Глава 34

Где-то после полуночи Лапа вскочил, ощерился, брезгливо и опасно вздергивая верхнюю губу. Привстав на подоконник, он увидел за окном нечто возмутительное и залился тревожным лаем. Раздался шум подъехавших автомобилей. По стенам забегали яркие пятна от фар.

— Что? Что случилось? — мгновенно проснулся и сел Максим. Маргарита подкралась к окну, выглянула во двор и тихо опустилась на диван. Максим нащупал и сжал ее руку: — Роланд оказался прав?

— Их много. Они окружают дом. Это те самые, что уже были здесь?

— Какая разница! — Максим закинул лицо к потолку с крестовой тенью от рамы. — Нас не выпустят живыми.

— Сожгут... — прошептала Маргарита. — Они достали канистры.

— У меня спрятано ружье. Буду стрелять, — вскочил Максим.

— Не надо. Я запаслась другим средством. Наверно, хватит на двоих. Господи! Таблетки, которые я прихватила в клинике, остались в розовой машине! — Маргарита прижалась к нему. — Страшно сгореть заживо...

Вокруг дома переговаривались, заливаясь лаем, рвался в дверь пес.

— Не открывай! Только не открывай! — молила Маргарита.

Снаружи прогрохотал усиленный мегафоном голос:

— Вы окружены службой Федеральной Безопасности и будете арестованы по обвинению в подготовке террористического акта. Настоятельно просим сдаться добровольно для выяснения обстоятельств.

— Значит, вот оно как! — слабо улыбнулся Максим. — Нас собираются обезвредить стражи госбезопасности как врагов народа. Большая честь!

— Информация к размышлению, Горчаков, — раздалось у самого окна. — Ваш друг Лион Ласкер уже дал необходимые показания.

— Врет, — уверенно сказал Максим.

— Меня зовут Иван Лаврентьевич, я участвовал в проведении операции «башня». Здесь есть над чем поразмыслить...

— Шумовая завеса, — догадалась Маргарита и принюхалась. — Ты слышишь — бензин!

Максим прижал к себе Маргариту.

— Закрой глаза, девочка, и ничего не бойся. Мы вместе. И мы теперь знаем, что это не конец пути.

— Я не боюсь, любимый. Ну ни капельки не боюсь! — Услышав треск огня, Маргарита задрожала.

Максим протянул руку и зажег лампу.

— Не будем прятаться. Постой! — Он включил патефон. — Наше танго. Знаешь, что сказал о «Компарсите» Иосиф Бродский? — «По мне, это самое гениальное произведение нашего времени. После этого танго никакие триумфы не имеют смысла: ни твоей страны, ни твои собственные». Может, потеряют смысл подлости, вранье, страх? Может, танго загасит огонь?

Тесно прижавшись, они сидели на старом диване под всхлипы патефона, с такой подчиняющей убедительностью поющего о роковой страсти.

— Ко мне, Лапа! — приманила Маргарита пса и прижала его голову к своим коленям. — Тихо, собачка, тихо...

Сквозь победные аккорды танго с улицы донеслись усиленные мегафоном слова:

— Выходите, пока не поздно. Хибара долго не продержится. Рассчитывать вам не на что. Сейчас на вас рухнет потолок. Дым будет разрывать ваши легкие, кожа потрескается от жара... Прежде Всего лопнут и вытекут глаза...

Маргарита крикнула коротко и отчаянно — сверху раздался грохот, печь пошатнулась и треснула, на пол вывалился покрытый сажей клубок. Отряхнувшись, прибывший обмахнул лапой опаленные усы:

— Грязная работенка. Умеют же некоторые влипать в неприятные конфликты. — Батон отдышался и бросил на стол флакон: — Забыли в своей розовой машине, Маргарита Валдисовна. — Затем покосился на забившегося в угол пса. Шерсть на его спине стала дыбом. — Фу, и еще собаки здесь! А дыма, дыма! Пожар, форменный пожар, разлюбезные вы мои! Время на чаевничание или бокал вина, боюсь, нет. И не уговаривайте. — Он взял со стола листки рукописи и стал обмахиваться ими. — Поторопитесь, родимые!

— Это тот самый яд! Я на всякий случай прихватила его в клинике. Думала сражаться с врагами. Вот и пригодился! — обрадовалась Маргарита. — Милый, милый Батон! — Она разделила капсулы на три кучки и протянула на ладони таблетки Лапе, но тот лишь жалобно лизнул ее пальцы. Виновато поджал хвост, прижал уши и забился под стол, жалобно скуля.

— Собака не станет жрать эту пакость. А вы, милые, не затягивайте прощания. Крыша едва держится. — Батон зачерпнул из ведра воду и протянул ковш: — Ну-ка, тяпните живенько на брудершафт!

Схватившись за руки, влюбленные смотрели друг на друга с такой жадностью, словно едва встретились и не могут наглядеться. Комнату заволокло гарью, из печи повалили искры. Они проглотили яд, хлебнув из ковша, и потянулись друг к другу губами. Но лица помертвели, руки разжались, тела ослабли и стали оседать на пол.

Треск огня становился все громче. Со звоном вылетели стекла, в комнату ворвались языки пламени.

— Вот и порядок! — Кот склонился над лежащими на полу трупами: — Ну, кому теория позволяет, за мной! За мной, господа слабоверующие!

Умершие сели, держась за грудь.

— Не бьется, — сказала Маргарита.

— Ну и пусть, — сказал Максим. — Так надежней.

Невидимый, скулил где-то пес.

— Увы, он уже в другом измерении. — Кот распахнул дверцу печи. — Все! Извольте следовать за мной. Немедля.

Вместе со снопом искр, ударивших в небо, все трое взмыли над крышей. Гигантский костер, урча, пожирал остатки дома. На поверхности озера плясали кровавые отсветы.

— Держитесь за мой хвост, господа. Он и не такое выдерживал! — любезно предложил кот барахтавшимся в воздухе спутникам.

— Кто вон там, на пригорке? — вцепился Максим в загривок кота.

— Не портите шкуру, Мастер. За хвост извольте держаться, за хвост. У меня осенняя линька.

— Кто там? — повторила вопрос более опытная в полетах Маргарита.

— Для покойников у вас чересчур хорошее зрение и отменное любопытство. Если вас это взбодрит и усилит, так сказать, воздухоплавательные качества, объясняю: вон там сидит и смотрит на огонь Лион Израилевич Ласкер с собакой. Его связанным доставили в дом, чтобы спалить вместе с вами. Пока я вас уговаривал, Лапа, вероятно, помог избавиться старому знакомому от веревки и вместе с ним выпрыгнул из окна. Бывают же странные происшествия! Чтобы собака проявила такой интеллект! Абсурд.

— О... — застонала Маргарита, глядя на сидевшие в отсветах пламени фигурки — собаку и человека. — Они думают, что мы сгорели...

— Простите, но это физический факт. — Кот начал набирать высоту. — Метафизическая же картина состоит в том, что мы летим.

Внизу разгорался костер, освещавший заревом деревья, кусты, поля, крошечные фигурки высыпавших на пригорок цыган. Даже пышное белое платье невесты казалось алым и вода в озере стала похожей на кровь. Светя мощными фарами, по дороге удалялся «джип».

— Прощай, тихий наш приют, прощай, озеро! — Маргарита парила в воздухе, вцепившись в хвост Батона. Другой рукой она держала за воротник Максима. Слезы набухали в глазах, но не проливались. Ветер овевал невесомое тело, вселяя знакомый уже восторг.

— Мы вместе, и мы летим! — сказала она, поднимая лицо к звездам.

— Мы летим, Марго! — в полном, но явно приятном недоумении повторил Мастер.

Они были уже далеко, когда «джип» с поджигателями, удиравший по лесной дороге, рвануло оглушительно и разнесло на куски адское пламя.

— Преступники наказаны! Рвануло — на весь совхоз слышно, — доложил Амарелло, опускаясь на крышу Дома. — Кое-кому я даже помог выбраться из огня — плюгавому человеку и псу. Все успел, экселенц.

— А где же жертвы? — в нетерпении глядел в сторону давно догоревшего заката Роланд. На западе оставалась лишь узкая полоска прозрачного ночного неба, но и ее стремилась накрыть двигавшаяся с востока тяжелая туча.

— Жертвы с Батоном. Очевидно, прощание с дорогими их сердцу местами затянулось.

— Так мы никогда не сможем отбыть. Придется просить мэра о московской прописке, — ехидничал Шарль. — Батон совершенно распоясался. Вот-вот начнется гроза!

— Ага, наконец-то, это они! — Роланд поднялся со своего стула навстречу прибывшим. — Рад, друзья мои, что составите компанию. Признаюсь, не был уверен.

— Стрелять не пришлось. Они сами отравились! — радостно доложил кот, опускаясь на крышу рядом с влюбленными. Лица у них были отсутствующие и безумные.

— У нас могла бы выйти забавная застольная беседа, но срок истекает. Куранты бьют полночь. Пора! — Роланд взмахнул рукой. Гром грянул как по мановению дирижерской палочки — мощно и раскатисто. Откуда-то из темноты, бесшумно колотя копытами воздух, явились кони. Разметались по ветру смоляные гривы, блестели отчаянные агатовые глаза. Вмиг все оказались в седлах и взмыли над Домом. Пронзив слой душного, гарью насыщенного воздуха, всадники погрузились в хлещущие с высоты потоки. Долго сдерживаемая гроза прорвалась на город.

— Прощай, Дом! — Склонясь набок с седла, Маргарита глядела на уходящую вниз крышу. — Прощай, город!

Слабо светился сквозь водяную пелену залитый светом прожекторов Храм.

— Пусть стоит, — сказал Роланд. Он слегка притормозил, поджидая Максима, и вместе с ним снизился к прямой улице, берущей начало у Манежной площади. — Забавная прогулка, не правда ли?!

— Это же Тверская! Я начинаю ориентироваться. Но как пусто...

— Полночь, ливень, гроза. Все боятся повторения недавнего урагана. Кроме него. — Он указал на движущийся объект.

— Что это?! — Максим пригляделся и ахнул. — Это же памятник! Ого...

Грохоча сапожищами, понуро брел по пустой улице чугунный Шаляпин-Грозный. На плече, словно бревно, он нес стелу с шипами держав и скипетров. Голова чудища в косо нахлобученной шапке Мономаха проплывала на уровне крыш спящих домов.

Доковыляв до Моссовета, где светились по центру никогда не гаснущие окна приемной мэра, статуя заглянула внутрь. Вскинула стелу, словно ружье, отсалютовала, совершила четкий поворот на девяносто градусов и чеканным шагом двинулась к Маяковке. Мерин под Долгоруким заржал, всадник помахал вслед каменной десницей и застыл. Лишь вздох, похожий на завывание ветра, последовал за уходящим.

Постовые городских служб протирали глаза, недоумевая по поводу внезапно охватившей их дремы, и отгоняли навязчивый и нелепейший сон.

Каменный Пушкин опустил печально-гордое лицо и коротко кивнул. Хотя мог бы читать и читать посвященные «царю-ироду» строки. Максим заметил, что по мере удаления от своего места, памятник уменьшался. Перед Пушкиным стоял довольно скромный монумент. А к Маяковскому подошел уже и вовсе средних привокзальных габаритов памятник. Прочитал слова на постаменте поэта, пожал плечами и побрел дальше, придерживая усохшую до размеров обычной елки стелу.

Горький, стоящий у Белорусского вокзала, увидел странного мужичка, волочащего на плече увесистое бревно, узнал было певца, гением которого восхищался. Но, сбитый с толку его нарядом, лишь смущенно кашлянул в кулак.

Совершив проход по Ленинградскому проспекту, монумент исчез в подмосковных лесах.

— Здорово получилось! — обрадовалась Маргарита. — А как же... Как же те, кто остался?

— Прощания не будет. — Роланд взмыл к тучам, а следом за ним свита. — Все устроено. Ваша сестра, Ласкер. Об остальном народонаселении планеты позаботятся более компетентные Ведомства.

— Выходит, Пальцев и его компания уже не смогут угрожать Лиону и использовать генератор? — уточнил Максим.

— Генератор уничтожили вы, любезнейший. А Пальцев никого уже не сможет уничтожить. Поскольку будет уничтожен сам. Приглашение на собственные похороны он получил еще в новогоднюю ночь.

— Здесь заказные убийства в порядке вещей. Вроде насморка, — пояснил кот.

— Из Альберта Владленовича мог бы получиться отличный чертяка, — вздохнула Зелла. — Жаль. Жадность испортила его. Нам, ведьмам, несвойственна меркантильность. Лишь бесконечная преданность своему мастерству.

— Надеюсь, всем ясно, что расправа с ничтожной кучкой негодяев не означает для этих мест, которые мы, к счастью, вовремя покинули, ХПН, то есть, как известно Маргарите Валдисовне, хеппи-энда. — Не глядя больше вниз, Роланд несся сквозь тучи. — Завтра семнадцатое августа — очередная черная дата в российском календаре, которая получит красивое определение — дефолт. После чего возможны только два варианта событий: наихудший и, конечно же, невероятный. Но последний, извините, уже совсем невозможен без нас. Должны бы подсуетиться те, кто считается лучшим производителем на рынке чудес, в чем я, откровенно говоря, сомневаюсь.

— Полагаете, экселенц, они не изменят принципу невмешательства? — нагнав учителя, спросил Батон.

— Никогда, — отрезал Роланд. — Можно рассчитывать лишь на активное участие сих инстанций в Апокалипсисе. В качестве судий, разумеется.

Волшебные черные кони, не утомляясь, несли своих всадников. И скоро тучи и ливень остались внизу, уплыл в ночь обреченный на страдания город. Грусть охватила летевших.

Маргарита увидела, как изменился Максим. Волосы его, блестевшие при луне, собрались сзади в косицу, летящую по ветру. Когда ветер вздымал плащ Мастера, на его ботфортах то загорались, то потухали звездочки шпор, обращенное к луне лицо обрело выражение твердой решимости. Казалось, он понял нечто, давно мучившее, и теперь, сбросив груз сомнений, расправил плечи, стал уверенным, сильным. Изменились и остальные. Странная кавалькада неслась сквозь ночь! Рыцари, призраки, тени? Актеры, только что отыгравшие шекспировскую хронику или хорошо экипированные персонажи мистического триллера? («Оскар» художнику по костюмам.) Не ясно, не ясно, не ясно...

— Экселенц. — Мастер приблизил своего коня к роландовскому, и они пошли рысью бок о бок, беззвучно колотя воздух копытами. — Могу ли я задать один небольшой вопрос?

— Полагаете, он один и небольшой? — не оборачиваясь усмехнулся Роланд. — Я думаю — вопросов тьма. Потому отвечу на все разом. — Он осадил поднявшегося на дыбы коня, и тут же, как всадники на поляне, остановилась вся кавалькада. И в странной, звенящей тишине прозвучали слова: — Послушайте совета, Мастер: не ломайте голову над моими поступками. Не пытайтесь найти логику в случившемся. Ее нет. Вернее, она недоступна вашему пониманию. Для вас хаос — это абсолютный беспорядок. Однако он имеет вполне определенную структуру, только более высокого уровня. Чтобы ее обнаружить, надо смотреть сверху и подняться очень-очень высоко. Вы поняли?

— Да. Понял, что мал для понимания Смысла. Но трудно отказаться от искушения хоть чуть-чуть приоткрыть дверцу в непостижимое. — Максим сдерживал нетерпеливо приплясывающего коня. — Так много загадок, экселенц.

— Вот уж зря вы маетесь! Ну какие еще загадки? — обиделся Шарль. — Все было разыграно так складно, так гладко и вполне доступно пониманию рядового зрителя.

— Так спектакль был затеян для нас? — удивилась Маргарита.

— Труппа всегда думает о публике больше, чем это заметно, — сказал Роланд.

— Вы думали о нас! — воскликнул Мастер. — Разве это не самая непостижимая загадка?

— Вот и размышляйте над ней, если вам не предложат более интересных задач.

— Я, кажется, что-то поняла! — воскликнула Маргарита. — Это была самая простая и самая сложная игра! Так же играет для нас ветер, несущий по асфальту осенние листья, мороз, рисующий на стекле причудливые узоры, или эти звезды, манящие тайной. Все, что дано видеть нам, — всего лишь изнанка! Мы смотрим с обратной стороны гигантского ковра и видим узелки, запутанные и оборванные нити, пересечение пестрых линий — невнятную сутолоку несовместимых мелочей... Но стоит лишь перевернуть ткань, и откроется дивный узор, где все судьбы наши, все случайные потери, чудесные находки, и слезы, и ликование, и тополиный пух, и кузнечик на листе — все, все это вместе — обретет смысл!

Роланд улыбнулся ей:

— Примерно. Похоже, очень похоже! — И свистнул, призывая в путь.

Кони сорвались с места, всадники вытянулись в цепочку и понеслись в звенящем безмолвии.

«Похоже, похоже!..» — мчалось за Маргаритой эхо.

Так летели в молчании долго, пока печальные леса не утонули в земном мраке, увлекая за собой тусклые лезвия рек. Внизу появились нагромождения горных хребтов, светились смутно вековые снега, чернели пропасти, в которые не проникал свет. И все это двинулось на всадников, резко замедливших лет. Роланд осадил своего коня на каменистой, плоской вершине. Рядом беззвучно приземлились остальные. Бездонные провалы окружали площадку, мглистый сумрак клубился у ног, но Маргарита улыбалась, устремив взгляд вдаль. Нечто подобное радуге многоцветной аркой раскинулось на горизонте, и на нее указал Роланд:

— Вам туда, господа. Пора прощаться.

— Что там? — насторожилась Маргарита, не в силах оторвать глаз от притягивающего сияния.

— Заграница. Лично у нас нет въездной визы. — Роланд усмехнулся тонкими губами. — Не могу знать, как решится ваша участь в ТОМ самом ведомстве, но полагаю, вас ждут прелюбопытнейшие встречи.

— Выходит, нам предстоит суд? — догадался Мастер.

— Ну... — Роланд замялся. — Скажем так: предстоят серьезные дебаты. Во всяком случае, к нам вас вряд ли направят.

— У нас будет выбор?

— Снова потянуло к излюбленным колебаниям? — Роланд покачал головой. — У вас будет достаточно возможности, чтобы наделать новых глупостей. Вы ведь боитесь лишиться шанса на безрассудство? Вас все еще влечет риск?

Маргарита отрицательно покачала головой:

— Я боюсь только одного — разлуки.

— Уж будьте покойны — вас никогда не разлучат. — Роланд печально улыбнулся. — И последний комментарий: возможно, когда-нибудь к вам явится понимание. Вы сумеете постичь то, что пока таится во мраке. Оставляю оценку всей этой истории на вашей совести. Уверен, вас займут увлекательные размышления.

— Я, кажется, догадываюсь, экселенц... — Маргарита вгляделась в лицо Роланда, скрытое тенью так, что совершенно невозможно было разобрать выражения. — Вы имеете в виду ту прежнюю историю с Понтием Пилатом и Иешуа... вы как-то упомянули, что мудрые богословы назвали ее «евангелием от сатаны», и собирались привести контраргументы.

— Противоборство Иешуа и Пилата — вечный спор трусости и бесстрашия, непреклонности и компромисса, добра и зла. Трудный спор, но победил сильнейший — измученный, полуживой, вооруженный лишь своей верой в добро человек. Уверяю, друзья мои, сатана здесь никак не замешан. Поскольку заинтересован как раз в обратном.

— Но вы не сатана, экселенц! — живо воскликнул Мастер. — Вы лишь пользуетесь прикрытием этого ведомства.

Роланд зажал рот перчаткой, и его плечи дрогнули. Отсмеявшись, он сообщил:

— Не могу здесь шуметь, возможен страшнейший камнепад. Прощайте, мыслители. Согласитесь, мы неплохо провели время. — Его странное лицо в последний раз вспыхнуло и погасло, как кадр на оборвавшейся кинопленке.

— Прощайте... — Мастер и Маргарита почувствовали, как между ними и свитой Роланда, словно шлагбаум, пала незримая черта. Они теперь стояли на камнях, их горячих коней поглотил мрак. Медленно, как перрон за окном уходящего поезда, тронулась и поплыла во тьму пятерка всадников. Вот они превратились в темное пятно, слившись с окутавшей скалы тенью.

Какая-то сила бережно оторвала от земли и подняла влюбленных. Крепко держась за руки, Мастер и Маргарита устремились вверх, с трепетом вглядывались в тайну. Чем теплее и ярче становился вокруг золотистый воздух, тем дальше уходила тьма, разливаясь и тая, подобно туману. Река нежности и любви омывала покоем. И Свет, животворный Свет протекал сквозь пугливое бытие тел, бережно унося в неведомое их бессмертную Суть...

— Экселенц, их наградят покоем? — спросил Батон.

— Стоит надеяться.

— Возможен и вариант Света, — задумался Шарль.

— Не будем гадать. Нам не дано постичь ЕГО замысел, — сдержанно отозвался Роланд.

— А вы уверены, что мы опекали и спасали именно тех, кто покинул Вечный Приют много лет назад? Я приглядывался очень внимательно и не мог понять — они ли? Многое, конечно, очень многое совпало... И такая любовь... — задумчиво смотрел вслед удалившимся ученый паж.

— Не узнаю вас, друзья, вы продолжаете плутать в догадках, вместо того чтобы, наконец, заглянуть в информационный блок. Игра окончена, мы вправе открыть карты. — Воланд поднял руку, призывая светящийся барабан.

— Не торопитесь, экселенц! Пожалуйста! — попросили все хором.

— Оставим крошечную лазейку иллюзии. Ведь именно приверженность ей придает людям несокрушимое обаяние, — сказал Батон.

— Беспечность и силу, — добавил Шарль.

— Отвагу и стойкость, — уточнил Амарелло.

— А любовь? — Зелла рассмеялась. — Сплошная иллюзия!

Воланд посмотрел на свою свиту, побарабанил длинными пальцами по крышке сверкающего лототрона, в котором лежал, рассыпая искры, один-единственный шар, и оттолкнул его в пружинящую темноту.

— Они или не они? Какая, в сущности, разница!