Сахарный большевик

Будущий лидер киевских большевиков родился в местечке Городище, где украинские купцы Кондрат Яхненко и Платон Симиренко¹ построили большой сахарный завод. Этим предприятием восхищался еще Тарас Шевченко. В его время богатый, успешный бизнесмен-украинец был редкостью. Отец Георгия (Юрия) Пятакова Леонид Тимофеевич Пятаков был преуспевающим инженером, затем — директором Мариинского свеклосахарного и рафинадного завода и совладельцем фирмы «Мусатов, Пятаков, Сиротин и К».

«Сахарозаводчик» до революции звучало примерно так же, как «нефтепромышленник» в наши дни. Еще в XVIII веке немцы открыли способ получать сахар из свекловицы. А в ХIX—м в России появились первые сахарорафинадные заводы. К началу века XX-го это был быстро развивавшийся и чрезвычайно доходный бизнес, и землевладельцы всё расширяли посевы сахарной свеклы, которая давала прибыль больше, чем товарная пшеница.

«Я впервые в моей жизни живу так близко, бок о бок с людьми, тратящими на себя в год десятки, может быть, даже сотни тысяч, с людьми, почти не знающими, что значит "не мочь" чего-нибудь»², — говорит герой Куприна. «Черт возьми, я еще никогда не ездил с таким шиком! Четверня цугом породистых, прекрасных лошадей, резиновые шины, коляска, серебряные бляшки на сбруе, а на козлах — здоровенный детина, одетый не то казачком, не то грумом... <...> Навстречу нам то и дело попадались длинные вереницы возов, нагруженных доверху холщовыми мешками с сахаром. <...> С Ольховатского завода вывозится ежегодно около ста тысяч пудов сахара»³. Между прочим, Мариинский завод производил сахара в четыре раза больше.

Киевская губерния по количеству сахарных заводов была первой в России. Второй — Харьковская, третьей — Подольская⁴. В Киеве самые роскошные наряды носили не аристократки, а жены, дочери и содержанки сахарозаводчиков: «Они тысячи бросали на последние моды, они и их жены... Моя семипудовая кузина, ожидая примерки нового платья в приемной у знаменитого портного Швейцера, целовала образок Николая-угодника: "Сделай так, чтобы хорошо сидело"»⁵, — рассказывала Анна Ахматова Лидии Чуковской.

Именно на сахаре разбогатела знаменитая семья Терещенко. Михаил Иванович Терещенко, известный банкир, землевладелец, политик и меценат, деловой партнер Эдуарда Ротшильда, оставался одним из крупнейших сахарозаводчиков. Михаил Иванович купил индийский голубой алмаз, названный в его честь алмазом Терещенко (Tereshchenko diamond). Это был второй по величине голубой алмаз в мире (сейчас он четвертый).

Киевский дворец Терещенко располагался на Терещенковской улице, его украшали картины Врубеля, Репина, Верещагина. На рейде Саутгемптона стояла его 127-метровая паровая яхта «lolanda», тогда крупнейшая частная паровая яхта в мире.

Пятаковы не были так богаты, как Терещенко, но и «простым» сахарозаводчикам денег хватало на очень сладкую жизнь. Однако братья Пятаковы нашли для отцовского капитала совсем другое применение. Двое из пятерых сыновей сахарозаводчика Пятакова стали революционерами.

Брат Леонид был инженером и до поры до времени работал по специальности. Георгий, хотя и поступил на экономическое отделение юридического факультета Петербургского университета, вскоре стал профессиональным революционером. С третьего курса его отчислили. Сначала Георгий пристал к анархистам, а позднее перешел к большевикам. На его идейную эволюцию повлияла личная жизнь. Вернувшись в Киев, он познакомился с революционеркой Евгенией Бош. Евгения, дочь богатого немца-колониста Готлиба Майша (Бош она по первому мужу, тоже богатому немцу), была на одиннадцать лет старше Георгия. Время, свободное от воспитания двух уже почти взрослых дочерей, она посвящала революции. Друзья восторженно называли Евгению «типичной большевичкой», в которой «сконцентрировано было все лучшее, что дал большевизм нашей партии, — прямолинейность, чистосердечная преданность революции, непреклонная вера в окончательную победу пролетариата и идейная "твердокаменность"»⁶. Словом, это была безжалостная фанатичка, о ее жестокости в годы Гражданской войны будут ходить легенды. Когда Евгению направят контролировать продразверстку в Пензенской губернии, она лично застрелит из пистолета крестьянина, отказавшегося сдавать зерно.

Фанатизм, «твердокаменность», идейная бескомпромиссность сочетались у Евгении со свободными взглядами на семейные отношения. Академик Солдатенко, биограф Георгия Пятакова, пишет, будто между Георгием и дочерьми Евгении Бош — Ольгой и Марией — «сложились особенные, теплые, больше чем товарищеские отношения»⁷. Целомудренный Солдатенко, историк еще советской школы, обходит пикантные подробности, но похожими словами он описывал и отношения Пятакова с еще одной женщиной, Лилией Карклин, что родила сына от Георгия и даже приезжала к возлюбленному в ссылку — в Иркутскую губернию: «...у молодых людей постепенно возникло желание не ограничиваться деловыми контактами, проявились взаимные душевные порывы»⁸. Ольга и Мария тоже приезжали в ссылку к революционерам (Бош и Пятаков отбывали ее вместе), где навестили не только мать, но и Георгия.

Впрочем, именно в ссылке Евгения и Георгий стали то ли любовниками, то ли супругами. Верным будет и то, и другое. Их брак был «гражданским», оба не признавали венчания в церкви. Кажется, в этой отдельно взятой семье сексуальная революция победила значительно раньше, чем социальная.

Их сослали в Сибирь пожизненно, но родные едва ли не радовались этому: знали, что революционеры все равно убегут. Так и случилось. Евгения и Георгий всего через полтора года бежали из ссылки, через Владивосток, Японию и Америку добрались до Швейцарии. Очевидно, на семейные деньги — капитал сахарозаводчика Пятакова служил надежным финансовым фундаментом для революционеров. Ленин тоже рассчитывал на деньги Пятаковых, когда собрался издавать в Швейцарии новую социал-демократическую газету. Но вскоре он разругался с этой парой радикалов, в том числе и по национальному вопросу. Пятаков и Бош полагали, что после пролетарской революции национальный вопрос исчезнет сам собой, уделять ему внимание — значит идти на поводу у «буржуазных шовинистов». Надо, мол, объединять пролетариат разных наций, а не сплачивать буржуазию и пролетариат одной нации. «Социальную революцию мы мыслим как объединенное действие пролетариев всех стран, которые разрушают границы буржуазного государства, сносят пограничные столбы, взрывают в воздух национальную общность и устанавливают общность классовую»⁹, — писал Георгий Пятаков еще в 1916 году. Ленин с ним ожесточенно спорил.

Весной 1917-го Пятаков впервые столкнулся в публичной дискуссии с И.В. Сталиным. Дело было на апрельской партийной конференции.

Сталин был докладчиком по национальному вопросу. Он кратко изложил основные тезисы: 1. Партия признаёт право наций на самоопределение. 2. Тем нациям, что не захотят отделяться, предоставляется областная автономия. 3. Гарантируется защита прав национальных меньшинств, меньшинствам будет обеспечена возможность свободного развития. 4. Однако партия должна быть едина, ее нельзя дробить по национальным фракциям: «единый нераздельный пролетарский коллектив, единая партия»¹⁰.

Пятаков выступил с «контрдокладом» от своего имени и имени специальной партийной «секции» (комиссии). Это был обычный для него национальный нигилизм. Пятаков утверждал, что национальное государство безнадежно устарело, как устарели и сами нации. Революция возможна только всемирная. После нее появится и всемирное социалистическое хозяйство. Борьба за национальное государство «является в настоящее время реакционной борьбой, ибо под этим флагом будет вестись борьба против социализма»¹¹.

Большинство проголосовало за куда более разумный проект резолюции, предложенный Сталиным. Однако сила и влияние Пятакова в Киеве только возросли. Георгий и его гражданская жена фактически руководили всей киевской организацией большевиков: «Перед нами две задачи: протестовать против мер правительства и, в частности, Керенского, с одной стороны, и бороться с шовинистическими стремлениями украинцев — с другой»¹², — убеждал Георгий киевских товарищей по партии.

Пятаков вынужден был согласиться с Лениным, что судьбу Украины может решить референдум, но был уверен: на этом референдуме население просто не может проголосовать за самостийность¹³. Массовость украинского национального движения оказалась для Пятакова явно неожиданной¹⁴: киевские большевики летом 1917-го старались обходить даже программный для партии лозунг — право наций на самоопределение.

Интересно, что в анкетах Пятаков называл себя украинцем, но родным языком указывал русский. Украинцы же Пятакова своим никогда не считали. Винниченко не раз с возмущением писал о «русском национализме таких "социалистов", как Пятаков», о «пятаковщине» и «пятаковском национализме»¹⁵.

Мужчина двадцати семи лет с копной «нечесаных волос, слитых с бородой в один лохматый комок», «безумные, немигающие глаза»¹⁶, очки в металлической круглой оправе. Так выглядел Георгий Пятаков. Он не раз ссорился со своей любовницей-женой. Причиной были не дурной характер, не пьянство или неверность — нет. Не семейные, а политические, партийные, фракционные разногласия разделяли Евгению и Георгия. Но вот именно в национальном вопросе они не расходились. Сын русского сахарозаводчика и дочь немецкого колониста были крайними интернационалистами, а может быть, и не совсем интернационалистами: «В эпоху финансового капитала национальное движение перестает быть революционным. Оно перестает быть народным. На Украине оно не есть народное»¹⁷, — заявила Евгения Бош на областном съезде РСДРП(б). Пожалуй, под последней фразой подписались бы и Василий Шульгин с Анатолием Савенко, Владимиром Бобринским и Антоном Деникиным¹⁸.

Примечания

1. Имя Симиренко известно, наверное, каждому жителю России. На хуторе Платона Симиренко рос особый сорт крупных кисло-сладких яблок. На эти яблоки обратил внимание сын купца, Лев Платонович, ставший известным на всю Европу садоводом и селекционером. В честь своего отца он и назвал этот сорт Ренет Симиренко.

2. Куприн А.И. Прапорщик армейский // Собр. соч.: в 6 т. Т. 2. С. 118.

3. Там же. С. 114.

4. Россия: Энциклопедический словарь. Л.: Лениздат, 1991. С. 295.

5. Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. С. 55.

6. Солдатенко В. Георгий Пятаков: оппонент Ленина, соперник Сталина. М.: Полит. энциклопедия, 2017. С. 37.

7. Там же. С. 72.

8. Там же.

9. Солдатенко В. Георгий Пятаков. С. 105—106.

10. Седьмая (апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков); Петроградская общегородская конференция РСДРП (большевиков). Апрель 1917 года: Протоколы. М.: Госполитиздат, 1958. С. 212.

11. Там же. С. 214.

12. 1917 год на Киевщине: Хроника событий. С. 104—105.

13. Солдатенко В. Георгий Пятаков. С. 142.

14. Там же. С. 143.

15. Винниченко В. Відродження нації. Ч. 3. С. 161, 189—190.

16. Рапопорт Ю.К. Киев под большевиками // Шульгин В.В. 1919 год: в 2 т. М.: Кучково поле, 2018. Т. 1. С. 407.

17. 1917 год на Киевщине: Хроника событий. С. 430.

18. Правда, это выступление Евгении Бош состоялось в декабре 1917-го, когда большевики и украинские социалисты уже видели друг в друге врагов и готовились к большой войне.