О, как я все угадал!

Есть книги, которые перечитывают несчетное количество раз, хоть и знают их почти наизусть. Ради чего это делается, понять нетрудно.

Помните, Маргарита высказывает, по настоянию Воланда, свою заветную просьбу? «Прошу опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.

Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую голову Маргариты, сказал:

— Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале давно уже живет другой человек и вообще не бывает, чтобы все стало, как было. — Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать: — Бедная, бедная...

— Не бывает, вы говорите? — сказал Воланд. — Это верно. Но мы попробуем.»

Воланд и его свита выполнили просьбу Маргариты с дьявольским блеском. И еще раз доказали, что былое вернуть нельзя.

Прежде в подвале было счастье, там создавался роман о Понтии Пилате, у Мастера и его подруги была истинная полнота бытия. Кому же не захочется все это повторить! Теперь делать в подвале больше нечего, жить нечем — во всех смыслах, приходит отчаяние, оно сменяется бесшабашным весельем ограбленных до нитки...

Но что невозможно даже для сатаны с его невообразимыми возможностями, то доступно писателю. Он не только творит странный, страшный, веселый и неотвратимо притягательный мир, но еще предоставляет своему читателю право снова и снова возвращаться в этот мир, прожить в нем не одну, а множество жизней, и каждую, если захочется, повторить.

Воспользуемся этим правом. Перечитаем роман и поразмышляем о нем.

Булгаков писал роман двенадцать лет (1928—1940), не однажды оставляя рукопись и снова возвращаясь к ней. Непрерывная работа шла последние шесть лет, когда писатель почувствовал приближение смерти и понял, что пишет последнюю и главную свою книгу.

Судя по дневниковым записям Е.С. Булгаковой, авторское чтение романа состоялось в апреле—мае 1939 г. Слушатели — друзья и близкие знакомые — испытали потрясение. Они сразу оценили богатство фантазии, оригинальность и пленительность повествования. Но господствовал в их впечатлениях страх — за писателя и, наверное, за себя. «Последние главы слушали почему-то закоченев, — записывает Елена Сергеевна. — Все их испугало.» Это были люди опытные в литературных делах и неробкого десятка, но все согласны были в том, что роман ни печатать, ни «наверх подавать» нельзя: «ужасные последствия могут быть».

Последняя правка текста оборвалась на полдороге. Отсюда, может быть, некоторые неясности в повествовании. Как понять, скажем, присутствие Мастера и Маргариты одновременно в двух местах? Азазелло их отравил в подвальной квартире на Арбате, готовя к дороге в запредельный мир. Но он же, мгновенно слетав в особняк, увидел, как умерла от сердечного приступа «мрачная, ожидающая возвращения своего мужа женщина».

Еще через несколько мгновений Иван Бездомный, находясь в психиатрической клинике, догадался, что скончался его сосед — больной N 118. Где были «настоящие» Мастер и Маргарита, где — их двойники?

Впрочем, здесь возможны и другие точки зрения. В действиях сатанинских сил человеческому разуму и не может быть все понятно. Куда делась обольстительная и коварная Гелла? Неведомо. Может быть, Воланд накануне своего отбытия из Москвы отослал Геллу вместе с новоявленной ведьмой Наташей все в тот же мир пятого измерения, где обретаются и участники шабаша, где русалки купаются при луне, а толстомордые лягушки играют бравурный марш?

Загадочность — свойство всех великих романов. Но если даже неясности, о которых идет речь, — это следы незавершенной правки, то они горестно дороги читателю тем, что за ними видится живое лицо автора, который преодолевал муки болезни работой, пока не пришла пора сказать своей помощнице Елене Сергеевне: «Ну, пожалуй, хватит». По ее воспоминаниям, последняя мысль его была о «Мастере и Маргарите» и последние слова, прозвучавшие уже почти из небытия, выражали просьбу и надежду: «чтобы знали, чтобы знали».

Просьба была исполнена, и надежда оправдалась. Е.С. Булгакова добилась публикации романа. Он был напечатан впервые в журнале «Москва» (ноябрьский номер за 1966 год и январский — за 1967 год). В тексте было много цензурных изъятий.

Но даже искалеченный роман стал грандиозным событием художественной и нравственной жизни читающего общества.

Теперь читатели «Мастера и Маргариты» если и коченели, то не от испуга, а от восторга. Доныне памятна эта пора читательских тревог и радостей. Номера журнала передавались из рук в руки как величайшая ценность. Счастливых подписчиков журнала осаждали друзья и знакомые. В библиотеках читательский очереди выстраивались на долгие месяцы. Мгновенно появились машинописные листки с выброшенными из текста строчками и абзацами. В повседневной речи стало слышно: «Злых людей нет на свете», «Рукописи не горят», «Не шалю, ничего не делаю, починяю примус», «Осетрину прислали второй свежести» — и много еще другого. «Крылатые слова», излетевшие из романа, никто еще не попытался собрать, а сделать это было бы любопытно.

Сам факт публикации романа, пусть и не без потерь, одарил читателей чувством светлого торжества, внушил не одни литературные, но и социальные надежды.

Такое настроение ощутимо и в первых критических откликах на роман. В.Я. Лакшин («Новый мир», 1968, N 6) признается, что испытал «впечатление праздника», с которого не хочется уходить, поэтому в статье избрал не самую короткую дорогу — идет вослед за автором, заново перечитывая роман, и выступает в роли не столько аналитика, сколько влюбленного читателя. Этот путь приводит его «к мысли о законе справедливости как о главной идее булгаковской книги. Человек должен привыкнуть везде и всегда поступать справедливо, по совести, даже без всякого понуждения извне, и в этом случае бесспорная моральная ему опора — это сознание того, что жизнь и история развиваются по законам справедливости; при всех своих противоречиях, попятных движениях и обходах, история неизбежно воздает по заслугам всем и вся.»

Лакшин не зовет уповать на неуклонно действующий закон; он пишет о бесконечной печали романного финала, он размышляет о жажде и праве художника обеспечить торжество добра и наказание зла в пределах подвластного ему художественного мира и тем напророчить судьбу своего творения. «Пусть это не прозвучит выспренно, — говорит критик, — потому что это чистая правда: здесь победа искусства над прахом, над ужасом перед неизбежным концом, над самой временностью и краткостью человеческого бытия.»

Подавляющему большинству читателей публикация романа открывала нового для них писателя. Мало кто знал Булгакова «довоенного», после войны осталось немного счастливцев, видевших на сцене «Дни Турбиных», «Зойкину квартиру». Правда, за послевоенные годы благодаря настойчивости и энергии Елены Сергеевны некоторые булгаковские произведения были изданы: пьесы «Дни Турбиных» и «Александр Пушкин» (1955), «Записки юного врача» (1963), незавершенный «Театральный роман» (или «Записки покойника», 1965). Они вызвали интерес в кругах искушенных читателей. Но роман «Мастер и Маргарита» сразу стал народной книгой в подлинном значении этого слова. По силе читательской любви немногие произведения можно поставить рядом. Какие — решает каждый читатель по-своему. Из прозы XX века, пожалуй, романы Ильфа и Петрова, рассказы Зощенко.

Время, протекшее после создания романа до его публикации, высветило в булгаковском искусстве то традиционное свойство русской классики, которое Салтыков-Щедрин — один из любимейших учителей Булгакова — назвал изображением «готовностей», заложенных в жизни и доступных «только очень внимательному наблюдению».

История в 40—60 годы XX века словно бы задалась целью сделать былью самые фантастические булгаковские предвидения. Например, обезумевший и сводящий с ума бюрократизм («Дьяволиада», 1924), чудовищные социальные эксперименты самоуверенно-невежественной власти, поставившие Россию на край гибели («Роковые яйца», 1925), разгул шариковщины («Собачье сердце», 1925), трагикомедия искусства, управляемого осатаневшей от «классовой бдительности» бездарностью («Багровый остров», 1926). Этот перечень можно бы пополнить — возможности широчайшие.

Что же касается последнего романа, то его провидческая сила сказалась уже в том, что своей публикацией он подтвердил афоризм Воланда: «Рукописи не горят». Упрямая, вопреки безнадежной очевидности, авторская вера в торжество искусства над мракобесием партийной инквизиции стала все яснее утверждаться в масштабах всей страны, меняя духовную атмосферу общества. Приговоренная к молчанию, загнанная в эмиграцию, в ГУЛАГ, в расстрельные рвы, в ледяные могилы Колымы, русская литература стала постепенно выходить в свет не только за рубежом, но и на Родине (иногда в подцензурных изданиях, чаще в «самиздате»): стихи Анны Ахматовой, Бориса Корнилова, Варлама Шаламова, проза Исаака Бабеля, Юрия Домбровского, Василия Гроссмана, Александра Солженицына...

Появление «Мастера и Маргариты» послужило кульминацией этого процесса, словно бы невзначай подкосившего взлелеянную властью, услужливую, сытую литературу полуправды или парадной лжи.

Со времени первой публикации романа до нынешних дней Россия испытала новые потрясения, сопоставимые по глубине и драматичности с бедствиями революции и войны. Давно остыла ошеломляющая острота первого знакомства с Булгаковым. О нем, и особенно о «Мастере и Маргарите», появилось колоссальное число исследований, мемуаров, комментариев.

Но читатели новых поколений по-прежнему заворожены булгаковским искусством.

Когда Мастер — больной N 118 в «доме скорби» — самозабвенно слушает рассказ Ивана Бездомного о встрече на Патриарших прудах, о ершалаимских событиях, воссозданных загадочным иностранцем, он повторяет: «О, как я угадал! О, как я все угадал!» Это единственная, если не прямая, то опосредованная авторская самооценка. И очень точная. Поразительно достоверным кажется все, что написано о евангельских временах и о современной автору Москве. А что касается будущего, то каждый читатель имеет возможность убедиться, что число булгаковских «угадок» не уменьшается, а возрастает с течением времени.

Воландовский глобус, где то один кусок земли, то другой наливается огнем... Демон смерти Абадонна, который «равно сочувствует» обеим сражающимся сторонам, вследствие чего и «результаты для обеих сражающихся сторон всегда бывают одинаковы»... Сатанинский бал, масштабы которого все ширятся, толпы криминальных гостей все растут, не видно только такой прелестной королевы, какою была Маргарита... Вывод Воланда во время сеанса «черной магии»: «...обыкновенные люди..., в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...» Вывод, правда, может показаться забавным, но не столь уж значительным. На самом деле сатана попал в самую точку. Квартирный вопрос дал точный срез времени «строительства коммунизма». Он и доныне остался безошибочным показателем не только благосостояния, но нравственного уровня общества, в котором мы живем во времена «строительства капитализма». Вокруг квартирного бизнеса крутятся сонмы хищников. Из-за квартир рушатся политические репутации, возникают распри в семьях, множатся преступления против самых обездоленных — одиноких, больных, престарелых...

Прочие примеры угадок найдет любой знаток булгаковского романа.