Глава 15

Изабеллу Левичек никто не учил жить. У окружающих создавалось впечатление, что девочка от рождения знала, что к чему и как. Ей не надо было набивать шишки, чтобы сделать соответствующие выводы, и она не умела справляться с неугодными обстоятельствами. Собственно, кому не ясно — Ростов-на-Дону не Рио-де-Жанейро, хотя и звучит похоже. А сколько ростовчан переселилось в бразильскую столицу? Или, допустим, в Европу? Крайне мало. Но Изабелла оказалась среди них.

После окончания восьмилетки дочь инженеров лампового завода отбыла в Москву совершенно самостоятельно с целью устроить жизнь соответственно собственным идеалам. Очертания идеала Белки Левичек определялись в зарубежных кинофильмах из жизни миллионеров, а то, что цель оправдывает средства, она знала без всякого Макиавелли.

В «застойной» Москве Изабелла представляла вечное племя авантюристов, обзываемых социалистическим законодательством спекулянтами и чуждыми здоровому образу жизни элементами. Через десять лет, в новых социально-политических условиях эти элементы получат право на жизнь и будут признаны краеугольным камнем российского предпринимательства, а наиболее продвинутые из них займут почетное место у кормушки отечественной экономики. Опыт выживания в ситуации планового общественного хозяйствования научил Беллу хваткости, бесцеремонности, умению ценить блага цивилизации и всей душой любить деньги, путь к этим благам открывавшие. Идеалы девушки были ясны с первого взгляда. И с первого же взгляда от Беллы трудно было оторваться.

Не только сочная «казацкая» красота (получающаяся от смеси еврейской и украинской крови), но и обаяние энергии, бьющей через край, привлекало к Изабелле людей самых разных финансовых и интеллектуальных достоинств. Женщины неизменно делали вывод: «Вот у кого надо учиться жить», мужчин обуревало желание заполучить ее в любовницы, в подруги, в спутницы жизни. На час или на всю жизнь. Но Белла потому и была прирожденной победительницей, что умела правильно определить цель и двигаться к ней через тернии. Если надо — по трупам.

К двадцати годам Изабелла прошла путь от горничной в гостинице «Советская» до администратора самого престижного этажа, предназначенного для солидных гостей и интуристов. В процессе устройства карьеры она побывала замужем за барабанщиком из ансамбля ресторана той же гостиницы, получила московскую прописку и угол. Но не упустила и возможности приобрести свидетельство о получении незаконченного высшего образования в Тимирязевской академии по специальности меховщика. Правда, в документе, купленном у шофера директора гостиницы, работавшего ранее при кафедре академии, говорилось, что «Левичек И.А. закончила обучение на пушкомеханическом отделении по специальности «сурки». После чего в результате семейных обстоятельств взяла академотпуск и к защите диплома не вернулась. Ненужная, в сущности, бумажка, оплаченная бутылкой коньяка и батоном финского салями. Можно посмеяться и выкинуть, но Изабелла не только заставила невнимательного шофера выправить «пушко-механический» уклон на соответствующий профилю учебного заведения «пушно-меховой», но и при случае с достоинством сообщала, что является выпускницей чрезвычайно престижного отделения академии. Во всяком случае, ей было о чем поговорить с жильцом люкса Юргеном Фуксом — серьезным немцем, прибывшим на меховой аукцион. А дальше пошло все лучше и лучше: бракосочетание с холостым компаньоном Юргена, семилетнее пребывание в чудесном городе Веймаре, рождение дочери. Затем последовало возвращение на родину в статусе содиректора совместного предприятия, торгующего в России шубами.

Солидное предприятие, во главе которого стояла теперь госпожа Левичек, сурками интересовалось мало. В основном норкой, песцом и чернобурой лисицей. Мехообрабатывающие и дубильные цеха находились в Италии, пошивочные мастерские на Кипре, а рынок сбыта — по всей Европе. Выращивались же зверьки в Сибири, там же и забивались без всякого вмешательства «Гринписа». Изделия получались шикарные, для представителей высшей потребительской категории обоего пола.

В собственном кабинете московского филиала восседала крупная, сильная красавица, напоминающая актрису Быстрицкую поры съемок в «Тихом Доне», но с волнующей рыжиной в густых волосах. Довольно было одного взгляда, чтобы понять — госпожа Левичек умеет добиваться желаемого. А главное — она умеет хотеть.

Жизнь, в любом ее аспекте, никогда не казалась Изабелле скучной и покойной. Она находилась в состоянии перманентного сражения. Покой ей даже не снился. Снились новые свершения. И им не было конца. Вопросы о смысле существования Изабеллу не мучили, целью ее пожизненного сражения была власть. Такие вожделенные многими борцами за светлое будущее аспекты власти, как комфорт, роскошь, удовольствия, известность, воспринимались Беллой в качестве сопутствующих обстоятельств. Еще в годы службы младшей горничной, девушка удивляла коллег по профессии отсутствием брезгливости, физической выносливостью и непритязательностью в быту. Она могла выдраить весь этаж за хворавших товарок, причем унитазы и раковины мыла голыми руками и с полной самоотдачей, а потом, вздремнув на кривой кушетке в подсобке, заступить в новую смену. Выйдя в победительницы на конкурсе жизненной удачливости, Изабелла комфортом не чуралась.

Компактная трехкомнатная квартира госпожи Левичек в огромном доме, на котором имелись и скульптуры, и фальшивые колонны, и портики на крыше, то есть приметы «сталинского» стиля, была обставлена в сибаритском духе. Все мягкое, дорогое, удобное, пушистое. Дерево — натуральное, безделушки — антикварные, тона — богатые, королевские. Такое гнездышко покидать трудно, особенно если в дверях осталась пышнотелая, теплая, страстная черноокая красавица, умелая и в постельных, и в деловых вопросах. А за дверями — кошмарики лестничной клетки и просторного подъезда, словно подготовленных к съемкам фильма по роману Оруэлла «1984».

Вернувшись из солнечной Италии, Белла впервые всерьез задумалась о своем будущем. Раскидав за неделю текущие дела, заперлась в своем гнездышке, послав к черту принцип раздельного питания и противные витаминные добавки. Напряженный мыслительный процесс в организме, для этого не приспособленном, поглощает массу калорий. А значит, явились на стол зажаренная с кровью телячья вырезка, нежнейшие паштеты, мягкие, заплесневелые породистой зеленью или покрытые грибной коростой сыры, черный шоколад и хороший коньячок в специфически наполеоновской бутыли. Поглощая продукты с беспорядочной рассеянностью, Изабелла думала о том, что много в жизни не понимает. Знает изначально, врожденно, наверно, совершенно все, но сердцем не чувствует. Вспомнив о никогда не дававшем о себе знать органе, Изабелла приложила руку к груди, но никакого биения не ощутила. Выпила, зажевывая клопиный коньячный дух мандарином, не переставая мусолить навязчивый вопрос: «Что делать, а?»

Брак Изабеллы Левичек с немецким гражданином распался. Дочь училась в гимназии в Лейпциге, жила в семье отца. До поры до времени такая ситуация Изабеллу устраивала.

Но в тридцать восемь пора перейти с автопилота на программное обеспечение периода «золотой осени». Если кто-то намерен вырулить к тихому берегу в одиночку, пренебрегая таким удобным плавсредством, как мужчина, то флаг им в руки, бедолагам. Не видали они стоящих мужиков, нарывались на мины или прогнившие плотики. Разумеется, удачно сориентироваться на рынке брачных кандидатур может только специалист высокой квалификации. Но даже женщина, отлично определившая параметры спутника, может совершить досадную оплошность, как пассажиры «Титаника», до последней минуты веровавшие в непотопляемость гиганта.

Общаясь с солидными мужчинами, Белла наметила несколько кандидатур, над которыми стоило поработать. Перспективная цель обозначилась определенно: прочное финансовое обеспечение и солидное положение в обществе. Это означало проживание в одном из уютных уголков Европы, где имеется возможность активно проводить свободное время, позже — заняться внуками, благотворительностью, путешествиями — приятной суетой состоятельной, деятельной дамы. Но не в провинции, не в кругу занудных немцев! Избави Боже. Белла воображала себя с будущим супругом на страницах светской хроники популярных журналов, рассказывающих о кумирах — шоу-звездах, магнатах, воротилах, капризных гениях. Кинофестивали, сенсационные выставки, суперпрестижные аукционы, банкеты различных громких фондов, премьеры в Ла Скала и Метрополитен-Опера, концерты в Ковент-Гардене должны стать привычным времяпрепровождением супругов. А те, кто с открытыми ртами, капая завистливой слюной, листают эти журналы, запомнят лицо удачливой леди и будут шептать в сонных мечтах ее магически-притягательное имя. Дистанция между избранными и толпой, наверно, самый дорогостоящий продукт из всего, изобретенного человечеством, а следовательно — самый желанный приз для девчонки, самостоятельно осуществившей вывод собственного тела на космическую орбиту.

Пара иностранных поклонников Изабеллы, при удачной обработке, могла бы обеспечить нечто, приближающееся к идеалу. Но вполне вероятно, что их постигла бы участь Серджио — Изабелла не умела сносить обиды, а на расстоянии так непросто держать любимого под контролем. Другие выглядели надежными броненосцами, однако тень смертоносного айсберга, скрывающегося в водах российской непредсказуемости, маячила рядом.

Основной претендент на роль спутника жизни — тот, к кому тянуло телом и душой, был надежен и перспективен. Но... Существовало, увы, это проклятое «но». Именно он являлся непревзойденным мастером мистификации и мог исчезнуть в воздухе, как мыльный пузырь, со всеми своими добродетелями.

Альберта Владленовича Пальцева связывала с Беллой давняя дружба. Лет пятнадцать назад эффектный брюнет бендеровского типа остановился в одноместном люксе «Советской», где и познакомился с горничной Изабеллой. Он выглядел совершенным интуристом, и когда входил в ресторанный зал, то на пару секунд замирал между бархатных портьер, словно актер, объявленный конферансье. Белла видела собственными глазами, как головы пьяненьких, жующих людей, словно магнитом, разворачивало в сторону незнакомца. На женских лицах читалось нескрываемое восхищение, мужские же кривила кислая ухмылка — представители сильного пола мгновенно угадывали в появившемся субъекте соперника, конкурировать с которым не имеет смысла.

После теплой недельной дружбы с Беллой и взятия у нее в долг всех жизненных сбережений брюнет признался, что возвращается отнюдь не из зарубежной командировки. Около года Альберт провел в условиях колымской зоны и спешно наверстывал упущенное по части жизненных наслаждений.

Белла произвела на молодого красавца неизгладимое впечатление. Не стоит и говорить, что исчез он неожиданно, не успев возвратить деньги, — это было нормально. Удивительное произошло позже — через два года беглец вернулся, причем в качественно ином состоянии — на собственном автомобиле и в солидном общественном статусе. Да и Белла уже несла службу этажного администратора и побывала замужем за талантливым, всей Москве известным музыкантом. Она провела с Альбертом незабываемую неделю в Дуболтах и приняла от него подарок — старинный перстень с круглым изумрудом-кабошоном.

Что бы потом ни происходило с ней или Альбертом, любовники находили повод для встречи и снова убеждались — связывает их нечто большее, чем зов плоти. «Ты одна мне ростом вровень», — мог бы, воспользовавшись словами Маяковского, сказать Альберт Белле, натуре, несомненно, родственной. Хотя женился он на другой. Ангелина — дочь крупного министерского чина, была необходима в тот критический момент Пальцеву как воздух. Начиналась перестройка, и он понял, что пришла пора легализоваться в высших кругах спешно демократизирующегося общества. Банк «Муза», обеспечивающий финансовую поддержку деятелей культуры, возник не без протекции тестя. Через несколько лет тесть бурно загремел со своей партийной должности, а Альберт стал открыто тяготиться супругой.

Здесь как раз объявилась в Москве хозяйка мехового салона Изабелла Левичек-Штайн. Встреча любовников была пылкой и многообещающей. Белла поклялась, что сумеет удачно развестись, Альберт и вовсе предполагал срочно овдоветь.

Супруга Пальцева — в девичестве спортсменка-многоборка, постоянно хворала и лечилась где-то за рубежом. Альберт дал понять Белле, что бедняжка может скончаться практически в любую минуту, стоит лишь зеленоглазой чертовке «кивнуть» смоляной бровью. Движением блестящей собольей брови Изабелла умела выражать самые разнообразные эмоции. Цвет же ее глаз требовал постоянного пересмотра. Можно было лишь утверждать, что он имел «сумрачный», свойственный женщинам южной горячей крови тон. Но лицам, приближенным к Изабелле, не раз удавалось заметить, как очи красавицы зажигались светящимся изумрудом. Правда, такое случалось, как правило, в ситуациях интимных или в моменты особо острой борьбы с непокладистыми обстоятельствами. Чертовкой она была — это Альберт чувствовал животом. И еще знал — Изабелла нужна ему, а он нужен ей.

...Уединившись в своем гнездышке под предлогом срочных дел, госпожа Левичек сосредоточилась на обдумывании ситуации. Чутье подсказывало Белле, что назревают некие судьбоносные для страны события, в центре которых стоял Пальцев. Вокруг него словно возникло поле повышенного напряжения — суетились, мельтешили разные люди, в основном значительные, почти всегда — в обстановке секретности. У самого Альберта Владленовича эротическая энергия сублимировалась в деловую, он все больше говорил с Беллой о неограниченной власти, являющейся якобы пределом желания всякого мыслящего существа. Подходил иногда и к сути проблемы. Белла поняла, что Альберт собирался использовать новейшие научные методики для непосредственного влияния на психику толпы. Влиять собирался в обстановке строгой секретности, из головы недавно возведенного на набережной монумента. О большой власти говорил не зря — метил в самые верхи. Такой подход к делу Белле нравился. Рискованно и жутко, зато в самую точку. Она вспоминала его магнетический взгляд, его дар разворачивать биологические объекты в нужную сторону и старалась не замечать тени того самого губительного айсберга, который, подобно роботу-убийце, неотступно следовал за непотопляемым Бертом.

Не контролируя себя, Изабелла поглощала выгруженные из холодильника на сервировочную тележку деликатесы в не принятой хорошим тоном очередности. Например, вернулась к осетрине в параллель с ананасом, а после коньяка пригубила шампанское. Взгляд ее задумчивых глаз был обращен к немому «Филипсу». На экране с отключенным звуком мелькала программа «Вести». Как всегда, какие-то кошмарики — танки, гробы, парни в камуфляже, реклама перхоти и кариеса на фоне завшивленных, преющих под бинтами беженцев.

В дверь позвонили условным образом. Сразу догадавшись о явившейся без предупреждения визитерше, Белла поспешила в холл. На пороге стояла девушка — испуганная, озябшая, прижимая к груди бесформенную сумку. Даже в симпатичном козлином жакетике и в пушистом оренбургском платке она была похожа на подброшенного щенка. Бывает так — позвонят в дверь и убегут, а у двери жмется и поскуливает нечто совершенно несчастное, никому не нужное. Может, даже суперпородистый, но запущенный по дурости экземпляр.

Очевидно, именно так обстояли дела в данном конкретном случае — расчетливая Белла клюнула на подлинную цену бросового «товара». С этого и начались в судьбе обеих женщин трудно объяснимые явления.