Конец русского Львова

1

После взятия Перемышля Восточная Галиция, казалось, уже прочно была закреплена за Россией. Население или радовалось, или не показывало вида, смирившись со своей участью. На улицах Львова, Тарнополя, Самбора следили за порядком русские городовые. Мальчишки на улицах продавали «Новое время» и «Биржевые ведомости». Вместо исчезнувших украинских вывесок появились русские: «Петроградский базар», «Киевская кофейня»¹.

Уже не только один Владимир Бобринский, но и другие не имевшие военных чинов депутаты Государственной думы зачастили в новое генерал-губернаторство. Приехал председатель Государственной думы Михаил Родзянко. Побывал в Галиции и его коллега по Думе и партии октябристов Александр Гучков. Александр Иванович был человеком отчаянной смелости (добровольцем воевал на Англо-бурской войне, не раз дрался на дуэлях) и считался в Думе экспертом по военным делам. Ему положение дел в Галиции и на Юго-Западном фронте представлялось очень прочным: «Я должен заметить, что наше военное положение, которое мы сейчас занимаем на Карпатах, вполне удовлетворительно и не вызывает никаких опасений»².

Обер-прокурор Синода Саблер даже присмотрел себе во Львове недвижимость. Он обратился к протопресвитеру русской армии отцу Георгию с просьбой: «Нам бы хоть бы два-три домика дали... реквизировали. Я буду просить об этом Верховного, а вы мне помогите»³. А эти «домики» располагались в весьма престижном районе города, недалеко от храма Святого Юра — архикафедрального собора греко-католиков. «Налетели на закордонную Украину за славными русскими героями-орлами русские вороны и давай всё там по-вороньему устраивать»⁴, — писал епископ Никон (Бессонов), прежде долго служивший в епархиях Юго-Западного края.

В апреле 1915-го в Галицию приехал император Николай II. Посетил Перемышль, Самбор и Львов. Львов ему понравился. И не удивительно. Бравые русские солдаты выстроились по сторонам широких (по тем временам) проспектов и площадей — Соборной, Галицкой, Рынка. С фасада дворца Корнякта на новых хозяев города смотрели каменные рыцари. Лев святого Марка над входным порталом Венецианской камяницы будто удивленно повернул голову. Фигуры Мадонны, Марии Магдалины, святого Мартина и святого Станислава светлели над высоким первым этажом Черной камяницы. Даже здание пожарной части в богатстве декора соревновалось с дворцами польских аристократов — Любомирских и Потоцких — и с древними Львовскими камяницами⁵, построенными еще в эпоху ренессанса.

Большой купол доминиканского костёла невольно заставлял прохожих поднять глаза, чтобы рассмотреть пышный декор массивного, величественного и в то же время изящного здания. Нарядный храм Святого Юра (Георгия) больше напоминал дворец богатого и легкомысленного аристократа XVIII века, чем греко-католический кафедральный собор. Построенный почти перед самой войной неоготический костёл Святой Эльжбеты разрезал облачное львовское небо сразу тремя шпилями. Над ратушей реял трехцветный русский флаг. Толпы благодарных жителей приветствовали государя: «Город производит очень хорошее впечатление, напоминает в небольшом виде Варшаву, но с русским населением на улицах»⁶. Власти постарались придать столице Восточной Галиции новый облик: «Русифицированный Львов распластывается с холопской угодливостью. Городовые, газетные киоски, гостиничные лакеи плещут избытком патриотической ретивости. Улицы переполнены полицейскими, матерной бранью <...>. Много погон, аксельбантов и звякающих шпор. Много автомобилей и шелка. Всюду искательные слова и зазывающие улыбки»⁷, — вспоминал военный врач Лев Войтоловский.

Воодушевленный император прочел с балкона генерал-губернаторской резиденции декларацию о воссоединении бывшей «подъяремной Руси» с Россией: «Да будет единая, могучая и нераздельная Русь. Ура!» — так император завершил свою речь. Ему кричали в ответ «ура». Православные епископы служили обедню в униатских храмах. Словом, все шло замечательно.

В Перемышле императору показали укрепления, разбитые русской артиллерией. Казалось, они больше никогда не понадобятся. Николай II осматривал трофейные австрийские пушки: «...сотни громадных крепостных австрийских орудий, снятых с мест и уложенных, как покойники, рядами на земле — все это производило огромное впечатление»⁸.

Император побывал в штабе 8-й армии (он располагался тогда в городе Самборе), где наградил солдат георгиевскими крестами, а Брусилова — погонами и золотым аксельбантом генерал-адъютанта. Позднее, уже на пути в Россию, он наградит и главнокомандующего. Великий князь Николай Николаевич получит Георгиевскую саблю с бриллиантами и надписью «За освобождение Червонной Руси»⁹.

Довольный Николай II вернулся во Львов на автомобиле. Там он пересел на свой личный поезд и навсегда покинул пределы Галиции. Пройдет немногим больше месяца, и почти всю Галицию снова займут австрийские войска.

2

Зимой 1915-го немцы разбили русскую армию в Августовском лесу (между городом Августовом и Гродно), целый корпус генерала от артиллерии П.И. Булгакова попал в плен. Северо-Западный фронт перешел к обороне. Но Ставка вовсе не хотела полностью отказаться от наступательных действий и запланировала новый удар по Австро-Венгрии — через Карпаты. Его сторонниками были и начальник Генерального штаба Николай Николаевич Янушкевич, и командующий Юго-Западным фронтом Николай Иудович Иванов. Иванова тогда поддержал честолюбивый Брусилов: в случае успеха лавры доставались его армии. Если бы русские войска преодолели горы и вышли на Венгерскую равнину, само существование Австро-Венгрии могло оказаться под угрозой.

Но вот беда, русские войска не были подготовлены для войны в горах. Многие солдаты в жизни не видели гор и не были обучены воевать в таких условиях. Одно время они просто замерзали, потому что им вовремя не подвезли зимнее обмундирование: считалось, что оно нужнее войскам Северо-Западного фронта, хотя зима в южной Прибалтике теплее, чем в Карпатах. И чему только обучались в академии русские интенданты?

Отбив неудачное и плохо организованное контрнаступление австрийцев, русские войска перешли в наступление. Одно из самых кровопролитных за всю историю Восточного фронта сражений развернулось в Карпатах. Русским противостояли не только австрийцы, но и немцы из Южной армии Александра фон Линзингена. Жестокие бои шли в заснеженных хвойных лесах, среди громадных вековых елей, на обледенелых склонах горных вершин: «...у подножий гор ревели пушки, пылали леса, а черный дым растягивался змеем по синему небу, ища щелей в лазури, чтобы где-то там смыть с себя сажу и кровь»¹⁰.

Русские упорно штурмовали занятые австрийцами высоты и перевалы. Николай Иванов и Владимир Драгомиров, сменивший Алексеева на посту начальника штаба фронта, нарушили давний закон войны. Вместо того чтобы сконцентрировать силы в направлении главного удара, они растянули наступающие русские войска тонкой линией на громадном пространстве. Артиллерии не хватало снарядов, пехоте — патронов. У русских артиллеристов порой оставалось по десять снарядов в день на орудие. Десять выстрелов против сотен немецких и австрийских. На Унгварском (Ужгородском) направлении действовала оперативная группа генерал-лейтенанта Каледина. Австрийцы остановили ее интенсивным огнем с господствующих высот. Тогда Брусилов бросил в бой свой резерв — 4-ю «железную» бригаду генерал-майора Деникина. «Весь путь, пройденный моими стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с зажатыми в руках ружьями, — вспоминал Деникин. — Они — мертвые, застыли в тех позах, в которых их застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, смешиваясь с мертвыми, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу смерти»¹¹. Русские ценой больших потерь сбили австрийцев с позиций и продвинулись вперед. Деникин получил орден Св. Георгия 3-й степени.

Многодневные кровопролитные сражения развернулись за прежде никому не известные селение Козювка (Козево) и гору Маковка (укр. Маківка). При обороне Маковки особенно отличился легион украинских сечевых стрельцов. Причем потери стрельцов в этом сражении были относительно невелики (немногим более 50 человек), а урон наступающим русским войскам они нанесли большой. В конце концов в лунную ночь на 21 апреля (4 мая) солдаты Самарского и Каспийского пехотных полков атаковали Маковку и после трех часов боя, «с нашей стороны исключительно штыкового»¹², всё же выбили противника с ее вершины, а затем зачистили окрестности.

Героизм русских войск изумляет. При наступлении нужно иметь трехкратный численный перевес, а на Маковке австрийцев было больше, чем наступавших русских. Но удивляет и другое. «Отличительной чертой действий русской пехоты была работа одним лишь холодным оружием»¹³, — пишет современный русский историк В.Б. Каширин. Но это же не суворовские походы! Не восемнадцатый век! Вдумаемся: в штыки — на австрийские пулеметы, минометы и бомбометы, на окопавшуюся пехоту, вооруженную скорострельными винтовками Манлихера. И патронов австрийцы и немцы не жалели. На Маковке австрийцы использовали даже запрещенные в то время разрывные пули¹⁴. Русским войскам бои за Маковку стоили 3172 убитых и раненых. Австрийцы потеряли около 3006, преимущественно пленными¹⁵. Но жертвы оказались напрасны. Через несколько дней после победы Маковку пришлось оставить.

Генерал Брусилов в своих мемуарах будет славить героизм русских солдат. Они сражались «в горах зимой, по горло в снегу, при сильных морозах, ожесточенно дрались беспрерывно день за днем, да еще при условии, что приходилось беречь всемерно и ружейные патроны, и, в особенности, артиллерийские снаряды. Отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, без артиллерийской подготовки и с наименьшею затратою ружейных патронов, дабы возможно более беречь наши огнестрельные припасы»¹⁶. Солдатам слава, а вот генералов, которые наступают без артиллерийской подготовки, заставляют солдат беречь патроны и отправляют их в штыковые атаки на укрепленные позиции противника, следовало бы судить военным трибуналом.

Но что требовать от Брусилова или даже Иванова, когда сам главнокомандующий великий князь Николай Николаевич только разводил руками и бессильно возмущался: «Я жду эшелоны с боеприпасами. Они же присылают мне эшелоны со священниками!» Едва ли не самый решительный из русских полководцев того времени, он не нашел ничего лучшего, чем жаловаться французскому посланнику Морису Палеологу¹⁷.

Тем не менее русское наступление продолжалось до конца апреля (начала мая по новому стилю) 1915 года. Отдельные части уже перешли на западные (относительно пологие) склоны Карпат, где вместо елей росли буковые леса и ореховые рощи. Венгры, немцы, поляки, украинцы еще дрались крепко, но чехи и словаки не хотели погибать за императора Франца, предпочитая русский плен героической смерти на русских штыках. Сдавались целыми ротами и даже полками. 28-й Пражский пехотный и 36-й Младоболеславский полки капитулировали почти в полном составе, 21-й Паславский и 13-й Оломоуцкий — большей частью¹⁸.

Казалось, еще немного, и четыре русские армии выйдут на оперативный простор. Нужны были только резервы, чтобы нанести последний, решающий удар, которого Императорская и королевская армия уже не выдержит. А резервов не было. Пополнения в армию поступали, однако новобранцы были совсем не обучены, и вооружить их было нечем, потому что боеприпасов не хватало и боевым частям. Новобранцев отправляли в ближний тыл, где они отъедались жирными щами и солдатской кашей. На фронте от них толку все равно не было.

3

Начальник австрийского генштаба фельдмаршал Конрад фон Гётцендорф разработал план контрнаступления в Западной Галиции, но осуществить его смог только при помощи немцев. Собственных сил не хватало. Немцы весной 1915 года осознали, что их главный союзник стоит на грани катастрофы. В распоряжение фон Гётцендорфа передали целую новую армию, укомплектованную элитными немецкими частями и хорошо оснащенную артиллерией. Ее возглавил один из лучших немецких генералов Август фон Макензен, а начальником штаба стал полковник Ганс фон Сект. Артиллерией командовал подполковник Брухмюллер, который впервые на Восточном фронте решил применить тактику огневого вала. 1 мая 1915 года немцы начали наступление между городом Тарнув и местечком Горлице. Удар пришелся на 3-ю армию Радко-Дмитриева, болгарского генерала на русской службе. Немцы сконцентрировали такую огневую мощь, какой еще не видели ни в Галиции, ни в Восточной Пруссии: 610 орудий, в том числе тяжелых крупповских гаубиц и сверхтяжелых мортир «Шкода». Часть снарядов была наполнена хлорином, после разрыва кроме осколков и ударной волны возникало облако ядовитого газа. У русских войск снарядов для тяжелой артиллерии не хватало¹⁹, отвечать было нечем: «Жалкой детской хлопушкой кажется наша артиллерийская пальба рядом со зловещим грохотом этих потрясающих взрывов. Снаряды летят по воздуху с таким страшным гудением и рвутся с такой ужасной силой, что об их направлении можно судить по звуку. Временами треск разорвавшегося снаряда напоминает грохот падающих домов»²⁰.

Русские не отступили, отбили первые атаки германской пехоты. Немцы понесли тяжелые потери. Но германская тяжелая артиллерия снова и снова накрывала русские войска, сметала с лица земли блиндажи, превращала в месиво неглубокие русские окопы. Немецкая пехота шла за этим огневым валом, добивая оставшихся в живых, не засыпанных землей, не отравленных газами.

Из воспоминаний Антона Ивановича Деникина: «Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их... И молчание моих батарей... Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой... штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти уничтожены — одним огнем...»²¹

Фронт был прорван на протяжении 300 километров. Командование вовремя не осознало трагизм положения. Когда же масштаб германского наступления стал очевиден, спасать положение было поздно. Важный и солидный Николай Иудович Иванов «превратился в мокрую курицу», Драгомиров вел себя так, что товарищи сомневались в его психическом здоровье.

Над русскими армиями в Карпатах нависла угроза стратегического окружения и гибели. Единственным выходом было спешное отступление: оставить обильно политые русской кровью высоты Карпатских гор, бросить позиции, занятые после многих месяцев тяжелейших боев. И, самое главное, приходилось оставить большую часть Галиции²². Черно-желтые знамена австрийских Габсбургов снова подняли над Перемышлем и Львовом, над Самбором и Черновицами, и только над ратушей маленького Галича развевался желто-голубой флаг: город взяли сечевые стрельцы. Сотник Дмитро Витовский, водрузивший украинское знамя над Галичем, должен был угодить под трибунал, но либеральные австрийцы его простили.

Смертельно больной Иван Франко провожал русскую армию своими антироссийскими стихами. Он печатал их в украинских газетах, что снова открылись после возвращения австрийцев. Пожалуй, самое яркое из этих стихотворений — «Інвазія» («Вторжение»). Это диалог некоего русского с украинцем-галичанином. Русский хвастается и обещает галичанина «от ига римского спасать», расправиться с мазепинством и привезти много-много новеньких бумажных рублей. Украинец отвечает иронично и коротко. Пророчит русским гибель.

...везем
Рублів до вас несосвітенну силу —
Бумажкі новия. А що за них знайдем?
«Хіба могилу»²³.

Еще недавно казалось, будто Галиция навеки останется за Россией. А теперь русские военные власти всерьез задумались об отступлении за Днепр. Из Киева уже началась эвакуация.

Из воспоминаний княгини Екатерины Николаевны Сайн-Витгенштейн: «В Киеве паника. Все укладываются, собираются, бегут. На улицах и в трамваях все озабочены, только и слышны разговоры — куда бежать и как достать билеты. А эта последняя вещь трудная: у городской станции чуть ли не трое суток ждут очереди. С другой стороны, весь вокзал завален беженцами, начиная с перронов и всех залов и коридоров и кончая ступеньками подъездов. Завален в полном смысле этого слова, т. е. вся бесчисленная толпа этих стариков, детей и женщин лежит вповалку на своих узлах и просто на полу. <...> В день нашего приезда их прибыло 10 000 человек! Это беженцы из района действующей армии: из Ровно, Владимира-Волынского, Каменца, Проскурова...»²⁴

Впрочем, фронт скоро стабилизировался невдалеке от старой русско-австрийской границы. За русскими даже остался Тарнополь, правда, австрийцам пришлось отдать Почаев.

Еще недавно во львовском храме Святого Юра служили православную обедню. Теперь католическая служба шла в главном соборе Почаевской лавры. В другом храме устроили синематограф для австрийского гарнизона, а маленькую церковь при архиерейском доме превратили в кантину, то есть в ресторанчик для офицеров. Иконостас австрийцы догадались вынести, но стены изрисовали порнографическими картинками²⁵.

Примечания

1. Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: по следам войны. С. 185.

2. Цит. по: Айрапетов О. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914—1917). 1915. Апогей. М.: Кучково поле, 2014. С. 122.

3. Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. С. 168—169.

4. Булдаков В.П. Хаос и этнос. С. 50.

5. Камяница (пол., укр.) — особый тип старинного здания, характерный для архитектуры Львова эпохи ренессанса и барокко.

6. Дневники императора Николая II (1894—1918): в 2 т. / отв. ред. С.В. Мироненко. Т. 2. 1905—1918. Ч. 2. 1914—1918. М.: РОССПЭН, 2013. С. 122.

7. Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс. С. 185.

8. Айрапетов О. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914—1917). 1915. Апогей. С. 104.

9. Айрапетов О. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914—1917). 1915. Апогей. С. 105.

10. Стефаник В. Новеллы. С. 111.

11. Деникин А.И. Путь русского офицера. М.: ПРОЗАиК, 2014. С. 126.

12. Цит. по: Каширин В.Б. Взятие горы Маковка: Неизвестная победа русских войск весной 1915 года. С. 318.

13. Там же. С. 139.

14. Там же. С. 116.

15. Там же. С. 147—148.

16. Брусилов А.А. Мои воспоминания. С. 114.

17. См.: Палеолог М. Дневник посла. С. 190.

18. Айрапетов О. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914—1917). 1915. Апогей. С. 78.

19. Даже для осады Перемышля не хватило орудий нужных калибров. Пришлось снять тяжелые пушки с береговых батарей Кронштадта и доставить их на железнодорожных платформах.

20. Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: по следам войны. С. 215.

21. Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 126.

22. Интересно, что Михаил Алексеев еще за несколько недель до Горлицкого прорыва предлагал нанести удар во фланг австрийско-немецкой группировке. У него не было точных сведений о силе и направлении немецкого наступления, но блестящий штабист верно определил угрозу, вычислил ее. Однако главнокомандующий не поддержал идею Алексеева. И снова у лучшего русского стратега не хватило воли, чтобы настоять на своем.

23. Діло. 1915. 23 жовтня.

24. Сайн-Витгенштейн Е.И. Дневник 1914—1918. Париж: YMCA-Press, 1986. С. 49.

25. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 253.