решили обойтись без него?
Тут еще прочитал он в газете сообщение о безвременной кончине профессора Колокольникова. Кошмар, не иначе! Ведь буквально днями, когда он приезжал к нему на квартиру, профессор выглядел бодрым, полным энергии, а вот поди ты!.. Снова почудилось вмешательство нечистой силы: уж не она ли спровадила на тот свет жизнелюбивого Колокольникова?
А уж что окончательно добило Сергея Митрофановича, так это звонок с Петровки: проинформировали, что найден труп Шуртяева, изложили ужасные подробности, пригласили осмотреть убиенного. Но Сергей Митрофанович отказался подъехать, сославшись на жуткую занятость. Это уже было сверх всяких сил.
Второго января сбылся прогноз Председателя Комитета. Отпраздновав Новый год за столами, которые даже с большой натяжкой нельзя было назвать праздничными, москвичи стали бунтовать. Одно за другим останавливались предприятия, вспыхивали стихийные митинги. Весть о том, что в Кремле делают фальшивые деньги, переполнила чашу терпения. Что деньги фальшивые, ни у кого не было сомнения. А еще повсюду рассказывали о необыкновенном кролике, который перекусал в Кремле массу мерзавцев и негодяев и тем самым вывел их на чистую воду. Ораторы, уже не из числа оприходованных в «Конторе» Сергея Митрофановича демократов, а доселе неизвестные, призывали народ к штурму Кремля. Вечером в город начали стягиваться войска из подмосковных гарнизонов.
Вступила в действие заблаговременно разработанная инструкция на случай введения в городе особого положения. В частности, всем сотрудникам «Конторы» запрещено было отлучаться, все должны были круглосуточно находиться на своих местах.
Пришло известие и о новой возмутительной выходке кролика. Несмотря на усиленные меры безопасности, ему удалось проникнуть на заседание Верховного Совета. Там как раз решали, что делать в связи с народным возмущением. Хорошо, что все депутаты сидели, как им было предписано, в кожаных перчатках — попробуй их укуси! Кролик пометался по залу и набросился... на председательствующего. Тот накануне вернулся из зарубежной поездки и, естественно, ничего не знал о секретном циркуляре. Под воздействием кроличьего укуса он во всеуслышанье причислил себя к душителям демократии, отрекомендовался последним прохвостом и тут же сложил с себя полномочия. За что, между прочим, дружно проголосовали без всякой электронной системы, поднятием рук в кожаных перчатках...
А Сергею Митрофановичу поближе к одиннадцати вечера страшно захотелось выйти на улицу подышать воздухом. Томительное и, скорее всего, бесполезное ожидание телефонного звонка от Председателя стало невыносимым. Нетронутыми лежали в сейфе свежие донесения «добровольных помощников» насчет поведения различных деятелей литературы и искусства: кто какие слова прилюдно произносил, кто снюхался с демократическими вожаками, кто задумал смыться за границу. Сергей Митрофанович обычно внимательно изучал эти донесения, а уж после отдавал в вычислительный центр, для пополнения электронных досье на своих подопечных. Но сейчас заниматься этим не было никакой охоты, в голове теснились тревожные мысли. «Что с нами со всеми будет? Ведь ужас что творится!» — думал он.
Сергей Митрофанович позвонил вальяжному начальнику и испросил позволения выйти немного прогуляться: голова что-то разболелась. Тот разрешил. Сергей Митрофанович прошелся по Кузнецкому мосту и свернул на Неглинку. Повсюду стояли военные грузовики, в оцеплении выстроились солдаты. После разгона митингов москвичи попрятались по домам, многие были арестованы. Штурм Кремля был отложен до лучших времен.
Сергей Митрофанович зашел по малой нужде в общественный туалет, что возле Центрального универмага. В столь поздний час он оказался открыт. Дежурившая на входе кооперативная старуха с первого взгляда ему не понравилась. Принимая двугривенный, она ворчала под нос:
— Что мне твой двугривенный? Хотела закрыть заведение — генерал не позволил. Куда, орет, прикажешь личному составу бегать? А они вон бегают и бегают задарма.
Тем не менее туалет почему-то был пуст. Сергей Митрофанович подошел к писсуару, а кооперативная старуха увязалась за ним намочить в рукомойнике половую тряпку. От природы Сергей Митрофанович был невозможно стеснительный, решил дождаться, когда старуха уйдет. Он обернулся и похолодел от ужаса: взамен старухи у рукомойной раковины находился длиннющий черт в пенсне, подробно описанный уборщицей Фаиной и знакомый также по одному из фотороботов.
— Сергей Митрофанович! Дорогой вы наш! — восклицал Коровьев, изобразив на лице необыкновенную радость от встречи. — Наконец-то свиделись! А то и нам недосуг, и вас ухватить непросто. Примите же сердечные поздравления по случаю Нового года. Но одновременно хочу предупредить: впредь держите язык за зубами, тогда, может, еще и выкрутитесь. А начнете опять болтать, чего не следует, — тогда уж прошу не обижаться, полковник!
Сергей Митрофанович замер у писсуара с расстегнутой ширинкой. А Коровьев веселился самым наглым образом, звал Сергея Митрофановича в гости (куда именно не уточнил), не все ж им в общественных туалетах встречаться?
Замечу, что Сергей Митрофанович был не таким уж глубоким эрудитом, потому во второй раз не признал он булгаковского Коровьева. Но как следует себя вести, если тебе повстречается черт, всё же почерпнул из художественной литературы. Он размашисто перекрестился и завопил во весь голос:
— Святые угодники! Помилуйте мя грешного!
В тот же миг Коровьев скорчился, точно его прижгли газовой горелкой, и исчез. Воздадим должное самообладанию Сергея Митрофановича: он совершил то, за чем пришел, и только тогда покинул общественный туалет. На выходе, к своему удивлению, он снова увидел кооперативную старуху. Она продолжала ворчать, угрожала подать жалобу в Верховный Совет.
Едва он вернулся в свой кабинет, зазвонил телефон. Сергей Митрофанович снял трубку и узнал голос Председателя Комитета. Тот приказал ему спускаться вниз, но не к центральному подъезду, а к одному из боковых, там будет ждать машина.
У обговоренного подъезда стояла «Чайка» с включеннным мотором. Изнутри открылась передняя дверца. Сергей Митрофанович удивился, что ему предлагают сесть на почетное место, рядом с шофером, но спорить не стал. Вскоре кто-то за его спиной вошел в машину. Сергей Митрофанович осторожно поглядел в зеркальце и узнал Председателя. Вместе с ним были двое из его личной охраны.
«Чайка» выехала на Лубянскую площадь и помчалась по Охотному ряду. Не снижая скорости, проскочила сквозь двойное оцепление перед Большим театром. «В Кремль едем», — подумал Сергей Митрофанович и оказался в корне неправ. Вместо того, чтобы после Манежа свернуть налево, «Чайка» повернула направо, на Воздвиженку.
На Арбатской площади стояли танки и БТРы. В оцеплении снова был оставлен просвет. Дальше был Новоарбатский проспект, мост через Москва-реку. «За город едем, что ли?» — пришла на ум Сергею Митрофановичу новая идея. И снова он ошибся. После того, как миновали Кутузовский проспект, у Триумфальной арки, в том самом месте, где два года назад бывшему гаишнику, а ныне знаменитому писателю Перетятько явилась загадочная карета, «Чайка» круто взяла влево и поехала по узкой неосвещенной дорожке. Спустя некоторое время притормозила, Сергей Митрофанович увидел через лобовое стекло высокий бетонный забор и ворота. Он понял, что приехали на дачу Сталина.
На кунцевской, или «ближней», даче Сергею Митрофановичу довелось однажды побывать на экскурсии, организованной для сотрудников его управления. Любивший во всем точность, он и тогда засомневался в правильности названия «кунцевская», с большим основанием дачу можно было отнести к району Филей.
Со скрежетом разошлись створки ворот, и «Чайка» въехала. Под колесами зашуршал гравий, «Чайка» остановилась. «Выходим», — произнес Председатель.
Фонари на территории дачи не горели, в окнах также не было света. Председатель и Сергей Митрофанович вошли в подъезд. В вестибюле был полумрак. Кто-то вкрадчивым шепотом произнес: «Пожалуйста» — и открыл дверь во внутренние апартаменты. Под ногами скрипели половицы. Несколько раз распахивались новые двери, и вот наконец они вошли в небольшой зал, где света было поболее. Зал был обставлен старомодной, тяжелой мебелью, красного дерева с золотом. За овальным столом дремал Министр обороны, прикрыв ладонью глаза; возле него навытяжку стоял молодцеватый адъютант. Следом прибыл Вице-Президент и первым делом стал возмущаться, но не слишком бурно, с какой это стати на ночь глядя потащили его в такую даль.
— Кремль небезопасен, — сухо ответил Председатель КГБ.
— Да ну! — удивился Вице-Президент. — Что вы говорите? Так стянуть побольше войск. А, мужики?..
Министр обороны проснулся и сообщил, что войск у него достаточно, пусть только дадут указание. На это Председатель КГБ заметил, что в нынешних условиях безопасность не определяется количеством войск.
— Но почему здесь назначили? — не унимался Вице-Президент.
— Генералиссимус большой был дока по части безопасности, — объяснил Председатель КГБ. — Я думаю, мы и впредь будем здесь регулярно собираться. Надо только произвести ремонт, подновить мебель.
Сергей Митрофанович улучил момент, отвел Председателя в сторону и поведал ему о недавней встрече с Коровьевым. Он не сказал: с Коровьевым — с тем самым чертом, который, если верить фотороботу, демонстрировал в Кремле агрегат для печатания денег. Сергей Митрофанович предложил немедля копнуть кооперативную старуху из общественного туалета: по всей вероятности, черт принимает ее обличье, а если и не принимает, то означенная кооперативная старуха поддерживает с ним профессиональные контакты.
— Копнем, копнем... — отвечал Председатель без особого, впрочем, энтузиазма. Но тут же спросил:
— Значит, вы перекрестились и черт пропал?
— Не просто перекрестился, но и призвал святых угодников, — честно признался Сергей Митрофанович в порядке уточнения.
— Так-так, интересно... — И взгляд Председателя стал задумчивым.
Появился Президент вместе с мордатым Премьер-Министром. За Президентом неотступно держался начальник протокола с глубоко впаянными глазами. Президент поздоровался со всеми присутствующими за руку. Представляя Сергея Митрофановича, Председатель КГБ сказал:
— Тот самый наш сотрудник.
Все расселись за овальным столом. Начальник протокола положил перед Президентом папку. Вдвоем с адъютантом Министра обороны они тихо вышли.
Президент для начала выразил надежду, что присутствующие отдают себе отчет в том, насколько серьезен текущий момент. Более того, судьбоносен. Посему работать надо целеустремленно, не размазывая, как он выразился, яичницу по сковородке. Сделав такое вступление, он раскрыл папку и уже нацелился произнести очередную речь — размер аудитории никогда его не смущал. Случалось ему произносить длиннющие речи и одному-единственному слушателю. Вызовет кого-нибудь и давай шпарить по заготовленному тексту. Но был в этом и свой резон. Своими речами Президент буквально изматывал оппонентов и политических противников, иных потом можно было брать голыми руками.
Но Председатель КГБ был настороже. Он, сидевший рядом с Президентом, осторожно закрыл его папку и сказал:
— Извините, но вот этого сейчас не нужно.
Сергей Митрофанович жутко удивился такому обороту. «Не поймешь, кто тут главный», — подумал он.
Президент смешался, глаза у него забегали. Он кашлянул в кулак, поправил очки, чем выиграл время для того, чтобы собраться с мыслями. И подходящая мысль пришла. Президент сказал, что готов сначала выслушать мнение товарищей, а уж он подведет итог дискуссии.
— Никакой у нас дискуссии не будет, — не отступал Председатель КГБ. — По нашим данным, в Москве завелась нечистая сила. Предугадать, какую следующую она предпримет акцию, невозможно. Вот и всё.
Было заметно, что известие о нечистой силе в столице не явилось для Президента такой уж сногсшибательной новостью. Зато остальные вылупили глаза от удивления. Посыпались вопросы: не в аллегорической ли форме сказано о нечистой силе? Не разумеются ли под этим термином ненавистные демократы?.. Председатель КГБ отвечал, что менее всего склонен прибегать к аллегориям, не в его это вкусе. О нечистой силе заявлено было в самом прямом смысле, но, если угодно, может он выразиться и иначе: в Москве завелись черти. А чтобы покончить с сомнениями, он предлагает предоставить слово Сергею Митрофановичу, который, собственно, и приоткрыл завесу над тем, что в последнее время творится в столице.
Тут уж по-настоящему пробил звездный час для нашего Сергея Митрофановича. Кратко, сжато и вместе с тем убедительно он изложил подоплеку известных фактов. Присовокупил и сегодняшнюю встречу с Коровьевым в общественном туалете.
Когда он закончил свой рассказ, наступила долгая пауза. Премьер-Министр нервно вытирал платком лоб. Министр обороны изо всех сил жахнул кулаком по столу и пробормотал:
— Черт возьми!
— Смотрите, накличите, — не без ехидства заметил Председатель КГБ, и доблестный министр в испуге спрятал кулак под стол. Председатель КГБ решительно принял бразды правления. Он попросил придержать эмоции и высказываться по существу.
Взял слово Премьер-Министр. Воровато озираясь, он признался, что дела плохи: запасы продовольствия на исходе, заграница, со всею своей широко разрекламированной помощью, не мычит, не телится. Повсюду волнения, забастовки, митинги, межнациональные распри. Короче, власть не удержать. А тут еще вдобавок и черти появились. Так не лучше ли?..
— Что не лучше? Договаривайте, — стал понукать главу правительства Председатель КГБ.
Премьер-Министр покраснел, что случалось с ним крайне редко. Наконец выдавил из себя, что не худо было бы им всем разъехаться по разным странам в порядке государственных визитов.
— Меня в Швейцарию! — оживился Вице-Президент и, словно школьник на уроке, поднял руку. Со времен комсомольской юности он проявлял нешуточный интерес к зарубежным поездкам.
— Думаете, они в Швейцарии вас не найдут? — в очередной раз съехидничал Председатель КГБ.
Проект, связанный с государственными визитами, был признан не то чтобы негодным, но достаточно сырым. Не проработаны, в частности, вопросы приема и размещения, неясно также, будут ли восприняты такие визиты руководителями избранных для этого стран хотя бы с умеренным восторгом. МИДу следует приступить к осторожному зондированию, результаты будут рассматриваться по мере их поступления. На том и порешили.
Министр обороны предложил военное решение — ударить одновременно и по смутьянам-демократам и по нечистой силе. Президент с Премьером взяли на себя труд растолковать ему, что нечистая сила — явление потустороннее, а следовательно, бесплотное и неосязаемое, на нее хоть атомную бомбу бросай — ей хоть бы хны. А Председатель КГБ от себя добавил, что успех военной акции против демократов также весьма сомнителен. Народ в своей массе их поддерживает, да и в армии, по имеющимся сведениям, не такая уж тишь да благодать, ожидать можно чего угодно, поскольку подлые демократы успели проникнуть и в армию.
— А что если вступить в диалог? — Президент упрятал нижнюю губу под верхнюю и обвел присутствующих вопросительным взглядом. «Диалог со всеми здоровыми силам общества» обычно был его коронкой, любимейшим доводом, когда все прочие израсходованы. Он увлеченно заговорил, что надо бы выяснить, как нечистая сила относится к «социалистическому выбору». Не исключено, что в целом положительно. Тогда возможен консенсус, а одновременно и мораторий на враждебные действия. Следует создать смешанную комиссию... Он начал было прибрасывать состав, но Председатель КГБ в два счета его укоротил, сказав, что нечего ерундой заниматься. Черти появились в Москве с абсолютно ясными намерениями: свергнуть их, власть предержащих, ни на какие консенсусы и моратории они не пойдут.
— А как вы вообще представляете себе диалог с нечистой силой? — задал вопрос глава тайной полиции. — Хотя бы чисто технически? Но если бы даже и удалось установить с ней контакты, как бы не вышло чего похуже недавней кремлевской истории.
Внимая этой легкой перепалке, Сергей Митрофанович с грустью подумал, что дела его, складывающиеся поначалу просто блестяще, в сущности плохи. Навряд ли успеют присвоить ему генеральское звание: не сегодня — завтра власть падет. А тогда еще бабушка надвое сказала, что лучше — быть генералом КГБ или оставаться полковником. Или вообще мотать в отставку.
— Есть ли еще какие суждения? — спросил Председатель КГБ.
Таковых не нашлось.
— Тогда позвольте мне... Я прошу обратить внимание всего лишь на один-единственный факт, хотя, не скрою, определенные идеи и раньше приходили мне на ум. Стоило нашему уважаемому Сергею Митрофановичу при появлении черта перекреститься...
— И помянуть святых угодников, — снова вставил Сергей Митрофанович.
— ...и помянуть святых угодников, как черт бесследно исчез.
Воцарилась пауза. Неожиданно Президент вскочил со стула и кинулся обнимать Председателя КГБ. Троекратно его расцеловал. Воздадим и ему должное: когда обстоятельства загоняли Президента в угол, ум его начинал работать не хуже японского компьютера.
— Россия спасена! — торжественно произнес он исторические слова фельдмаршала Кутузова. Произнесены они были, правда, не на историческом «Совете в Филях», когда было решено сдать Москву Наполеону, а позже, в Малоярославце, когда пришло известие о том, что наполеоновская армия оставила Первопрестольную.
Спасительная идея поразительно быстро дошла и до остальных, включая даже Министра обороны. Все наперебой принялись вносить предложения. Самое конкретное — немедленно вызвать сюда Патриарха. Ничего, что ночь, речь идет о судьбе державы!
Сергей Митрофанович по просьбе Президента (тот обратился к нему: «дорогой мой») вышел, отыскал начальника протокола и передал приказ шефа: связаться по телефону с Патриархом.
Легкое огорчение вызвало известие о том, что Патриарх некстати отбыл в зарубежную поездку. Потребовалась корректировка и взамен был вызван замещающий его митрополит. В ожидании его приезда для участников совещания, которое, вполне возможно, войдет в анналы современных тацитов под названием «Второй совет в Филях», был устроен то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак.
Прибыл Митрополит и занял место за овальным столом. Вид у него был заспанный, и соображал он туговато. Больших трудов стоило ему объяснить, какая сейчас помощь требуется от Святой православной церкви.
А к вечеру следующего дня на Манежной площади стройбатовцы уже долбили отбойными молотками асфальт — заливали фундамент под огромный железобетонный крест...
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |