В жизни каждого творческого человека происходит встреча, которая заряжает его надолго необыкновенной энергией существования и определяет его дальнейшие поступки. Подобной встречей для владикавказского гимназиста Константина (Дзахо) Гатуева (1892—1938 гг.) явился его приход в 1910 г. в редакцию газеты «Терек» со стихотворением, посвящённым Льву Толстому, и знакомство с известным журналистом Сергеем Мироновичем Костриковым-Кировым.
Дружба начинающего поэта с неординарным репортёром и революционером, спустя всего несколько лет превратившимся в одного из вождей страны Советов, определила путь молодого человека в революцию и к резкому отрицанию царского самодержавия. Ради этих благородных принципов выпускник владикавказской мужской гимназии бросил на последнем курсе Московский государственный университет и окунулся в кипучие волны революционной деятельности.
С 1920 г. по 1923 г. Константин Гатуев занимает ряд ответственных должностей в системе победившей на Северном Кавказе советской власти: заместитель заведующего Терско-Кавказского телеграфного агентства, заместитель председателя Терского политпросвета, а в первом правительстве Горской АССР с 1920 г. по 1923 г. на ответственной должности заведующего художественным отделом Наркомпроса (народного комиссариата просвещения). После 1925 г. Гатуев выбирает уже путь научного и творческого работника.
Журналистика позволила аспиранту кавказской секции Института Востока, а вскоре сотрудника Коммунистического университета трудящихся Востока написать серьёзные научные труды. Многочисленные экспедиции и поездки и солидный собранный этнографический материал открывают Гатуеву дорогу к серьёзному писательскому труду. Художественные очерки осетинского писателя: «Куртатинское предание», «Кавцинк», «Гизельстрой», «Мироныч», повести «Ингуши», «Гага-аул» — становятся широко известными на Северном Кавказе, а повесть «Зелимхан», в начале 30-х годов экранизированная на Московской кинофабрике немого кино, становится заметным явлением в стране и демонстрируется во многих странах. Конечно, отрицание дореволюционного мира не позволило Гатуеву увидеть в народном герое черты смелого и жестокого разбойника. Но повесть «Зелимхан» ещё дважды солидными тиражами (1965 г. и 1971 г.) издавалась Северо-Осетинским книжным издательством.
Дзахо Гатуев не остановился на стихотворении, посвящённом Льву Толстому: свой литературный путь он начал как поэт и находился в 1920—1921 гг. в ближайшем владикавказском окружении М.А. Булгакова. «Мы не знаем, кто был прототипом осетинского пролетарского поэта Авалова, — пишет публикатор «Столовой горы» в журнале «Дарьял» Станислав Никоненко. — Некоторые исследователи предполагают, что прообразом послужил редактор местной газеты Г.С. Астахов. Но, возможно, это собирательный образ». [12, с. 16]
Вполне возможно, ведь на страницах романа действуют самые разные герои. Это известный аварский художник Халил-Бек Мусаев и Алексей Васильевич Турбин, очень напоминающий М.А. Булгакова. В советском Владикавказе, из которого только что ушли деникинцы, первым, с кем знакомится Алексей Васильевич, вышедший на поиски работы, стал... Но вновь предоставим слово Слёзкину:
«В редакции на месте редактора сидел юноша с бородой, в бурке, с револьвером — член ревкома.
— До прихода законной власти газета поступила в распоряжение временного революционного комитета, — говорит он, сверля глазами Алексея Васильевича. — Старые сотрудники могут оставаться на своих местах, если...
Юноша смотрит на свой револьвер. Алексей Васильевич тоже смотрит на него.
— Да, конечно, если.
— Объявлены вне закона только те, кто эвакуировался с Добрармией. Остальные будут амнистированы.
Алексей Васильевич в окно видит Столовую гору, за Столовой горой — Казбек. Улыбочка всё ещё не оставляет углы его губ. Любезная, смущённая, лукавая улыбка...
Алексей Васильевич съёживается. В улыбке его сейчас только любезность. Но внезапно лицо юноши расплывается. Всё его чёрное бородатое лицо сияет, глаза из-под сросшихся бровей смотрят смущённо, по-детски. Он заканчивает:
— Я тоже поэт... Осетинский поэт... Авалов...
Улыбка явственней играет на губах Алексея Васильевича. Они протягивают друг другу руки. На столе между ними всё ещё лежит револьвер». [12, с. 40]
В этом отрывке немало вопросов. Прежде всего, обратим внимание на то, что оставшегося во Владикавказе Алексея Васильевича (Булгакова) навряд ли ещё могли величать писателем. А впрочем, уже на бесплатном спектакле для Красной армии и членов профсоюзов в первом отделении после исполнения «Интернационала» вступительное слово предоставили именно «писателю Булгакову», не написавшему ещё ни одной своей пьесы для местного театра. [5, с. 139]
Слёзкин познакомил читателей ни с кем иным, как осетинским поэтом Дзахо Гатуевым, которого в те годы, как рассказывал его друг Христофор Иванович Грибенник, за мягкий характер и юношескую прямолинейность товарищи называли не иначе, как «Костиком». И был он также с бородкой и в бурке. В таком же наряде читал со сцены и свои стихи. 25 августа 1920 г. во 2-м советском театре «Гигант» подотдел искусств устроил выход первого живого журнала искусства и литературы «Карусель». Слёзкин читал свой рассказ «Фонарь в переулке», Булгаков — литературные итоги и сообщил хронику искусств, вспомнили о новой книге Маяковского, а потом с чтением стихов выступили «К. Гатуев, Г. Евангулов, Рюрик Ивнев и Н. Щуклин». [5, с. 158]
Ещё Д.А. Гиреев в своей известной книге о Михаиле Булгакове отмечал, что «во Владикавказе с 12 июня 1920 г. начал выходить журнал, представляющий исключительный интерес и величайшую редкость». Речь о журнале «Творчество» и вышедших его четырёх номерах. [1, с. 133]
Не менее интересен и редок и журнал «Горская мысль», в котором принимал активное участие Константин Гатуев, публикуя свои рассказы и стихотворения. Литературно-художественный и научно-популярный журнал «Горская мысль» (№ 3 за февраль 1922 г.), орган Народного Комиссариата по просвещению Горской АССР, печатался на газетной бумаге, но видно хорошего качества, так как прошли десятилетия, а он не превратился в безликую жёлтую массу.
Проза Дзахо хорошо известна, а вот с поэзией есть возможность познакомиться впервые. Тем более, что подобные стихи он читал и со сцены советского театра. Неясно только одно: почему в известном списке о разгоне подотдела искусств оказался Константин (Дзахо) Гатуев? И возможно ли было «изгонять» из подотдела человека, имевшего заслуги перед революционным движением, тем более вскоре ставшего одним из руководителей Наркомпроса Горской республики?
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |