Глава 31

После индейки, приготовленной и съеденной в пустой ресторанной кухне, они поехали к Игорю. Очевидно, на Мару подействовало выпитое вино: возникло ощущение, что жизнь в корне переменилась — она теперь не она, а вполне раскрепощенная, умеющая смеяться и аппетитно жевать особа. И эта милая, но бесшабашная деваха без всяких комплексов запросто ввалилась в новую, еще не обставленную квартиру холостяка. Игорь только что приобрел ее в кооперативном доме на «Юго-Западной» и пригласил Мару на второй дубль — «разрезать ленточку» в его новом жилище.

От пустых еще комнат, белых стен, даже рам германского производства — всего новенького, веселого, чистенького исходило ощущение начала, светлых перспектив, приятных житейских хлопот. Мара посмотрела на расстилавшийся внизу заснеженный лесопарк. По ледяной глади озера ползли пестрые лыжники — спортивные, задорные, в сопровождении бодрых от морозца детей и собак. Снег искрился на солнце и отдавал розовым, в леске залегли лиловые тени. За спиной неслышно возник Игорь.

— На душе, на самом ее донышке, у меня было плохо. Старалась туда, в самый омут, не соваться — скользить по поверхности. — Она глубоко вздохнула и обернулась к Игорю. — А теперь там чисто и пусто, вот как в этих стенах.

— Здесь гуляет ветер перемен. И будущее уже томится, подобно бисквиту в духовом шкафу. Набухает, пахнет, манит... — Гарик обрел непривычную серьезность и стоял против Мары, как на дуэли. Только руки запущены в карманы брюк, а плечи поникли. — Я тоже больше не хочу мусора. Был он у меня, много. Теперь все будет красиво и чисто. Может, начнем вместе, а?

Мара вытянулась в струнку, чувствуя, что подошла к незримой черте. Игорь захватил ее врасплох еще тогда, в день рождения, со своими корзинами, перепелами, букетом. Он оказался открытым, легким, неунывающим. Он был деликатным, нежным, бескорыстным, не таким, как другие. Мара медленно опустила ресницы.

Гарик видел перед собой девушку, которую упорно добивался уже два месяца, несмотря на то, что был выше крыши закручен супермолниеносной экипировкой ресторана и тревожно думал о другом. О том, как теперь сложатся его отношения с шефом и не окажется ли цена за оказанное ему доверие слишком высокой. Впрочем, чем больше Игорь размышлял, как далеко может зайти по дорожке противозаконных акций, тем яснее ему становилось: критериев нет и нет судий. Обмануть, украсть, убить? Пожалуйста! Ведь важна не сама акция, а против кого она направлена. Станет Пальцев воевать с беззащитными бабулями и нежными школьницами? — Нет! С такими же бандюганами, как он. А разве их жаль? — Нисколько! Закон джунглей — не ты его, так он тебя слопает.

Вот подставлять себя Игорь, естественно, не позволит. Будет держать ситуацию на контроле и при первом же дымке даст деру. Поднакопив силенок, разумеется, сколько успеет. Придется пошустрить, что на посту директора такого шикарного ресторана весьма удобно. К тому же и шантажнуть шефа при случае не грех, если будет зарываться. На войне как на войне.

Но рядом нужен надежный человек. Лучше — родственник. Какие у детдомовца родственники? Жена. Где взять верную жену, если вокруг одни шлюхи? Такая и обворует, и рогами обвешает, и сама же первая на Пальцева работать станет. Фискалить, предавать. Альберт Владленович умеет вокруг себя необходимую расстановку сил организовать. Особенно с дамами.

И Гарик решил подкрепить свои тылы Марой. Видел он ее дома, в кругу семьи, и однажды в больнице при исполнении служебных обязанностей. Впечатление осталось неизгладимое. Таких девушек днем с огнем не найти. К тому же и внешность, если приодеть, стильная, с внутренним индивидуальным наполнением. Не обманка-пустышка, и это сразу заметно.

В махинации Пальцева, избави Бог, ее посвящать не следует. Но привязать к себе стоит и с тылов ею прикрыться. Другого зама рядом уже не посадят. Пригласив Мару к себе на новоселье, Игорь еще не решил окончательно, что скажет ей. Но вот она стояла у окна — тоненькая, гибкая, с соломой светлых, рассыпанных по плечам волос, и говорила о новой жизни. Пиратская душа Гарика, устремленная к завоеваниям сокровищ, просигналила: «Драгоценность. На абордаж, флибустьер!»

Игорь приблизился к девушке, взял за руки и сжал в своих сильных горячих ладонях ее прохладные пальцы.

— Мы не будем ничего форсировать, ладно? Только скажи, я могу надеяться?

— Мне страшно потерять тебя, Игорь. — Мара проглотила сжавший горло ком. — Я не знаю... не знаю, как это сделать.

— Боишься, что у нас в постели выйдет что-то не так, и не хочешь меня отталкивать?

— Угу. — Она всхлипнула и опустила глаза.

— Тогда все очень просто. Мы договариваемся: живем как братец с сестрицей, а если... — он сделал грозный голос, — если тень страсти помутит мой рассудок — прогони меня! Или убей... — Он выхватил из кожаных ножен, всегда висевших у пояса, сверкнувшее лезвие.

— А если она, эта тень, помутит меня?

— Я сумею простить и понять. Сумею пойти навстречу.

Расхохотавшись, они обнялись. Мара осталась у Игоря до утра. Вместо постели на синем ковролине лежали пухлые спальные мешки. За окном без штор мела молочная метель. Дом летел над заснеженным лесопарком, темным и пустым, спрятавшим в холодной сени былые сомнения и страхи.

Утром Игорь достал чемодан и сказал:

— Айда закупать шмотки.

...Мара смутилась, завершив рассказ.

— Прошлись вот по магазинам, и я приехала домой. Нельзя же сразу так...

— Можно! — горячо заверила Аня и прижалась к сестре. — Ой, так он что, в машине ждет?

— Ждет. Там все пакетами и коробками загружено — для кухни, для постели. Мне в салоне у Беллы жакет купил норковый. Она хотела подарить вместе с отпускной — я ведь там больше работать не буду. Но Игорь деньги отдал. Сказал, что я — самое большое сокровище, а для меня подарок — дружба с такой замечательной женщиной, как мадам Левичек. Он умеет польстить дамам!

— Умеет! Марочка, ты хоть меня в этот ресторан пригласишь? Ой, перспективы какие открываются... Там же люди все важные, самые важные! Они ж всем шоу-бизнесом ворочают!.. Наконец-то! — Аня просияла, вмиг превратившись в рекламную завораживающую красотку.

Лицо Мары, напротив, погрустнело и взгляд погас, вернее, унесся в дальние дали, созерцая нечто пугающее.

— Ань, ты в любовь веришь? Ну, бывает она такая, как в книжках пишут?

— Как у Ди Каприо и Ромео — бывает. Я точно знаю. Но мужчинам нюни и рохли не нравятся. Они их не замечают. И не способны потерять из-за них голову. Только обезуметь от страсти.

— А каких замечают?

— Королев! Ты ж сама все время говорила, что надо быть ведьмой, вроде Маргариты. Надо уметь бороться и отстаивать свою любовь!

— Выходит, мне к Игорю не спускаться? Не такая я, Нюша... Не королева, не ведьма.

— Сумасшедшая! Он тебя любит. Это с первого раза всем было заметно, когда он с рябчиками на день рождения приперся. Втрескался, втрескался, втрескался! До потери пульса.

— А я?

— Ты тоже совершенно обезумела. — Анюта заглянула в тревожные, светлые даже в сумерках глаза сестры. — Ну подумай, подумай, Марочка, когда ты в последний раз не ночевала дома?

Мара рассмеялась, обняв ее:

— Ну совсем взрослая ты у меня, Нютка!

— Ужинать будем? Макароны греть? — На пороге, вглядываясь в сумрак комнаты, появилась тетка. Как обычно, торжественным эскортом ее сопровождали громко урчащие, трущиеся у ног коты.