1
«Ничего "народного", "общественного", "национального" не было в столкновении советских и украинских банд — безыдейных, малочисленных и неорганизованных»1, — писал Антон Иванович Деникин. И те, и другие были для белого генерала врагами, о врагах же трудно писать объективно. Однако, хотя армия Муравьева и воевала за деньги, считать ее безыдейной будет несправедливо. Неверно считать простыми бандитами и украинских националистов. Это были немногочисленные, но идейные бойцы, и на войну с большевиками они смотрели как на новое сражение с ненавистным «москалем». «Как черные вороны окружила2 нашу Украину росийско-большевистская <...> грабительская орда...» — говорилось в опубликованном 11 (24) января воззвании «К украинскому студенчеству»3. Украинские националисты уже в 1918 году утверждали, что борются не только с большевизмом, но прежде всего с «москалями», с «кацапами». Слова «москаль» и «кацап» встречаются в украинских источниках того времени и в мемуарах едва ли не чаще, чем слово «большевик». Аверкий Гончаренко называет своих противников просто: «червоні москалі»4.
Национальная вражда между русскими и украинцами с каждым днем ширилась. В ноябре 1917-го академик Вернадский возвращался из большевистского Петрограда на Полтавщину, где у него было небольшое имение. Ехал вместе с солдатами, слушал их разговоры «очень интересные, но в общем — безотрадные». Ему запомнились две темы разговоров, очевидно, самые актуальные для солдат, возвращавшихся по домам. Первая тема — нажива: где б дешево купить и дорого продать. Солдаты уже превращались в мелких торговцев-мешочников. «Другая тема — украинцы—русские, невозможность дружного сожительства»5, — замечал Вернадский.
Ленин очень старался избежать борьбы русских с украинцами или хотя бы сделать вид, что такой борьбы нет. И речи не должно было идти о захвате, оккупации Украины русскими войсками. Большевики изображали поход Муравьева как восстановление советской власти на Украине, а Украину — как часть федеративной России. Есть, мол, законная советская украинская власть, и трудящиеся Украины ее защищают.
Даже названия новых органов власти в Харькове почти напоминали киевские. В Киеве была столица Украинской Народной Республики. В Харькове — Украинской Народной Республики Советов. Киевское правительство называлось Генеральным секретариатом, Харьковское — Народным секретариатом. Трудящиеся Украины борются с «буржуазно-помещичьей» Радой, а московские и петроградские красногвардейцы им только помогают. Делегацию от харьковского правительства привезли даже в Брест-Литовск, где шли переговоры между Германией, Австро-Венгрией, большевистской Россией и УНР. Однако хорошо информированные немцы харьковских товарищей всерьез не восприняли и переговоры вести с ними отказались.
Правда, собственно украинцев в харьковском правительстве и в ЦИКУке не хватало. Там преобладали русские, евреи, немцы. Из двенадцати «народных секретарей» (министров) только четверо говорили по-украински. А в армии дела обстояли намного хуже: «...отряды Муравьова считали себя великорусскими войсками»6, — утверждал Владимир Затонский. Антонов-Овсеенко признавал, что в Харькове в распоряжении советской украинской власти вообще не было украинских войск7. Первым и единственным украинским подразделением этой армии станет полк червонного казачества, сформированный, как мы помним, из пленных украинцев. Но их было немного. Часть червонных казаков пришлось оставить нести гарнизонную службу в Полтаве. Под Киевом «украинских войск "червонного казачества" было всего 300 чел. под началом Примакова и 150 чел. в Бахмаче»8, — признавал сам Муравьев.
Командирами тоже были отнюдь не украинцы, хотя большевистское руководство всеми силами старалось продвигать на высокие должности именно «украинских товарищей». В Полтаве к муравьевцам присоединился украинский большевик Козюра, которого Егоров тут же сделал начальником штаба своей 1-й армии. А накануне штурма Киева Народный секретариат назначил нового командующего армией — прапорщика Юрия Коцюбинского. Молодому человеку исполнился только двадцать один год, войсками он никогда не командовал. В январе стал народным секретарем по военным делам (военным министром) харьковского правительства, а теперь должен был формально руководить штурмом Киева. Причину такого назначения объясняли откровенно: «...чтоб не оскорблять национальные чувства украинцев, которые, в противном случае, могли бы понять борьбу с Центральной радой и, главным образом, взятие Киева — украинской столицы — как завоевание Великороссией Украины». Коцюбинский же назначается потому, что он «украинец и сын известного народу украинского писателя Коцюбинского»9.
Впрочем, Юрий Михайлович не тушевался перед вооруженными красногвардейцами. В отличие от своего отца, мягкого, интеллигентного человека, Юрий старался показать себя решительным, грубым и властным начальником. Принимая посетителей, он клал на стол заряженный револьвер. Бумаги подписывал на колене, сало не нарезал ножом, а просто откусывал или отрывал от шмата кусочки10 и запихивал немытыми пальцами себе в рот. Пусть все знают, что он не интеллигент в пенсне, а казак.
Позднее на место Коцюбинского-младшего большевики назначат Антонова-Овсеенко. Ленин настаивал: нужна «решительная и безоговорочная перелицовка имеющихся на Украине наших частей на украинский лад». Даже предлагал «запретить Антонову называть себя Антоновым-Овсеенко — он должен называться просто Овсеенко»11.
Эта политика первое время была успешной для большевиков. Еще недавно даже «рабочие массы <...> начали проявлять колебания и склонялись к поддержке Ц. рады, рассматривая ее как украинское национальное правительство». Но после создания советского украинского правительства «борьба с Великороссией отодвигается на второй план»12. Тем, кто не видел армии Муравьева, кто не был информирован о настоящем положении дел, казалось, будто в самом деле воюют два украинских правительства. И симпатии народа склонялись к поддержке наиболее радикального, большевистского.
2
Но Ленин, Орджоникидзе, Сталин и другие умные товарищи, проводившие национальную политику советской России, не могли ничего поделать с национальными чувствами самого Муравьева и его войска. После назначения Коцюбинского Муравьев был просто в ярости и не вполне успокоился, даже когда его заверили, что Коцюбинский будет лишь подписывать документы, а командующим останется он, Муравьев. Задето было не только честолюбие Муравьева, но и его национальные чувства: «К украинскому народу он относился с пренебрежением. Были в его словах централистические тенденции»13, — утверждал Владимир Затонский. Да Муравьев и не скрывал даже перед следствием, что ему крайне не понравилась такая уступка украинским националистам. Русский человек, он не признавал «украинского вопроса» и вполне искренне боролся против украинского сепаратизма. «Централист по своим убеждениям, враждебный идее независимой Украины»14, — писал о нем Антонов-Овсеенко. Муравьев «рассматривал себя начальником войск специально российских»15, — констатировал украинский большевик Николай Скрипник.
Среди красногвардейцев Донбасса были люди явно украинского происхождения вроде того же Дмитрия Жлобы. Но этот сын украинского батрака родился и вырос уже в Киеве, жил в рабочих поселках Донбасса, трудился на шахтах. В городе среди промышленных рабочих преобладали русские люди. В русской этнокультурной среде украинские ребята довольно быстро ассимилировались, видимо, еще в детском возрасте. Так или иначе, но сами большевистские начальники не считали красногвардейцев Макеевки и Харькова украинцами.
Всего войска Муравьева накануне штурма Киева насчитывали до 8500—9000 человек, украинцев там было несколько сотен. Точно установить трудно, но помимо 200—300 червонных казаков из отряда Примакова были украинцы и в обеих революционных армиях. На Киев шли сибирские стрелки, балтийские матросы, московские, петроградские, тверские, брянские, харьковские, макеевские красногвардейцы. Вряд ли справедливо называть это войско русской армией, да и сражалось оно не за Россию, а за власть большевиков. Однако русский большевик, «как и всякий другой русский, также привык считать всё украинское своим, русским, также не раз кривился и говорил: "Э, какая там Украина! Всё это мелкобуржуазные выдумки. Хохлы — это те же русские", только добавлял еще, что "хохлацкий национализм" разъединяет единый русский пролетариат»16.
3
Киевское направление было главным, но не единственным фронтом этой войны. Война расколола даже Черноморский флот. Крейсер «Память Меркурия» поднял жовто-блакитный флаг. Украинцы оказались там в большинстве. Тогда двести русских военных моряков (более трети экипажа) в знак протеста покинули корабль. Из офицеров на крейсере остался только мичман Дьяченко. С собой русские унесли корабельную святыню — Георгиевский Андреевский флаг, который был не нужен победившим украинцам. За историю Российского императорского флота только два корабля получили в награду за удивительный, невероятный героизм георгиевские флаги: «Азов» и «Меркурий». Их наследниками стали «Память Азова» (на Балтийском флоте) и «Память Меркурия» (на флоте Черноморском). Теперь русские офицеры и матросы со слезами на глазах развернули Георгиевское знамя и под звуки военного оркестра перевезли на: берег. Но и флаг Украинской Народной Республики недолго развевался над крейсером. Уже в феврале 1918-го «Память Меркурия» захватят большевики.
Под Одессой, Херсоном, Николаевом против созданных украинцами гайдамацких куреней воевал Румчерод — Центральный исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы. Первые в истории этого города уличные бои развернулись именно между войсками Румчерода и гайдамаками. Черноморский флот поддержал большевиков огнем корабельных орудий. Победа осталась за большевиками, которые заняли не только Одессу, Николаев, Херсон, но и Елизаветград и дошли до самого Днепра.
Совсем иначе развивались военные действия на Западной Украине. Там шла война между украинизированными и большевизированными фронтовыми частями. Те и другие совершенно позабыли о немцах, тем более что с декабря на фронте действовало перемирие. Если бы немцы в самом деле намеревались захватить Украину и присоединить ее к Германии, лучшего времени нельзя было и найти. Однако они соблюдали перемирие, ожидая результатов переговоров в Брест-Литовске.
В этой войне трудно прочертить линию фронта. В отдельных городах отряды, верные Центральной раде, воевали с красногвардейцами, украинцы — с русскими или с евреями. Так, в Умани прямо на заседание местного совета ворвался комиссар киевского правительства Суровцев с солдатами из куреня смерти и тут же, на месте, расстрелял товарища Пионтковского (члена ЦИК Советов Украины) и товарища Урбайлиса (члена местного Совета), попутно «разгромив все, что возможно было»17.
Но обычно фронтовые части не столько уничтожали, сколько разоружали друг друга. И долгое время перевес был на стороне украинцев. Они полностью разоружили некогда грозный Туркестанский корпус, но до поры до времени не могли справиться со 2-м гвардейским. Как считает украинский историк Ярослав Тинченко, борьба на этом фронте закончилась бы победой украинцев, если бы не киевская катастрофа УНР.
Примечания
1. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Кн. 2. Т. 2. С. 172.
2. В оригинале — «обсіла» (обсела).
3. Нова Рада. 1918. 11 (24) січня; Бій під Крутами в национальны пам'яти: Збірник документів і матеріалів. Київ: ДП НВЦ «Пріоритети», 2013. С. 43.
4. Гончаренко А. Бій під Крутами. С. 6.
5. Вернадский В.И. Дневники 1917—1921. С. 226.
6. Гриневич В.А., Гриневич Л.В. Слідча справа М.А. Муравйова. С. 222.
7. Там же. С. 216.
8. Там же. С. 297—298.
9. Гриневич В.А., Гриневич Л.В. Слідча справа М.А. Муравйова. С. 280—281.
10. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 225.
11. Ленин В.И. ПСС. Т. 50. С. 50.
12. Бош Е. Год борьбы. С. 110.
13. Гриневич В.А., Гриневич Л.В. Слідча справа М.А. Муравйова. С. 222.
14. Там же. С. 217.
15. Там же. С. 106.
16. Винниченко В. Відродження нації. Ч. 2. С. 268.
17. Бош Е. Год борьбы. С. 117.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |