Автор романа «Столовая гора»

Казалось, владикавказский период отношений Юрия Слёзкина и Михаила Булгакова давно и обстоятельно изучен. Об этом писала Мариэтта Чудакова, рассказала Татьяна Николаевна Лаппа-Кисельгоф. С большой содержательной статьёй выступил Станислав Никоненко. [13, с. 172—195] То, что Слёзкин был Булгакову во Владикавказе самым близким по духу человеком, не раз отмечал сам писатель в «Записках на манжетах». И не только по духу.

Слёзкин фактически принял бывшего военврача Белой армии руководить вначале литературной, а впоследствии театральной секцией Владикавказского подотдела искусств Наробраза, подчинявшегося Терскому ревкому. Притом доверился человеку, знакомому пока в качестве автора нескольких газетных статей. Сам Слёзкин в то время считался известным русским писателем, автором романов, один из которых — «Ольга Орг» — был переведён на несколько иностранных языков. Нетрудно догадаться, что именно зав. подотделом искусств помогал своему подчинённому ставить его пьесы на сцене Первого советского театра, а возможно вначале рекомендовал ему это сделать, чтобы обновить старый репертуар. Во всяком случае, фамилии Слёзкина и Булгакова не сходили с афиш до самого их отъезда из города.

Вот один из образчиков того времени: «Подотдел искусств 1-й владикавказский советский театр. В четверг, 3-го июня (1920 г.) представлено будет: Три миниатюры В революционные дни: 1. Пламя. Драма в 1 д. соч. Ю. Слёзкина. 2. Самооборона. Юмореска в 1 д. соч. М. Булгакова. 3. Красноармейцы. Инсценировка стихов Демьяна Бедного. Лубок Юр. Слёзкина». [5, с. 143] Или вот: «14 октября 1920 г. «Вступительное слово «Чеховский юмор» прочтёт М.А. Булгаков. Юрий Слёзкин выступит с материалом «Чехов в воспоминаниях современников». [с. 159] Перед этим 25 августа во Втором советском театре («Гигант») в живом журнале искусства и литературы «Карусель» Юрий Слёзкин читает свой рассказ «Фонарь в переулке». Булгаков выступает со статьёй «Хроника искусств». [5, с. 158]

Встретились они как друзья и в Москве, где Слёзкин безоговорочно признавался маститым писателем. Л.Е. Белозерская, вскоре ставшая второй супругой Булгакова, вспоминала: «Москва только что шумно отпраздновала встречу Нового 1924 года. Была она в то время обильна разнообразной снедью и червонец держался крепко... Из Берлина на родину вернулась группа «сменовеховцев». Некоторым из них захотелось познакомиться или повидаться с писателями и журналистами-москвичами. В пышном особняке в Денежном переулке был устроен вечер.

Вот трое — они пришли вместе: Дмитрий Стонов, Юрий Слёзкин и Михаил Булгаков. Только вспомнить о них надо не как о трёх мушкетёрах, а в отдельности. О первом я помню, что он писал рассказы и нередко печатался в те годы. А вот Юрий Слёзкин. Неужели это тот самый петербургско-петроградский любимец, об успехах которого у женщин ходили легенды? Ладный, темноволосый, с живыми тёмными глазами, с родинкой на щеке на погибель дамским сердцам... Вот только рот неприятный, жёсткий, чуть лягушачий. Он автор нашумевшего романа «Ольга Орг»... А вот за Слёзкиным стоял начинающий писатель — Михаил Булгаков, печатавший в берлинском «Накануне» «Записки на манжетах» и фельетоны...» [4, с. 192]

В тех «Записках...», печатавшихся в берлинском журнале, красавец с родинкой на щеке мог прочитать иные, не очень приятные воспоминания о Владикавказе: «Беллетрист Юрий Слёзкин сидел в шикарном кресле. Вообще всё в комнате было шикарно, и поэтому Юра казался в ней каким-то диким диссонансом. Голова, оголённая тифом, была точь-в-точь описанная Твеном мальчишкина голова (яйцо, посыпанное перцем). Френч, молью обгрызенный, и под мышкой — дыра. На ногах — серые обмотки. Одна — длинная, другая — короткая. Во рту двухкопеечная трубка. В глазах — страх с тоской в чехарду играют». [6, т. 1, с. 476]

Наверное, не очень хотелось уже вставшему «на ноги» московскому писателю читать о себе подобное, тем более, что прототип Булгакова в романе «Столовая гора», выведенный под именем Алексея Васильевича Турбина, не похож на человека с разными обмотками и с обритой после тифа головой. Да, человек Турбин осторожный, своеобразный, но приличный и внешне, и в поступках.

Так уж получилось, что маститый и начинающий писатели обменялись литературными «подарками». В марте 1924 г. Булгаков дарит Слёзкину свою «Дьяволиаду», с автографом: «Милому Юре Слёзкину в память наших скитаний, страданий у подножия Столовой горы. У подножия ставился первый акт Дьяволиады, дай нам Бог дожить до акта V-го — весёлого с развязкой свадебной». [13, с. 175]

В 1925 году Слёзкин отвечает только что вышедшим романом «Девушка с гор»: «Дарю любимому моему герою Михаилу Афанасьевичу Булгакову». [13, с. 182]

Эти надписи на титулах пахнущих свежей типографской краской книгах подписывали уже более или менее благополучные литераторы, а тогда во Владикавказе 1920 года Слёзкин, очевидно являлся для Булгакова, начинающего путь в большую литературу и соратником по подотделу искусств, и другом, и палочкой-выручалочкой. О значении в то время старшего товарища напомнила первая супруга Татьяна Николаевна: «Вообще Слёзкин много подотдел внёс. Через Владикавказ ведь масса народу ехала, много артистов, музыкантов... Он организовал всех, театр заработал, там хорошие спектакли шли: «Горе от ума», Островского вещи, концерты стали давать, потом опера неплохая была, да в таком небольшом городке...» А когда Слёзкин с женой и родившимся во Владикавказе сыном уехали, то стал собираться и Булгаков. [9, с. 81]

И всё же ответить однозначно на их владикавказские и последующие отношения нельзя. Хотя бы, прежде всего, понять, когда они познакомились. Во время внимательных, неторопливых бесед с Татьяной Николаевной Леонид Паршин записал: «Татьяна Николаевна твёрдо помнит, что со Слёзкиным Булгаков познакомился позже, когда в её сопровождении «то ли по объявлению, то ли еще как» отправился в подотдел искусств Городского отдела народного образования устраиваться на работу...» [9, с. 83] Тогда как же объяснить другое сообщение, что в только что открытой перед самым уходом белых газете «Кавказ» (февраль 1920 г.) среди сотрудников значатся и Ю. Слёзкин, и М. Булгаков. [3, с. 132] Но на это булгаковеды не обращают особого внимания — возможно, в редакционный список они попали, но знакомы в то время могли и не быть. А вот появление Слёзкина у постели больного Булгакова и планы создать подотдел искусств, скорее всего, придуманы автором «Записок на манжетах». В этом произведении, как установлено, необходимо сверять каждую строчку, так как вымысел в нём тесно переплетён с реальностью. Вот уже упоминаемое автором шикарное кресло и шикарная комната в действительности существовали, ибо Булгаков болел на квартире в доме генерала Гаврилова, куда их с женой пригласила хозяйка, чтобы избежать уплотнения жилплощади, начатого новыми революционными властями.

Слёзкин является начальником Булгакова и ведёт себя как типичный руководитель, от которого зависит многое. Так, он решает после успешно проведённого на сцене театра «Чеховского юмора» провести «Пушкинский вечер» и составляет вместе с Булгаковым программу. Тут же командирским тоном для оформления вечера приглашает новую художницу, заведующую изобразительным отделом. И она рисует портрет поэта, похожего на гоголевского Ноздрёва. Вечер вначале не удался, но вскоре зрители заразительно смеялись вместе с ведущим. [6, т. 1, с. 485—486]

Внимательного отношения требует и текст романа «Столовая гора», так как с помощью этого произведения можно многое представить о прошлом. Хотя бы загруженность Алексея Васильевича Турбина в должности заведующего театральной секцией, занимающегося множеством вопросов — от сохранения памятников до составления революционных плакатов. Не зря считают, что роман Слёзкина может служить своеобразным источником, помогающим восстановить облик Булгакова 1920—1921 годов. [3, с. 138] Возможно и так. Ведь в жизни героев романа происходило всё значительно проще. Известно, что новое революционное начальство не оценило стараний первых работников подотдела и, как установил Д.А. Гиреев, они после проверки были изгнаны, то есть освобождены от работы. [1, с. 139]

Напрашивается предположение, что новое начальство просто приобрело важную, с налаженной работой организацию, оговорив её первых сотрудников, имеющих подмоченное социальное происхождение: М. Булгаков — сын профессора, Ю. Слёзкин — из генеральской семьи.

В начале 30-х пути Слёзкина и Булгакова расходятся, они видятся всё реже и реже. У Слёзкина, кроме изданного собрания сочинений, выйдет роман «Брусилов». Но он так и не узнает, что в неопубликованном «Театральном романе» его владикавказского товарища ему будет отведена роль некоего Ликоспастова, завидовавшего творческим успехам старого друга. Но это уже мнение Е.С. Булгаковой и её сына Сергея Шиловского. [6, т. 4, с. 665] Ведь никакие параллели и намёки не могут убедить внимательных читателей в том, что автор действительно имел в виду своего старого владикавказского друга Юрия Слёзкина. Об этом поведал Станислав Никоненко в своей публикации «История дружбы двух писателей в кривом зеркале литературоведов» в журнале «Дарьял». [13, с. 172—195]

Какие основания стали утверждением того, что персонаж «Театрального романа», называемый «змеёй» и другими нелестными эпитетами, действительно человек, прошедший с Булгаковым весь владикавказский период, испытавший с ним холод и голод? Несколько схожих утверждений и только. Мнение Е. Булгаковой и её сына ничем не подтверждается. Более того, нет никаких оснований проводить параллели между рассказом Ликоспастова «Жилец по ордеру» и романом Ю. Слёзкина «Столовая гора». Во-первых, рассказ и роман — жанры разные, а, во-вторых, журналист, выведенный в рассказе, — «хитрый, лукавый карьерист» — в романе не встречается. [6, т. 4, с. 433] Алексей Васильевич Турбин — человек осторожный, но не лживый и не лукавый. Возможно, Слёзкин завидовал драматургическим успехам Булгакова, и тот подобное чувствовал, но сравнивать его с Ликоспастовым оснований особых не было. Правда, если вспомнить опять беседу Татьяны Николаевны и Леонида Паршина: «...Со Слёзкиным Михаил потом поссорился. Он его в глаза хвалил, а за спиной чёрт те что рассказывал», — то можно предположить, что образ Ликоспастова вырос не на пустом месте. [9, с. 101]

И всё же положительного в их совместной работе во Владикавказе было больше. О том, что подотдел искусств при Слёзкине и Булгакове работал плодотворно, проговорился в январе 1922 г. и их злейший враг фельетонист Вокс уже в газете «Горская жизнь». «Концерт во Владикавказе из произведений Грига в зале Консерватории, на фоне почти умершей культурной жизни, мы горячо приветствуем. Последние дни так обнищала театральная и музыкальная жизнь Владикавказа, что о прошлогоднем сезоне приходится вспоминать, как о празднике...» Вокс сетует, что из Владикавказа бегут инженеры, врачи, музыканты, актёры, литераторы, художники, и резко критикует «доморощенных рыцарей из Худо-Нарком проса. [5, с. 167]

Есть сведения, что Юрий Слёзкин приезжал в 1938 г. во Владикавказ в творческую командировку, но подробности его пребывания не известны. [16, с. 323—324]