Та, о которой думал Максим, лежа на раскладной кровати в запертой подвальной комнате, стояла в гостиной прадедовской квартиры, кутаясь в длинную накидку из черного блестящего меха. Вместо буфета разинул огнедышащую пасть огромный камин. Возле него расположился в кресле-качалке древнеримской модели Роланд. Протянув ладони к огню, он проделывал странные манипуляции, то ли согревая руки, то ли заклиная огонь.
— Корректирую линии жизни. Пустяковая процедура, но требует регулярности. Нерадивых подводит чаще всего лень и невнимание к себе, — объяснил он, не оборачиваясь к Маргарите. — Казалось бы, так просто: заметил, что тебя заносит не в ту, как здесь говорят, степь, и резко меняй направление. Линии — это уже вторичное.
Пристроившийся у ног Роланда Батон в позе гимназиста из нижнего ряда на коллективном снимке объяснил:
— Экселенц заботится не о себе. У него-то ладони совершенно гладкие, как полированный мрамор. Но к нам регулярно поступают списки людей с особыми пометками, в соответствии с которыми усилиями шефа врожденный рисунок претерпевает изменения. Судьба, к счастью, управляема в отличие от местной экономики. — Он взял из стоящей рядом вазы очередной персик, самозабвенно засосал мякоть и отправил в огонь косточку. — Чудные фрукты. Пришлись весьма кстати. У нас тут пост.
Из-за бархатных штор двойной двери выступил Шарль в канареечном бархатном халате с атласной отделкой и великолепными шелковыми бранденбурами. В руке, изящно отставив мизинец, он держал лорнет. Стекла были наведены на Маргариту.
— Ну что, душенька, развлеклись? Дворовой метлой по внешности? Простите, я не могу произнести «по морде».
— По сусалам, хохоталке, фейсу. Или уж, опять-таки, по харизме, — охотно подсказал кот, но Шарль не воспользовался лексическим запасом Батона, продолжая лорнировать Маргариту.
— Моветон, милая! Ну что за манеры, фи! И почему в современных дамах отсутствует чувство стиля? Где кинжалы, отравленные помады, удавки, яд? — Шарль грациозно поправил густую шевелюру.
— Это из-за того, что по телевизору все время показывают тампоны, прокладки и средства от пота, — убежденно сформулировал кот. — Так сказать, срывают покровы нежных тайн. Лишают сокровенности.
— Кстати, шуточки с метлой оказались не столь уж безобидными, — продолжил Шарль в нравоучительной манере. — Господин Пальцев с травмой глаза и диагнозом буйного помешательства отправлен в местную больницу. Остальные шокированы. Осинский круто запил, Федул Степанович дал обет воздержания и намерен совершить паломничество в Афонский монастырь. Правда, не из Италии, а из аэропорта города Сухуми, но совершенно босым. Скульптор, проспавший самое интересное, ничего не понял, был спасен пожарниками и на всякий случай отбыл в Бразилию. У него обострилась идиосинкразия к российскому климату.
— Когда же все успело случиться? — удивилась Маргарита, видящая за окном глубокую ночь.
— Уж это не ваши заботы, душенька. И радоваться особо нечему. Пальцев временно нейтрализован, но задуманная им акция не отменяется. Механизм запущен, пружина раскручивается. Иван Лаврентьевич и Анатолий Кузьмич, возглавляющие операцию, люди чрезвычайно серьезные. Интересное дело не остается без поддержки. А страстью к безумствам ваши сограждане не обижены. Вас наверняка учили в школе: «...Безумству храбрых поем мы песню...» Допелись. — Развернув тяжелый стул, де Боннар предложил Маргарите сесть и сам устроился напротив с вазочкой фисташек и серебряными щипчиками.
Со стороны кухни донесся оглушительный металлический грохот, словно литавристы ансамбля Александрова разом сомкнули тарелки.
— Завершаются последние приготовления к нашим мероприятиям. Амарелло вошел в раж. Чрезвычайно ответственный сотрудник... — объяснил происхождение шума Шарль. — Так вот, очарование мое, ваш визит оставит глубокое впечатление в сердцах страдальцев известной клиники. Миллион, миллион алых тюльпанов — жутко изящно! Но, милая, вы же стремились стать ведьмой, а изображаете ангела!
— Я не смогла убить мерзавцев там, на вилле. У меня даже не было пистолета, — опустила глаза Маргарита, которой стало казаться, что она не оправдала возложенное на нее доверие.
— Вот уж надуманная проблема! — появилась с подносом, на котором лежали квадратики телеграмм, Зелла. — У тебя ж есть зубы, детка. Могла бы просто перекусить ему сонную артерию. — Оскалившись, она склонилась к Шарлю: — Вот так!
Из жилистой шеи на атласные лацканы халата брызнула кровь. Закатив глаза, де Боннар выронил орехи, щипцы и стал сползать на ковер. Маргарита охнула.
— Оставьте... Нашли время для шуток. — Роланд распечатал и пробежал несколько телеграмм. — Приходится иметь дело с весьма консервативным контингентом. Не только перегружают телеграф посланиями, но и экономят на знаках препинания. Ну что это? «рожаю его тчк не могу ебыть тчк да царствует демократический ананизм адольф».
— Здесь опечатки: «Провожаю Еву. Не могу прибыть. Да здравствует демократический централизм», — любезно поправила Зелла. — Господин Гитлер полагает, что приглашен на какой-то советский праздник. Дурашка.
Роланд вздохнул:
— Речь, как вы поняли, Маргарита Валдисовна, идет о приглашенных на бал. С каждым разом это невиннейшее празднество обрастает массой неприятных и двусмысленных моментов. Сместились критерии. Возникли разночтения. Первое: кого приглашать? Традиционно к нам являются наиболее отличившиеся, продвинутые и знаменитые представители, выражаясь по-вашему, «криминального мира». Но что за детский пикничок, с точки зрения обычного телевизоровладельца, происходил здесь в ночь весеннего полнолуния шесть десятилетий назад!
— Я хорошо помню гостей — мошенники, карточные шулеры, отравители из-за наследства, самоубийцы, тюремщики, палачи, доносчики, изменники, растлители... Была даже некая портниха, позволявшая подглядывать за своими клиентками сквозь дырочку в занавесе! А бедняжка Фрида задушила ребенка... — откликнулась Маргарита.
— В соответствии с названными вами критериями придется приглашать поголовно всех. Посудите сами — детоубийство заменило аккуратно называемое «прерывание беременности», а любителей подглядывать за дамами в пошивочном ателье пришлось бы искать днем с огнем, да еще за большие деньги, — забрюзжал Шарль, восстановивший чистоту своего халата и целостность шеи.
— Да, да, уважаемая королева, коллега прав! Перечисленные вами представители общественности из века в век вызывали стойкое отвращение в среде обывателей — мирных, добродушных и благополучных граждан... — голосом пастора вещал Батон, завершая уничтожение персиков. — А теперь? Где, во-первых, эти мирные и благополучные обыватели? Где негативные элементы общества? Все смешалось в доме Облонских, как сказал классик... Я провел специальную работу, опрашивая россиян. Задавал один и тот же вопрос: с кем бы вы, например, расстались в первую очередь и с наибольшим наслаждением?
— Разумеется, с правительством. Проворовавшимися банкирами. Киллерами... — пожал плечами Шарль. — С налоговой инспекцией, грабящей этих нищих и наивных, словно дети, граждан.
— Точно! Но это уже потом. А в первую очередь — с тетей Асей!
— Чьей тетей? — уточнил Роланд.
— Всеобщей общегосударственной истязательницей, являющейся к ним в дом с отбеливателем. А заодно и со всей компанией — дамой с жидкостью для унитаза, суетливыми девицами, начиненными тампонами, и юными дебилами, непрерывно жующими антикариесную жвачку.
— Ну, к этим посланцам рекламной горячки россияне скоро привыкнут. Что нельзя сказать о других, прячущихся в тени и куда более опасных для жизни, — заметил Роланд.
— Так что предпримем, экселенц? — Шарль прекратил щелканье орехов. — Может, провернем все по-тихому — пустим по всем каналам прямую трансляцию публичной казни с Лобного места. Начнем рубить прямо по списку Батона: фить, фить...
— Друг мой, кого вы надумали удивить публичной казнью? Убийство стало профессией, образом жизни, состоянием души миллионов граждан и обыденным бытовым явлением для остальных обывателей. Ваша трансляция провалится. Граждане переключатся на сериал «Секретные материалы», поставят кассету с триллером либо займутся другими видами досуговой деятельности, помогающими переместиться в виртуальную реальность. Мы не можем состязаться в художественном смаковании жестокости с профессионалами, делающими большое искусство, и, естественно, с популярным способом традиционного времяпрепровождения. Я имею в виду... — тонкие пальцы Роланда щелкнули у подбородка, — возлияния с эффектом белой горячки.
— Ваш скепсис, экселенц, удручает. Явку на бал подтвердили сотни отменных, заслуженных злодеев. В конце концов, в любом деле существует своя элита и свои способы развлечься. К тому же — королева ждет. — Батон кивнул на подавленно молчавшую Маргариту. — После разминки с метлой и здоровой критики Шарля она рвется к настоящей работе.
— Я полагаю, даму следует взбодрить. Поднять боевой тонус. — Роланд обратился к Маргарите: — Кажется, вас заинтересовал мой глобус? — По мановению руки Роланда светящийся шар, ожидавший в углу, приблизился к нему, зависнув на уровне стола. — Хорошая вещица. Дает исчерпывающую и мгновенную информацию по всем интересующим вопросам в географическом разрезе. Вот, например, кусочек земли у Кавказского хребта наливается огнем. Там идет война. Если хотите, можете рассмотреть мельчайшие детали.
— Пожалуйста, не надо. От ужасов у меня леденеет сердце, хоть они и далеко.
— Заглянем поближе. Смотрите, дорогая, это уже Москва. Северный округ. Ого! — Роланд слегка отпрянул от увеличившегося изображения.
Стандартная блочная башня в спальном районе еще сочилась черной гарью, пыхтели пожарные машины, кто-то выл и стенал у фургона «скорой помощи». Чуть поодаль держалась ко всему привыкшая толпа любопытных, а перед ней топтался человек с телевизионной камерой на плече. К нему пробилась девушка с микрофоном и, глядя в объектив, скороговоркой отчиталась: «Здесь произошла очередная трагедия из серии внутримафиозных конфликтов. Неизвестные взорвали квартиру азербайджанского торговца Начика Надырова, причастного, как полагают, к продаже наркотиков. Вместе с бизнесменом погибли его жена и малолетний ребенок. Пострадали и две соседние квартиры, в которых временно проживали лица кавказской национальности...»
Тут же стали видны эти лица. Весь в копоти и гари, с остервенением смотрел вверх на черный проем в стене парикмахер Хачик. Его семейство, состоящее из едва одетых, воющих женщин, жалось к мужчине. Хачик прижимал к груди завернутую в одеяло дочь, но не чувствовал ни дрожи ее маленького тела, ни боли своих обожженных рук. Страшные вопросы разрывали мозг: зачем? Почему? Кому мстить? Кому доказать, что так нельзя? Проклятые вопросы. Ведь сразу ясно, что ответить на них ни сейчас, ни вообще невозможно, и будут они терзать парикмахера, единственного друга погибшего, до последнего смертного часа.
— Мне кажется, я их знаю... — отпрянула Маргарита. — Когда видишь человека в беде, понимаешь, что он не посторонний, а совсем близкий. Так у меня всегда было в больнице — появлялось такое чувство, словно каждого где-то встречала... Нет, я действительно знаю этих людей... Пожалуйста, не надо больше, экселенц... — взмолилась Маргарита, мотая головой. — Невозможно жить, не научившись отстранять чужую беду.
— Тогда, возможно, поинтересуетесь собственной?
По знаку Роланда многоэтажки уплыли вдаль, а квадратик сельхозугодий на западе от Москвы расширился, превращаясь в рельефную карту. Она стремительно приближалась, как земля к падающему самолету, и Маргарита увидела знакомую цепь озер и брошенные избы на берегу. Желтый домик стоял покинутый, с пустыми черными окнами. У конуры не сидел пес, не глядел с тоской на тропинку.
— Господи! — Прижав руку к груди, Маргарита без сил опустилась на пол. — Максим, Лапа, роман... Ах, зачем, зачем я не убила гадов там, у моря!
— Всему свое время. Я лишь снабдил вас информацией. Понимаю, настроение не лучшее, но вы сами затеяли этот бал и теперь извольте исполнить свою роль! — Роланд поднялся, прислушиваясь. — Скоро полночь, королева. Пора начинать!
Сквозняк распахнул двери, взметнул в воздух зеленые портьеры, растрепал пламя в камине. Маргариту подхватило ураганом, и вскоре она почувствовала, что снова лежит в хрустальной чаше, а Зелла окатывает ее какой-то густой красной жидкостью. Маргарита ощутила соленый привкус на губах и поняла, что ее омывает кровь. Затем ее тело погрузилось в нечто густое, прозрачное, пахучее. Голова закружилась от терпкого духа розового масла. Потом она лежала на каком-то прозрачном ложе, а Зелла и кот до блеска растирали ее желтыми пуховиками, удивительно похожими на увеличившиеся до размера футбольного мяча одуванчики. Пахло майским скошенным лугом, а кожа туго натягивалась и становилась похожей на мрамор. Батон полировал ее тело, словно подмастерье скульптора завершенный шедевр, и поминутно сдувал истершиеся лепестки, любуясь достигнутым эффектом. Туфли из бархатистых венчиков фиалок оказались как раз впору и сами собой застегнулись золотыми пряжками. Маргарита вновь оказалась среди зеркал, удивленно трогая блестящую в волосах королевскую тиару.
— Я в восхищении! — остолбенел Шарль, появившись из Зазеркалья. Ошеломляюще элегантный алый фрак необыкновенно шел ему. Он подхватил Маргариту под руку, забормотал: — Разрешите, королева, дать вам совет. Среди гостей будут различные персоны, ох, различные. Но никому, Марго, никаких поблажек и никакого вашего хваленого всепрощения. Они не любят этого. Злодеи злодействуют в расчете на заслуженное, масштабное наказание. А где им еще, бедолагам, воздастся по заслугам, как не у нас? Не обманем же их ожидания!
— Я постараюсь, — обещала Маргарита, стиснув для убедительности кулаки.
— Вот так и держать! — одобрил кулаки явившийся Батон. Он сохранил полное кошачье достоинство, но не преминул облачиться в такой же, как у Шарля, фрак. Правда, фалды его были так длинны, что Батону пришлось изящно подхватить их коготком, словно балерине юбки. Особенно забавно выглядели его задние лапы в лаковых бальных туфлях.
Оба кавалера посмотрели на Маргариту с опереточным восхищением и скомандовали:
— Пора на выход, ваше величество!
— Пора! — храбро воскликнула Маргарита и тут же шагнула в полную темноту.
Когда она кончилась, Маргарита увидела тропический лес, наполненный зеленым влажным сумраком. О ноги терлись лоснящиеся черные пантеры, вперед забегал, оглядываясь и подобострастно мурлыча, гривастый лев. Но ни одного ползучего гада и ни одного летучего вредного насекомого не было в этом лесу. Чрезвычайно почтительно и галантно путь королеве прокладывали Шарль и Батон, успевая срывать какие-то фантастические цветы и бросать к туфелькам своей дамы. Батон даже быстро сжевал и тайком сплюнул некое вонючее тропическое растение.
— Мерзавцы хвалят этот поганый дуран. Лицемеры! Уж лучше отведать московские беляши у привокзальной торговки.
— А ты не хватай, что не положено, и не задерживайся. У меня манишка от жары к груди припаялась. Сплошная синтетика, — проворчал не слишком радовавшийся прогулке Шарль, успевший, однако, вдеть в петлицу крапчато-белую глазастую орхидею.
Лес быстро кончился, и его банная духота тотчас же сменилась ледниковой прохладой, приятно овеявшей тело. Маргарита зажмурилась — так ослепительно сияла вокруг белизна. А потом тихонько подняла веки, огляделась и ахнула, схватившись за сердце. Такой простор и такие краски невозможно было и вообразить! Наверно, нечто подобное испытывает муха, попав в центр сияющей люстры под куполом Большого театра. Маргарита и ее спутники стояли на самом Северном полюсе. Все льдины оказались прозрачными, как хрусталь, и воды под льдинами просматривались до головокружительной пропасти дна. В глубине мелькали стаи причудливых рыб, колыхали плавниками и щупальцами морские чудища, царственно извивались облаченные в нежные вуали трехметровые медузы. Это лишь изумляло, а приводило в трепет иное — гигантский шатер небес, сплошь расцвеченный северным сиянием. Не меркнущим фейерверкам над головой проносились разноцветные сполохи, играя радугой в фантастической люстре, а хрустальные льды и океанские глубины отражали их. Все это великолепие звучало мириадами колокольчиков и пахло мартовской сосулькой, тайком схрумканной на школьном катке. Голова сладко кружилась, тело стало совсем невесомым.
— Впечатляет? — заглянул в лицо Маргарите кот, любуясь пробегающими по ее чертам отсветами.
— Дивно... — Спохватившись, Маргарита закрыла распахнутый от удивления рот.
— И что бы вы пожелали, королева, еще увидеть здесь? — услужливо ждал распоряжений Шарль.
— О-о-о... — растерялась загипнотизированная сиянием небес Маргарита. — Наверно, медведей?
— Дались они вам! — удивился кот. — Просили бы устроить явление святого.
— Но... — пожала плечами Маргарита.
— Полагаете, мы бы вам отказали? Ничуть. Только никто из данных субъектов к вам не явился бы. Вот ведь какое дело! — весело доложил Батон, фрак которого от разноцветных сполохов все время менял цвет.
— Не явился бы, — согласилась Маргарита.
— А ведь вы даже не спрашиваете почему, — вмешался Шарль. — Объясняю. Как свидетельствуют исторические факты, святые и даже самые высокие чины Небесного департамента являются к пейзанам, истомленным общим воздержанием пустынникам и прочим людям с ослабленной мозговой деятельностью. Мыслящей же интеллигенции, к которой вы себя, королева, несомненно, относите, являются исключительно черти.
— Почему? — нахмурилась Маргарита, вспомнив Ивана Карамазова и максимовских героев, преследуемых Гнусами.
— Святым угодникам чистейшая вера нужна. Витиеватости мысли, сопровождаемой сомнениями, они страсть как боятся, — поспешил с информацией кот. — А черти к мыслям как на мед липнут. Сомнения их прямо так и влекут. Питательная это для них почва. Смекаете, королева?
Маргарита рассмеялась рассыпчато, кокетливо — рассуждения о взаимосвязи веры в чудо с коэффициентом интеллектуальности ее сейчас совсем не интересовали. Что здесь — курилка Ленинки или Политехнический музей? Да разве вообще можно думать о чем-либо, когда ты, совершенно нагая и великолепная, как богиня из Лувра, стоишь своими фиалковыми башмачками на хрустальной льдине среди сверкающих кристаллов, а рядом — кавалеры, лучшие из возможных, такие смешные, такие невероятно алые в длиннохвостых фраках на искрящейся белизне льда!
— Ничегошеньки я не смекаю. В этом сияющем чертоге я вообще как бревно. Ни малюсенькой мысли. Подходящий объект для святейших чудес, — сказала Маргарита и всплеснула руками: — Смотрите, к нам идут!
— Но это явно не крестный ход, — со вздохом присвистнул кот. — Медведи, королева, всего лишь белые медведи!
Медведи оказались плюшевые и разновеликие — от двухметрового увальня до ручных малышек, и все окружили гостей, как цыганский табор. Самый крупный, держащий в лапах поднос с рюмкой, затянул величальную голосом молодого Сличенко. Смотрел же он на Маргариту влюбленными глазами Паратова и выделывал короткими лапами ловкие па. Вожака слаженно и громко поддержали остальные: «Хор наш поет припев старинный, льет шампанское рекой, к нам приехал наш любимый, Мргрит Валдсыч дорогой!»
— Ну медведи! Во народ — чукчи! — возмутился Батон. — Коты никогда таких оговорок не допускают.
Хохоча, Маргарита выпила шампанское, и тут же сияние исчезло, а вокруг вместо льдов образовались просторы бального зала — пустого и гулкого.
— До прибытия гостей мы хотели бы ознакомить вас, королева, с проведенной работой по оформлению интерьера. — Шарль развел руками. — Дистанция огромного размера.
Маргарита не смогла оценить масштабы зала — он был огромен и великолепен. Пол выглядел как полированное золото и блестел до рези в глазах. Сверху свисали золотые же сталактиты, по которым бегали солнечные зайчики, хотя своды, уходящие в неведомые просторы, окутывала ночная тьма. Никаких украшений в зале не замечалось, кроме массивных и очень странных колонн, выстроившихся по окружности. Высокие цилиндры из толстого стекла, поднимающиеся в необозримую высь, были превращены в аквариумы. В них, среди гирлянд изумрудных водорослей, мелких, сказочно причудливых рыбок, плавали какие-то чудища. Их тела покрывала дряблая бородавчатая кожа, короткие лапки судорожно скрючились, а лица... Маргарита отшатнулась, вцепившись в локоть Шарля. В аквариумах бултыхались уродцы со знакомыми каждому россиянину лицами. Банкиры, клявшиеся с экрана телевизора в непорочности своих намерений, министры, вравшие, не моргнув, о стабилизации рубля, выплате задолженностей, повышении среднего уровня и чего-то еще общественно необходимого. Политики, не знавшие удержу в обещаниях и не умевшие краснеть при открытии на них уголовного дела, олигархи, так мужественно отстаивающие свободу слова при утаивании собственных грехов. Лица кривлялись, высовывали языки, подмигивали и что-то кричали. В мелькании зеркальных зайчиков обозначилось нечто большое и розовое.
— Но это же президент! — ужаснулась она, заметив улыбавшееся ей из цилиндрического аквариума простодушное лицо.
— А как же! Прием на высшем уровне! — хвастливо заверил Батон и послал президенту лапкой воздушный поцелуй.
— Умоляю, отпустите его. Он старый. Он не виноват. Он хотел, чтобы все было хорошо. Но не смог. Никто бы не смог!
— Вот что мне в вас нравится, королева, — закатил от восторга глаза Шарль, — так это несокрушимый пессимизм. Полное отсутствие веры в лучшее будущее. Президента, так и быть, мы отпускаем. Время его власти уже истекает. И ведь верно замечено: никто бы не смог и никто не сможет. Хотя вот этот миляга полагает обратное. Считает себя спасителем отечества, знающим рецепты. Ах, такой славный, но, к сожалению, некондиционен. Вялотекущая шизофрения.
В отдельном аквариуме находился кудрявый лидер одной из фракций, знаменитый, среди прочего, своими притязаниями на титул российского секс-символа. Лидер метался в стеклянном цилиндре, делал неприличные движения и разевал рот.
— Он, кажется, поет?
— Выражает восхищение. Ну... Хочет поделиться соображениями с королевой относительно реформ. Советует начать с ликвидации иностранцев и расширения границ. — Батон включил звук.
— Убрать всех, однозначно! Они хотят поставить нас на колени! — митинговал секс-символ.
— Так вы ж лежите, господа, — деликатно заметил Шарль и быстро отключил звук.
Кудрявый продолжал полемику в полной тишине.
— Что он говорит?
— Матерится, ваше величество.
— А тот вон кто? — Маргарита указала на не слишком приятную личность, плавающую в паре с другой, судя по шевелению губ — разговорчивой.
— Про олигархов слышали? Услышите еще. Нет, к фигурному плаванию никакого отношения не имеют. Рядом с денежным мешком бултыхается его адвокат. Без адвоката никак нельзя.
— Он что, воровал?
— Разбогател немыслимо и всех закупил. И что тут такого? Нищая страна, разбогатеть — раз плюнуть. А покупать следует самое ценное.
— Предприятия? Недвижимость? Золото? — гадала Маргарита.
— Пройденный этап. В рамках здешней демократии самый ценный товар — свобода — свобода слова, собраний, печати. Купил — и абсолютно чист мыслью и делом, никто даже вякнуть не сможет.
— Но разве... разве все они уже умерли?
— Ни-ни, королева. В полнейшем или полуполнейшем здравии. Доставлены с целью наглядного изучения опыта своих коллег, соратников. Великих предшественников.
— А что за страшные субъекты вон там?.. Негры? — Маргарита не выразила желания приблизиться к колоннам, несмотря на подталкивания кота.
— Ничего ужасного, — объяснил Батон. — Никакие не негры. Нормальные, с точки зрения внешности, сограждане. Сплошь облеплены пиявками. Лечебное кровопускание. Средство эффектное, но абсолютно, увы, в данном случае бездейственное.
— От чего их лечат?
— От мерзости. Жаль, вы не можете разглядеть их лица, мешают пиявки, а фамилии вам ничего не скажут, королева. Разве что вы могли бы узнать бывших сподвижников Пальцева, а также его противников. Они перехитрили Альберта Владленовича, авантюриста мелкого пошиба, в общих чертах заботившегося о благе родины. Эти же люди подготовили отвратную операцию под лозунгом «растопчи слабого, добей нищего», в результате которой они за пару дней фантастически разбогатеют, а их соотечественники будут подчистую ограблены. Те, кто кое-как держался, обнищают вконец. У того, кто затеял свое дело в надежде выбраться, опустятся руки, а старики будут копаться в мусорниках. Дефолт называется. — Шарль поправил пенсне, стекла которого приняли красный оттенок. — Вот такой я Нострадамус.
— Когда это случится? Нельзя ли предотвратить?
— Спасение утопающих не в нашей компетенции. Увы. А случится завтра, если считать, что пока у нас на пороге шестнадцатое августа. — Шарль увел омраченную Маргариту от страшилищ. — Нельзя все воспринимать так близко к сердцу. Веселее, королева! Взгляните сюда, в квадратных садках находятся симпатичные экспонаты — всевозможные тети Аси, их создатели и спонсоры. Приглашены в качестве украшения интерьера. — Наведя лорнет, де Боннар любовался на светящиеся колонны.
Среди водорослей бултыхались дамы, прижимая к груди бутылки с отбеливателем и жидкостью для чистки унитазов. При этом счастливо, совсем как на телеэкранах, улыбаясь. Рядом выделывали пируэты неунывающие плавчихи с критическими днями и подходящими идеально к их телу тампонами. Милые, близкие сердцу россиянина девушки даже под водой не переставали жевать резинку. В отдельном садке пыжился и надувал щеки цветущий мужчина. Увидав приближающихся хозяев торжества, он начал корчить рожи и два раза перекувыркнулся через голову, а затем стал подманивать пальцем Шарля. Тот приблизился и приложил ухо к стеклу.
— Я узнала его! Это сценарист Ливий Закрепа! Очень плохой сценарист! Что он хочет?
— Предлагает продать нашей фирме рекламу: «Нынче праздник всей страны — вышел бал у сатаны!», «Навсегда запомнят дети — Роланд лучше всех на свете!», «Не воюй, борись за мир, пей не водку, а кефир», «Зарубите на носу — мэр ворует колбасу».
— Неприятный какой, — поморщилась Маргарита.
— А вот мы его щас! Кыш, лабудень, лабудах, лабудух! — Кот щелкнул когтистой лапкой по стеклам садков, спугнув содержащихся в них экспонатов. И огляделся: — Блеск! У нас хороший дизайнер и сногсшибательное звуковое оформление.
Он взмахнул руками. На Маргариту обрушился невообразимый грохот. Она оглянулась. В глубине зала открылась эстрада в виде гигантского трехэтажного торта, нижний круг которого в диаметре равнялся тринадцати метрам, как цирковой манеж.
На каждом из этажей неистовствовали вокальные группы, оркестры, певцы. Маргарита зажала уши. Де Боннар что-то шепнул в орхидею на лацкане фрака, и звук отдалился.
— Заметьте, королева, прибыли самые лучшие, звезды из звезд. Причем торт настоящий! Первоклассные продукты, марципаны, кремы, взбитые сливки! Он держался в глубокой заморозке. Но чем больше наши приглашенные будут вдохновляться и поддавать жару, тем скорее размягчатся слои. Вообразите этот восторг: звезды начнут медленно погружаться во взбитые сливки, станут захлебываться кремом, тонуть в шоколадной патоке! Сладкая кончина, не то что гибель несчастных оркестрантов легендарного «Титаника» в ледяной пучине! И уж получше, чем от СПИДа.
— Гигантское кулинарное сооружение... — в растерянности пробормотала Маргарита, принимая рассказ Шарля за шутку.
— И вам хорошо известен повар, соорудивший это чудо в качестве дружеского презента нашему департаменту.
— Везун?
— Милейший гад! С давним, очень давним стажем сотрудничества. Работал на нас в качестве главаря пиратской шайки, затем — известного вам Арчибальда Арчибальдовича, шеф-повара Грибоедова.
— Теперь мне многое понятно, — равнодушно произнесла Маргарита, продолжая разглядывать выступающих на торте. — А этот почему здесь? Я полагала, что он еще жив.
— Милая, многие присутствуют здесь вовсе не благодаря, так сказать, своему... потустороннему положению. Наиболее достойные из здравствующих получили спецпропуска на безвременное участие в торжествах. И заметьте, королева, у нас не поощряется соперничество, не соблюдаются ранги, привилегии. Наверху, там, где лежат вишенки, которые вы поначалу приняли за отрубленные головы, выступает великолепный Фредди Меркури. Королевская мантия, голая грудь — фантастика! Рядом с ним замеченный вами Майкл Джексон. Как сияют погоны, что за алмазный гульфик! Амарелло умрет от зависти. Тут же, заметьте, великая певица отечественного происхождения.
— О, и она здесь! — поразилась Маргарита.
— Не соглашалась. Хотела противопоставить свой личный бал нашему. Пришлось настоять. И знаете почему, королева?
— Голос!
— Бриллиантовые пуговицы! У этой роскошной, но вовсе не богатой, что вполне естественно в вашей стране, дамы хватило вкуса, чтобы украсить свой длинный черный плащ алмазными пуговицами! Шик. Это по-нашему.
— Но ведь они все что-то поют!
— Поют! Оркестранты играют! Причем все одновременно. Полное равенство и свобода в проявлении индивидуальности. Заветная мечта человечества. — Шарль довольно улыбался, наблюдая за столпотворением среди кремовых роз. Если верхнюю площадку с пьяными вишнями заняла пятерка суперкумиров, то на остальных этажах торта толпились десятки знаменитых поп-певцов, каждый с микрофоном и вдохновенным лицом. Нежнейшие сливочные и кремовые украшения превращались в чавкающее месиво.
— Издевательство, — решила Маргарита. — Как они могут?
— Да никто не знает, что выступает не один, — успокоил ее кот. — В этом весь наш хваленый гуманизм, королева. И раскрытие секрета популярности — не замечай в упор остальных, и ты уже супер! Первый из первых! Только здесь, только у нас можно целиком насладиться подобной идиллией.
— Тсс... — из-за аквариума с пиявками появился Амарелло, прифрантившийся на полную катушку, вероятно, у авангардного кутюрье. Его алый, невероятно широкий в плечах фрак украшали эполеты, аксельбанты, брандер-буры и увесистая выставка орденов, среди которых находились награды «За дружбу народов» и «Мать-героиня». С заговорщицким лицом клыкастый увлек Шарля и Маргариту к объявившимся плетням и головастым подсолнухам. Рев голосов и скрежет инструментов остался в отдалении, пробиваясь лишь уханьем ударных. — Экскурсия окончена, королева, — с непривычной для него мягкостью сообщил Амарелло, азартно сверкнув бельмом. — Пора приступать к торжественной части.
— Я! Я объявлю, — попросил кот, нетерпеливо подпрыгивая на задних лапах, и оглушительно рявкнул: — Бал!!!
Тут же грянули вступительные аккорды Пятой симфонии Бетховена, вспыхнули огни, и все четверо взлетели на вершину грандиозной лестницы, покрытой пунцовым ковром. Внизу остался колонный зал и трехэтажный торт с увлекшимися поп-идолами. Маргариту установили на центральное место верхней площадки, и под левой рукой у нее оказался золотой венец, украшающий голову бюста Юлия Цезаря. Кто-то подкинул под ноги Маргарите подушечку, на которую она поставила согнутую в колене ногу. Тут же на подушке примостилось что-то теплое и мягкое, подбодрившее ее спокойным бурчанием. Шарль де Боннар и Амарелло стояли рядом в позах офицеров, несущих торжественных караул.
Тяжело и угрожающе начали бить часы. С последним ударом Маргарита увидела, как агатовая стена за ее спиной разошлась, открывая провал в непроглядную черноту, и из черноты, двигаясь беззвучно, появился Роланд. Он был высок, строен и имел императорскую осанку. Голова с гривой смоляных волос чуть закинута, подчеркивая острый подбородок и насмешливый прищур глубоко посаженных глаз. Экселенц шел в сопровождении четырех мужчин в траурных глухих костюмах и непроницаемо-черных очках. Раскинув полы широчайшего и темного, как бездна, плаща, Роланд расположился на возвышении по правую руку от Маргариты в великолепном тронном кресле, словно заимствованном у Цезаря из голливудского фильма.
— Рад приветствовать вас, королева. Нам предстоит хорошо повеселиться. — Хозяин празднества окинул Маргариту одобряющим взглядом. — Но должен предупредить — бальный ритуал изменен в соответствии с ситуацией и кризисным настроением, — доложил он и представил спутников: — Это Аба Киллер — демон справедливого возмездия. Вы заметили, что он и его спутники носят очки, подобно одному вашему телеведущему. Это не дань моде, а простейшая предосторожность. Заглянуть в глаза такому виртуозу смертный может лишь один раз. В последнее мгновение своей жизни.
Маргарита вздрогнула. От молчаливых фигур исходил леденящий холод.
— Я успокою вас. Аба Киллер на редкость дисциплинирован и никогда не действует без соответствующего приказа. Он прибыл для исполнения своих профессиональных обязанностей.
— Мы так развлекаемся, королева, — промурлыкал кот.
Роланд поднялся.
— Впустить гостей! — под сводами зала пророкотал, обрастая эхом, его густой шаляпинский бас.
Внизу глухо загрохотало, словно дюжина самосвалов выгружала на брусчатую мостовую горы камней и металлических труб. Шум приближался, и вот среди колонн появились странные объекты. Обитатели аквариумов, плюща носы, прильнули к стеклу.
— Кто это?! — пригляделась Маргарита, не веря своим глазам.
— Памятники. Человечество всегда отличалось тем, что охотно возводило монументы варварам, тиранам, убийцам. Они делали из народа монстров, а монстры делали в их честь памятники. Процесс далеко не однозначный, но в целом — конструктивный. Памятники так упоительно возводить и еще более увлекательно — разрушать. Кое-кого, изваянного из мрамора, отлитого в бронзе или простенько — в алебастре, народ вскоре сбрасывал, чтобы искоренить ошибки, возродить самосознание и заменить другими. Называлось подобное действо революционной сменой общественных формаций. Бедняг расколачивала толпа, их топили, закапывали, сваливали в ущелья. Над ними глумились, проделывая с изображением то, что следовало бы проделать с оригиналом. Идея состязания с вечностью вообще чревата разочарованиями. Над тем, что предназначено людьми жить в веках, особенно усердно издевается время. Взгляните сами. — Роланд сделал знак, приветствуя гостей.
Поднимавшееся по ступеням шествие возглавлял бронзовый усач в галифе, френче и сапогах. Голова и плечи бронзового были лихо отделаны голубями. За ним, с вытянутой вперед правой рукой, следовало сразу три изваяния, выполненные из разных материалов. Головастые лысачи с воловьими шеями изображали вождя пролетарской революции. Один их них, самый шустрый, был покрыт облупившейся зеленой масляной краской, у другого, гипсового, отсутствовала рука, вместо которой торчала металлическая арматура с неким предметом на конце, мешавшим передвижению.
— Кепки можно опустить! — скомандовал в мегафон Амарелло. — Не напирать, соблюдать очередность. Гитлеров просим не беспокоиться. А «лобанчиков» пропускаем не больше трех. Генералиссимусы надоели. Достаточно одного экземпляра... Далее пойдут монументы заслуженных тиранов, за ними лица второй и третьей категории мерзости. Потом бюсты лжегероев социалистического строительства различной степени фальшивости. Девушки с веслами, пионерки, комсомолки, трубачи и прочие объекты наглядной агитации и массовой пропаганды могут развлекаться в соседних залах. Рабочий и Колхозница — знаменитое детище скульптора Мухиной и архитектора Иофана, открывают бал. Танцы, угощение и шампанское ждут вас. Отдельных гостей мы пригласим в качестве свидетелей на заседание Верховного Трибунала... Можете начинать церемонию целования, товарищи.
Среди памятников произошло волнение, характерное при образовании любой очереди — фигуры более масштабные старались оттереть тех, кто помельче, а наиболее задиристые апеллировали орденами и медалями.
— О, не станут же они... — Маргарита убрала ногу с подушки, опасаясь за свое колено.
— Пусть целуют, — промурлыкал кот. — Я буду подкладывать хвост. Незаменимая вещь именно в таких случаях.
— Маргарита, вы, кажется, не оценили мою любезность, — заметил Роланд растерянность королевы. — Я отказал в приглашении на бал иностранцам и устаревшим монументам, начиная с Древнего Рима. Того, кто прорвался фуксом, сейчас выпроводят. Не бал, а чистейшее развлечения. Все эти лица должны быть вам хорошо знакомы. Ведь вы изучали в школе Историю СССР?
— Проходила. Только мало кого помню. Ой! — Маргарита сдержала вопль: громыхнув о плиты пола бронзовыми конечностями, И.В. Сталин склонил к колену хозяйки бала пудовую голову. Кот успел подмахнуть хвостом, поцелуй прошел безболезненно. Лишь пробежал по спине озноб от прикосновения ледяных усов.
— Королева в омерзении! — прогнусавил Амарелло.
Три вождя мирового пролетариата толкались на площадке, доказывая свои приоритеты. Первым прорвался зеленый, вторым однорукий, третьим — гранитный, очевидно, самый интеллигентный.
Затем двинулись смутно знакомые Маргарите, богатырских статей монументы. Это были государственные деятели, известные ей по учебнику Истории СССР и КПСС. И хотя их время миновало вовсе недавно, Маргарита не могла вспомнить ни дел их, ни преступлений, ни фамилий, ни лиц.
Жуткое зрелище представляли бюсты, напоминавшие инвалидов на грохочущих тележках. Тяжело переваливающийся вместе с постаментом Леонид Ильич, весь в рядах каменных орденов, расплакался от умиления. Улыбалась хозяйке бала и подмигивала золотая голова Хрущева, явившаяся прямо с Новодевичьего. Но на бюст Брежнева отреагировала отрицательно, саданув в орденоносную грудь золотым лбом. Несколько малоприметных бюстов демонстративно отвернулись, игнорируя инцидент. Строго держались маршалы и прочие военные чины, свирепо вращал глазами бородач в шинели, стоявший когда-то перед «Детским миром».
— Их-то за что? В связи с чем они удостоились приглашения? — напряглась Маргарита, припоминая злодеяния гостей.
— А за то, — скривил рот, обнажая клык, Амарелло. — За исторические ошибки.
— За компромиссы с совестью, за атеизм, за отсутствие веры в возмездие и человеческую справедливость. А еще за Верховный принцип: «Если не добрый, то и не человек». Наша интерпретация евангельского хита, — улыбнулся Роланд. — Персонаж известного вам сочинения уверял, что «все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, что каждому будет воздано по его деяниям». Да сбудется же это!
Хлопок в ладоши преобразил зал. Колонны с любопытными монстрами раздвинулись, освобождая большой круг, в центр которого переместилось возвышение хозяев бала. Справа расположились судейские столы с полной командой служителей законности. Под традиционными плечистыми мантиями и белыми паричками Маргарита узнала Шарля и Амарелло. В роли адвоката очаровательно выглядел кот.
Напротив на скамье подсудимых сгруппировались памятники. Караул возле них несли черные демоны Аба Киллера.
Шарль стукнул молоточком, поднялся и огласил, сильно картавя:
— Поощрительный Трибунал летнего полнолуния объявляю открытым... — Он развернул свиток. — Слушается дело граждан: Джугашвили, Дзержинского...
— О-о-о... — застонала Маргарита, не дослушав списка. — А где же танцы?
— Вы в самом деле полагаете, Маргарита, что топотня под музыку более любопытна? — осведомился Роланд без издевки, но с любопытством.
— В моей жизни, во всяком случае, она случалась реже, чем судилища, обличения, разоблачения...
— Вы недостаточно разобрались в происходящем, королева. В данный момент речь идет о вознаграждении. Каждый крупный преступник втайне жаждет награды, популярности. Он жутко тщеславен и мечтает предстать героем вот такого судилища. Но этим лицам не повезло — они мирно скончались в своих постелях. Многие, дожив до глубокой старости, как печально известный вам Лазарь Каганович или Анастас Иванович Микоян. Сейчас мы лишь собираемся одарить их тем, чего лишил их другой, милосердный судия, — законным возмездием. Причем, уверяю вас, из предъявленных обвинений не ускользнет ни один эпизод.
— Печальная и скучная процедура, — вздохнула Маргарита.
— Ничем вас не удивишь. — Роланд с улыбкой протянул Маргарите крошечные наушники. — Можете воспользоваться. Только, пожалуйста, незаметно. И сохраняйте скорбное, нет, лучше глубоко возмущенное выражение на своем великолепном королевском лице. Гневайтесь, Маргарита, сверкайте очами.
Маргарита последовала совету — заткнула уши и насупила брови. В наушниках печально и торжественно зазвучал женский голос:
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке, —
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске...
— Ахматова... — произнесла Маргарита.
— Верно. А есть и другие записи, — прокомментировал тихо Роланд.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят Кремлевского горца...
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет.
Как подкову дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него, то малина
И широкая грудь осетина.
— Мандельштам... — прошептала Маргарита, снимая наушники. — Мы с Мастером часто вспоминали его.
— Мы тоже, — усмехнулся Роланд. — Собрали вот редчайшую фонотеку. Ведь подобных записей авторского текста никто никогда не делал. Таковая стала бы смертельным приговором сочинителю. Но видите ли, королева, если рукописи не горят, то и слова не улетают на ветер. А карающий меч не ржавеет в ножнах.
— Мщение — ваша добродетель, экселенц, — процитировала Маргарита часть девиза на гербе Роланда и обратила внимание на суд, подходивший к концу.
— Кто за высшую меру наказания для гражданина Джугашвили? — вопросил Амарелло зал, в котором собрались свидетели — безликие скульптуры сталеваров, ученых, скотоводов, бюсты военных героев, передовиков производства с необходимыми орудиями труда в гипсовых руках.
— Я! — ринулась Маргарита. — Я за!
— Будем слушать дела следующих по списку подсудимых или определим меру наказания по совокупности, как групповое преступление против человечества?
— Определим! — снова воскликнула Марго, не узнавая звонкого и напористого своего голоса.
— Я в восхищении! — зааплодировал Роланд. — Что и следовало доказать. Даже ангельскому терпению приходит конец. И если кому-то там кажется, что необходимо подставлять вторую щеку, то щек-то всего две, а оплеух не сосчитать. Разумеется, если стычка такого рода происходит между святыми, то исход может оказаться оптимистическим: смиренник морально победит, а оскорбитель раскается. Но лично я — не сторонник утопий.
— Мы за реализм, жестокий реализм! — вздохнул кот, проигравший свою миссию защитника.
— Тогда прямо к делу. — Поднявшись, Роланд с улыбкой посмотрел на Маргариту и протянул ей руку. — Королева лично приведет приговор в исполнение.
— Как? — споткнулась Марго, спускавшаяся по лестнице под руку с хозяином бала.
— Не забудьте, королева, у нас зрители. — Он указал на притихших свидетелей и аквариумы, где замерли, следя за происходящим, монстры. — На вас смотрят жертвы и одновременно продолжатели дел великих корифеев. Покажите класс, Марго, чтобы другим было неповадно!
— Покажите! Покажите! — дружно поддержали присутствующие в зале свидетели.
— Вам, как новичку в подобных делах, естественно, помогут.
По знаку Роланда к Маргарите подошли и встали по обе стороны черные стражи. Один вложил в руку Маргариты алый шарф.
Аба Киллер, устремив мимо Маргариты блеск непроницаемых окуляров, холодно проронил:
— Вы уничтожите их своим взглядом, полным ненависти и физического отвращения. Сосредоточьтесь и махните платком, когда будете готовы. Мои помощники выстроят приговоренных.
На скамье зароптали, закричали. Памятники трясли оградительную решетку, грозили кулаками, даже плевались.
— Я всего лишь политическая марионетка! — протестовал гражданин Джугашвили. — Мною манипулировали тайные враги. Играли на слабостях. На плохих струнах характера. Вы узнаете страшную правду, когда вскроются все архивы!
— Уже вскрылись, — буркнул Амарелло и, расставив руки, шикая, как на гусей, погнал преступников к стене.
По обеим сторонам от него погребальной процессией шли черные помощники Аба Киллера. В проломе стены открылся высокогорный пейзаж. Плиты бального зала переходили прямо в камни висящей над пропастью площадки. Подвывая, гоня снежную крошку, ворвался из ущелья холодный ветер. Уступая незримой силе, толкающей их к пропасти, статуи столпились на краю, продолжая галдеть и выкрикивать лозунги.
— Похоже на свалку. Только стоймя. Мусор, — сказал кот, округляя фальшиво печальные глаза. — Уж не сомневайтесь, королева, судебной ошибки здесь нет. Ни по каким статьям. Чем больше я старался в качестве адвоката, тем более весомые аргументы представляли обвинители. Вы слышали мою блестящую речь. Но факты! Не поддающиеся никакому осмыслению кошмарные факты... Увы, отстоять подзащитных не удалось.
— Приступайте, справедливейшая... — с вызовом поглядел на Маргариту Роланд. — Не стану вам подсказывать мотивов для личной ненависти. Это уже сделал другой.
— Максим... — Маргарита закрыла глаза. Тут же вышли из темноты памяти и встали, опустив головы, герои максимовской саги: отец Георгий, его упрямый противник, Лев, Мишенька, Серафима, Варя. И весь народ, преданный, истребленный высокопоставленными Гнусариями. — Мщу за вас всех. И делаю это с наслаждением! — воскликнула Маргарита, махнув алым платком и устремив ненавидящий взгляд на затихших преступников. Оказывается, испепеляющая ненависть не образное выражение. Она на самом деле существует, как физическая величина, прямо пропорциональная силе чувства и размаху фантазии.
Щелканье гигантских бичей грозовыми разрядами сотрясло воздух. Каменные, бронзовые, гипсовые чудища взвыли от ударов. Откалывались куски, крошился камень, трескались и разрушались полые части, обнажая арматуру. Земля содрогнулась, поднялся темный вихрь, относя бесформенные обломки в пропасть. Бич все свистел, расправляясь с последними осколками, и вскоре ветер, слизнув мусор, очистил площадку на краю ущелья.
— От Роландовского Информбюро... — голосом Левитана произнес Шарль. — Очередное поощрительное возмездие свершилось. Оставшиеся гости могут пока веселиться.
— Не торопитесь в буфет, товарищи! — Закрыв ущелье раздвижной дверью с фотообоями озера Рица, Амарелло остановил покидающих зал. — Сюрприз для королевы! Сюда направляется особый гость. Он изрядно порезвился с Колхозницами и Спортсменками, отдал должное напиткам. Я слышу в этой гробовой тишине, как звучат его мерзейшие шаги. Поприветствуем обреченного!
Присутствующие свернули каменные и гипсовые шеи, разглядывая нового одинокого гостя. Внешне он отличался от других приглашенных, потому что не был статуей, хотя и поигрывал литыми мускулами под одетым на голое тело смокингом. В рыбьих глазах играла пьяная, наглая удаль. На брезгливом лице был вызов.
— А, милейший! — приветливо обратился Роланд к гостю. — Не знаю вашего имени, да и не хочу. Довольно того, что мне доподлинно известны все ваши доблестные поступки. А также то, что именно вы позволили себе обидеть присутствующую здесь в статусе королевы даму. Причем нисколько не раскаялись и продолжили подвиги в том же духе.
— Ага, и ты здесь, куколка! — окинул Оса Маргариту оценивающим взглядом. — Стриптиз! Какая неожиданная карьера!
— Сожалею, что не смогла убить его там, на вилле... — проговорила Маргарита, не отводя глаз от того, кто был ее неистребимым кошмаром.
— Доставили вам специально, королева, — доложил Амарелло. — Вел себя при задержании плохо — сквернословил, плевался, пытался застрелить меня и Батона... Между прочим, неучтивость с дамами не единственное его прегрешение. Именно этот тип принимал самое деятельное участие в осуществлении планов небезызвестного нам Пальцева. В частности, что касается предстоящего взрыва объекта и прошедшей не слишком удачно ликвидации иностранных компаньонов, нашедших сокровища, он самый вредный. Числится за ним и еще всякое. — Амарелло достал из кармана алого фрака бумаги. — Зачитать список? Тут целая криминальная сводка. Я уж не говорю о застреленном верном псе по кличке Лапа.
— Читать не надо. Нам и так ясно, — сказал Роланд, взглянув на Маргариту. — К чему церемонии, любезнейший? Вы будете казнены тут же на месте. Честь окажет не какой-то наемный убийца, к которому непременно привела бы вас судьба, а специалист высшего класса — Аба Киллер!
— Экселенц, вы слишком добры. — Маргарита преодолела оцепенение. — Позвольте мне самой.
— Признаюсь, ждал! — захлопал в ладоши Роланд. — И даже прихватил вот это. Держите — это наган Жостова. Ведь вы именно так собирались применить данное оружие?
Маргарита кивнула, сжав в ладони тяжелый металл. Пальцы удобно легли на рукоятку, и по поводу наличия пули в стволе сейчас у нее не имелось ни малейших сомнений. Не колеблясь, словно делала это много раз, она подняла дуло и нажала курок. Осинский дернул щекой и хохотнул криво, панически.
— Брось дурить, истеричка!
Он сделал выпад, пытаясь перехватить руку мстительницы. Но выстрел прозвучал. Осинский упал навзничь, как деревянный, и, словно прогнившую доску, его жадно охватило тут же вспыхнувшее пламя. Горстка черного пепла осталась на каменных плитах мозаичного пола.
У Маргариты закружилась голова, ее качнуло, в ушах заухал погребальный звон. Ей показалось, что оглушительно кричат петухи, что где-то играют похоронный марш. Толпы памятников и монументов, повалившие из бального зала, стали терять свой облик, рассыпаясь в прах.
В колоннах-аквариумах метались, обезумев от ужаса, скользкие уродцы. Сквозь огромную распахнутую дверь был виден зловещий торт, превратившийся в сливочно-джемовое болото. Из него выбирались, расползаясь по полу, облепленные сладостями участники концерта. Знакомое лицо поп-идола поднялось из пены сливок, выпучив на Маргариту подведенные глаза и слизывая стекающее с кудрей варенье.
— Полагаю, угощения выступавшим было вполне достаточно, — оценил ситуацию Шарль.
— Кончен бал, погасли свечи... — дунул кот, округляя пухлые щеки и топорща усы.
И тут же угасли огни, колонны растаяли, все съежилось, не стало ни торта, ни лестницы, ни гостей. А просто было то, что было — темный коридор квартиры Жостовых. Из приоткрытой в гостиную двери падала полоска света. И в эту приоткрытую дверь вошла Маргарита...
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |