Глубоко под землей расходились темные низкие тоннели. Выше остались затопленные подвалы Ленинки, сбоку — укрепленный древними дубовыми сваями ход к Кремлевскому лабиринту. Низкорослый помощник Деймоса махнул рукой влево. Четверо мужчин последовали за ним. На оранжевых касках циклопическим глазом горели фонари, выхватывая из темноты влажный блеск камней и грунта, укрепленного новенькими металлическими сваями. Все четверо, одетые в одинаковые оранжевые комбинезоны иностранной фирмы с люминесцентной эмблемой на спине в виде тройной молнии «MWM», шагали молча. Впереди — коротышка — главное доверенное лицо Мефистовича, за ним, гордо распрямив плечи, словно атлет на цирковом манеже, сам грек, чуть сзади — Пальцев. Шествие замыкал единственный допущенный сюда представитель Пальцева — его личный охранник Альберт Осинский.
Утром к Пальцеву в «Музу» явился Шарль и доложил, торжественно сияя:
— Свершилось! Наши специалисты обнаружили сокровища. Пожалуйте взглянуть.
— Невероятно... — забеспокоился Альберт Владленович, находящийся в преддверии эпохальных событий.
Вчера он организовал террористический акт на окружной дороге, как раз на новенькой, недавно открытой развязке. Затем, потрясенный трагедией, собрал внеочередное заседание «прогрессистов», на котором с надлежащими драматическими эффектами сложил с себя полномочия председателя. Сдрейфил, мол, смалодушничал, простите Христа ради. Как и предполагалось, решительная рука Кленовского подхватила штурвал. Он давно примеривал к трону Верховного президента свой тучный зад. Кленовский и станет главным козлом отпущения, когда Храм взлетит на воздух и заговор откроется. На авансцену выступит Пальцев, чтобы исполнить свою коронную арию. Измученный якобы сознанием вины, честный гражданин предложит умопомрачительную финансовую помощь в великом деле скорейшего возрождения святыни.
Основательная подготовка событий была произведена во всех направлениях. Иностранные компаньоны, не вникая в детали, разместили по ходу подземных работ в лабиринтах под основанием Храма некие ящики. «В целях оборонной подготовки. На случай войны», — пояснил Пальцев, делая суровое, проникнутое гражданственным пафосом лицо. Никто не стал уточнять насчет войны. Специалисты фирмы MWM точно и правильно (проверял Оса) расположили в подземельях контейнеры со сверхмощной взрывчаткой. Храм сметет до самого основания, в этом сомнений нет. Значительно больше волнений вызывала заключительная часть триумфа нового духовного лидера, а именно — вторичное возрождение уничтоженной святыни.
Для осуществления самой важной части плана требовались колоссальные деньги. Пальцев здорово подсуетился, принимая деятельное участие в подготовке «Черного понедельника», и рассчитывал на хороший кусок в дележке пирога. Но чему никогда не помешает лишний объем, так это банковскому счету. Тем более когда речь идет о нулях, почти уходящих в бесконечность!
Именно завтра он предполагал в полном смятении чувств прорваться к мэру, броситься в ноги, рвать на себе волосы, полностью «расколоться». Мол, не могу больше молчать: антиправительственный заговор «прогрессистов», пуск психогенератора, сумасшедший, рвущийся провести сеанс внушения и способный совершить любую глупость... Тут завертится такая карусель! О мифическом кладе и обещаниях компаньонов Пальцев и думать забыл. Ясное дело — туфта. И тут объявился опьяненный радостью де Боннар, словно заполучивший уже обещанные триллионы. По случаю делового визита он был одет в костюм легкой шерсти цвета слоновой кости, щедро украшенный золотым позументом, пуговицами, и был похож на капитана океанского лайнера, отправляющегося по весьма экзотическому маршруту.
— Неужели это... это и в самом деле возможно? Вы не ошиблись? Не шутите? — изумился Пальцев.
— Уверен на все сто. То есть уверен на сто процентов и вовсе не расположен шутить. — Шарль с видом победителя развалился в вертящемся кресле, закинув ногу на ногу.
— Где же все это? — Директор «Музы» нервно взъерошил чубчик, с изумлением обнаружив, что носок туфли иностранца отливает чистейшим золотом.
— Пока на месте. Мы работали без передышки, выполняли условия контракта. А вы ведь сомневались в успехе, уважаемый, признайтесь?
— Напротив, я очень рассчитывал на вас, — уверенно солгал Пальцев.
— Не ошиблись, Альберт Владленович! Поздравляю. Автомобиль ждет. Вы, естественно, пожелаете прихватить для моральной поддержки сугубо доверенное лицо. Хорошенько продумайте кандидатуру. Не стоит объяснять, сколь важна секретность. Вы не менее нас заинтересованы в том, чтобы сокровище превратилось в хорошо «отмытую» твердую валюту.
Рассудив, что необходимо лично ознакомиться с сомнительной ситуацией, Пальцев оказался в подземелье, вместо того чтобы готовить свой покаянный визит в верхи.
— Сюда, сюда, осторожненько... — Шагавший впереди коротышка завел всех в узкий проход, перекрытый стальным шлюзом.
Дышать стало трудно, давил потолок. Когда позади группы с лязгом обрушился металлический заслон, Пальцев почувствовал себя в ловушке. Сразу стали ясны гнусные намерения иностранцев: шантаж, требования выкупа. Встревоженный, но не сломленный, он ждал неприятных заявлений, сзади в сильном напряжении сопел Оса.
Коротышка что-то нажал в стене. Стальное перекрытие с гулом отъехало в сторону, складываясь гармошкой. Открылся круглый, увенчанный шатром из дубовых балок зал, размером с фонтан у Большого театра. В центре его тускло мерцал металлический контейнер не меньше саркофага Тутанхамона.
— Пришлось перегрузить. Деревянный ларь начисто развалился. Схватились за кованую крышку, а там — катастрофа! — пояснил молчаливый Мефистович. — Прямо в гнили, в земле, в камнях... Взгляните сами.
Крышку контейнера подняли. Пальцев шагнул вперед и застыл с открытым ртом. Так вот людей и хватает инфаркт. Емкость из нержавейки, вроде кузова трехтонного самосвала, заполняла сверкающая лава. Пальцев заметил темное литое золото каких-то кубков и крупные капли рубинов на них, разноцветное мерцание драгоценных камней, украшавших художественные изделия далекого прошлого, россыпь неведомых монет, тяжелые цепи, змеившиеся среди несметных сокровищ. Все это покрывала искрящейся сеткой ликующая игра алмазов. Осинский крякнул.
— Не сортировали еще, — объяснил краснорожий коротышка. — Только-только пересыпать успели.
Пошуровав в сияющей массе, он извлек массивный кубок и передал Пальцеву:
— Личный ночной сосуд Ивана Грозного. В честь покорения Казанского ханства из золота отлит. Годок проставлен — 1552. И печатка. Рубинчики неслабые, с вишню будут.
— Может... — засомневался, приходя в чувство Пальцев. — Может, не все переплавлять? Оставить ценные экземпляры для музеев? — Голос его дрожал.
— Сделаем подробную опись, вы глянете, отметите своей ручкой, что куда, — согласился коротышка. — Естественно, из числа безделушек, входящих в вашу долю.
В голове Пальцева зашуршала двойная арифметика. Первое соображение было чисто практическим: никто не способен оценить клад, а следовательно, при дележке компаньоны его непременно обжулят. Второе касалось высоких материй: духовного права на владения сокровищем. Ведь что получалось — клад, найденный в сегодняшней демократической России, достанется государству — бандитскому и грабительскому. Клад, раскопанный в условиях самодержавной власти, принадлежит рачительному хозяину, пекущемуся о благе народа, о его исторической памяти. Следовательно, сокровища должны обнаружиться несколько позже, после того, как Хозяином станет Пальцев. А до этого времени пусть полежит на своем месте. Иностранцев, разумеется, придется устранить.
— Поздравляю! Потрясен до глубины души, — широко и восторженно улыбнулся Мефистовичу Пальцев. — Счастлив, что судьба послала мне таких компаньонов.
— А мы недовольны. — Грек с громким лязгом захлопнул тяжелую крышку, погасив алмазную игру.
В пещере воцарился опасный, давящий сумрак. Нехорошие мысли полезли в голову Альберта Владленовича. Фонарик на каске Мефистовича светился неоновой зеленью, а лица совсем не было видно.
— Истинные компаньоны в такой ситуации не должны держать камень за пазухой. Вы уверены, милейший, что ваш генератор, на который мы возлагаем серьезные надежды и за который щедро платим, — не технический казус и не детская игрушка? — строго проговорил он, и голос заухал, как в бочке.
— Позвольте, на карту поставлено будущее страны! Моя жизнь, в конце концов! — благородно возмутился Пальцев, заметив, что пищит фальцетом.
— А если бы какой-то сообразительный и очень сведущий друг шепнул вам на ушко, что расчеты не верны? Не технические — ваши личные, — настаивал грек.
— Не понимаю, к чему вы клоните... — пожал плечами Пальцев, вспотев под проклятым комбинезоном, словно в сауне.
— Уточняю. — Мефистович присел на угол контейнера, как страдающий родственник на край могильной плиты. Скорбь пронизывала его траурную позу. И не синий комбинезон, а черное одеяние облегало жилистое тело — угольная ряса, из-под которой сверкнул серебряной шпорой театральный какой-то сапог.
«Бред», — подумал Пальцев. И резонно предложил:
— Здесь душновато, господа. Обсудим ситуацию чуть позже на свежем воздухе.
— Сейчас и здесь, — пророкотал грек. — Да и обсуждать, собственно, нечего. Я категорически настаиваю на следующем: вы навсегда забываете о своих смехотворных амбициях, наглых, жестоких, идиотских планах. Вы исчезнете из Москвы, словно и не бывало. Денег в европейских банках у вас достаточно. Можете прихватить отсюда все, что понравится. Подарок фирмы за послушание.
— Это ошибка, господа! Обидная ошибка! — горячо запротестовал Пальцев, внезапно догадавшись, откуда произошла утечка информации. И тут же увидел предателя. Из глубины невидимого коридора появилась Белла. Ослепительная и пугающая. Узкое чешуйчатое платье облегало гибкое тело, а по нему, как на неоновой рекламе, пробегали цветные лучи. Ярко-алый рот широко улыбался. Похоже было, что вся она прозрачная, лишь вполне ощутимо щерились острые длинные клыки.
— Разве можно доверять женщине? Да еще такой! — возмутился Альберт. — Изабелла Аркадьевна не может простить мне верность супруге. Я не имею морального права развестись с больной женщиной! — все менее уверенно восклицал он, отступая.
— Да брось ты лапшу вешать, не на собрании. — Приблизившись вплотную, Белла обняла Альберта за шею холодной и липкой рукой. — Соглашайся, милый. Я не оставлю тебя. — Липким и холодным оказалось и ее обнажившееся тело, льнущее к потерявшему вдруг свой комбинезон, совершенно голому Пальцеву. Алые губы впились в его шею, присасываясь, словно пиявки. Пару раз охнув и пропищав Осинскому: «Стреляй!» — Пальцев потерял сознание.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |