Публикация воспоминаний Аверкия Гончаренко и сочинения украинских историков вернули юнкерам училища имени Богдана Хмельницкого заслуженную славу. И про «триста студентов» в серьезных научных работах больше не пишут, как не пишут и о ржавых ружьях в руках не умеющих стрелять гимназистов. «Сечевики (студенты из куреня сечевых стрельцов. — С.Б.) показали себя прекрасной боевой силой, бесстрашно встречали опасность и спокойно шли в наступление под градом пуль»1, — вспоминал Иван Шарый, участник боя под Крутами. «Особенно большое упорство проявили под Крутами добровольцы из числа реакционного студенчества»2, — писали советские историки червонного казачества.
Муравьев даже решил, что его войска сражались с основными силами Петлюры. Он телеграфировал в Совнарком и в штаб Антонова-Овсеенко: «После двухдневного боя 1-я революционная армия Егорова при поддержке 2-й армии Берзина у ст. Круты разбила контрреволюционные войска Рады, предводимые самим Петлюрой. <...> Войска Рады состояли из батальонов офицеров, юнкеров и студентов...»3
Сам Антонов-Овсеенко пишет об этом бое как о единственном серьезном столкновении с противником при наступлении на Киев. И это признание дорогого стоит.
Юнкера Гончаренко, студенты и гимназисты Омельченко не были ни спартанцами, ни сказочными героями, но они как могли исполнили свой солдатский долг. А что сказать о бойцах украинизированных полков, которые разбежались, разъехались по домам, объявили нейтралитет или грозились ударить в тыл своим соотечественникам? Куда делись десятки, сотни тысяч сторонников незалежности? Носили на руках Грушевского, ругали «москалей», требовали создать Украинскую республику, а когда эту республику надо было защищать — исчезли. Оставили оборону Киева на горстку добровольцев-гайдамаков да юнкеров и студентов.
«Молодой цвет нашей армии — юнкеров — бросили в почти безнадежную борьбу, тогда как среди безумной анархии десятки тысяч вооруженного, испытанного в боях воинства беззаботно демобилизовались»4, — возмущался Аверкий Гончаренко. Хуже того, украинские селяне и солдаты были настроены к юнкерам враждебно, «смотрели косо на "интеллигентов"-юнкеров»5.
В Броварах петлюровцам преградил путь полк имени Наливайко, перешедший на сторону большевиков. Переговоры с наливайковцами взял на себя Волох. Офицерам удалось собрать полк на митинг. Волох обратился к солдатам с речью. Говорил он коротко, «доступным для военных языком с добавлением русского мата». Волох объяснил наливайковцам, «кто они такие и что собой представляют»6. После этой речи несколько десятков наливайковцев вместе с командиром присоединились к петлюровцам, а большая часть полка просто разошлась, бросив полковое имущество и оружие, которое перешло к петлюровцам.
Многие украинские части в январе—феврале 1918 года объявили себя нейтральными, вывесив у своих казарм белые флаги. В числе нейтральных был полк имени Шевченко, сформированный из украинцев — участников Февральской революции, бывших солдат гвардейских полков. Командир черных гайдамаков попытался их разубедить:
«— Что значит ваш нейтралитет? <...> И почему полк не выступает на защиту Украинской республики?
— Мы не хотим вмешиваться, пойдем за теми, кто победит»7.
Прибывший на защиту Екатеринослава от большевиков полк имени Пилипа Орлика был настолько разагитирован большевиками, что образованные украинские националисты называли его «троянским конем»8 и опасались не меньше, чем муравьевцев.
Трудно поверить, что еще недавно целые подразделения 1-го Украинского корпуса по собственной инициативе прибывали в Киев, чтобы обезоружить большевиков и защитить Украинскую республику. Трусость, равнодушие к общественным делам, к Отечеству, отсутствие патриотизма бросались в глаза. Владимир Винниченко был поражен, как вдруг возненавидели Центральную раду простые люди; эта ненависть больше всего распространена была среди солдат, «и особенно среди таких, кто не мог даже говорить по-русски, а только по-украински, которые, значит, были не латышами и не русскими, а своими, украинцами. С каким презрением <...>, с каким мстительным глумом говорили они про Центральную раду, про генеральных секретарей и их политику»9.
Украинский национализм как будто испарился. Все это дало основания Антону Деникину написать: «...клич "Хай живе Вильна Украина" совершенно не будил ни разума, ни чувства в сколько-нибудь широких кругах населения, отзываясь неестественной бутафорией»10. Между тем Антону Ивановичу не мешало бы вспомнить недавние уличные бои в Москве и почти полное равнодушие русского офицерства к событиям, в которых решалась судьба России на долгие десятилетия вперед.
Белогвардеец Сергей Мамонтов рассказывал, как большевики вскоре после своей победы устроили в Москве обязательную регистрацию офицеров. И офицеры, опасаясь возможного ареста, послушно плелись в здание Алексеевского училища в Лефортове, где проходила регистрация: «На необъятном поле была громадная толпа. Очередь в восемь рядов тянулась на версту. Люди теснились к воротам училища, как бараны на заклание. Спорили из-за мест. Говорили, что здесь 56 000 офицеров, и, судя по тому, что я видел, это возможно. И надо сказать, что из этой громадной армии только 700 человек приняли участие в боях в октябре 1917 года. Если бы все явились, то всё бы разнесли и никакой революции не было. Досадно было смотреть на сборище этих трусов. Они-то и попали в ГУЛАГ и и на Лубянку. Пусть не жалуются»11.
Русские в Киеве вели себя не лучше. Аристократия и буржуазия спешили спустить свои капиталы на кутежи и оргии, только бы нажитое не досталось ни украинцам, ни большевикам. Фешенебельные отели заняла гвардейская молодежь. Флиртовали с дамами, пили, танцевали танго — танец, тогда считавшийся неприличным, почти порнографическим: «Наступающий новый 1918 г. мы легкомысленно весело встретили в зале гостиницы "Континенталь". Зал, залитый электрическим светом, был битком набит предводителями киевского высшего "общества", цветом адвокатуры, торгово-промышленного класса, банкирами, блестящими гвардейскими офицерами, крупными землевладельцами, журналистами, словом, сливками самого "буржуйского" общества. Дамы в роскошных вечерних туалетах по последнему модному венскому (французский журнал не доходил) журналу, в бриллиантах, изумрудах, мужчины — в прекрасно сшитых фраках, военные — в мундирах с орденами. Душою вечера был талантливый рассказчик — поэт Сергей Сокольский, через две недели после этого расстрелянный большевиками»12.
Так что русские и украинцы стоили друг друга. И в России, и на Украине идейные юнкера и добровольцы, из которых можно было на первое время набрать отряд, были исключением. В Ростове было немало военных, много богатых людей, но мало кто из офицеров присоединился к белогвардейцам Добровольческой армии, а русские буржуа в большинстве своем не хотели тратиться на спасение России. Предпочли, чтобы деньги у них отобрали большевики или анархисты. Самым щедрым оказался не русский, а еврей Борис Гордон, который пожертвовал для Добровольческой армии 200 000 рублей (а всего в Ростове собрали полмиллиона)13. Ростов и Новочеркасск заняли красные, генерал Каледин застрелился, Алексеев, Корнилов и Деникин вынуждены были отступить на Кубань, начав свой легендарный Ледяной поход.
Примечания
1. Шарий І. Січовики під Крутами // Січень 1918 року: документа, матеріали, дослідження, кіносценарій. Київ: Просвіта, 2008. С. 170.
2. Дубинский И., Шевчук Г. Червонное казачество. Киев: Политиздат Украины, 1977. С. 25.
3. Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне 1917—1918. Кн. 1. Т. 1. С. 178, 179.
4. Гончаренко А. Бій під Крутами. С. 5.
5. Там же. С. 5.
6. Тинченко Я. Перша Українсько-Більшовицька війна...
7. Тинченко Я. Перша Українсько-Більшовицька війна...
8. Мазепа І. Україна в огні и бурі революції 1917—1921. Т. 1. С. 37.
9. Винниченко В. Відродження нації. Ч. 2. С. 260.
10. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Кн. 2. Т. 2. С. 172.
11. Мамонтов С.И. Походы и кони. М.: АСТ, 2018. С. 47—48.
12. Гетман П.П. Скоропадский. Украина на переломе. 1918 год. С. 436.
13. Сергеев С.М. Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия. М.: Центрполиграф, 2017. С. 442—443.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |