Вернуться к С.С. Беляков. Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой

Россия единая и неделимая

Антон Иванович Деникин был отличным боевым генералом и настоящим русским патриотом. Такими же были и его предшественник генерал Алексеев, и начальник штаба Вооруженных сил Юга России генерал Романовский, и сам адмирал Колчак, чью верховную власть Деникин признал весной 1919-го. Эти люди не могли и не хотели мириться с распадом России. Даже ради борьбы с большевизмом не могли поступиться «ни пядью русской земли», даром что этой «русской землей» были горные сёла Сванетии и Шида-Картли, аулы Ичкерии, эстонские и латышские мызы и хутора. К тому же в новых независимых государствах, что появились на карте мира в 1917-м (Финляндия) или 1918-м (Грузия, Эстония, Латвия), русское население оказалось на положении иностранцев, чужаков, граждан второго сорта. Финны «русских ненавидели, Россию как целое презирали — открыто и без прикрас, глубоко и без лицемерия»1. В Грузии новые национальные власти начали гонения «на все русское». В Тифлисе «все русские учреждения <...> были закрыты, чиновники и служащие разъехались»2. Как же можно было сотрудничать с откровенными русофобами?

В мае 1919-го на Парижской мирной конференции Англия и США признали независимость Финляндии. Тогда главнокомандующий Вооруженными силами Юга России направил союзникам телеграмму: «...решение финляндского вопроса, принятое независимо от России и без соображения с ее первостепенными государственными интересами, в первую голову стратегическими, является для русского народа неприемлемым»3.

Со своей стороны, грузины, эстонцы, финны резонно полагали, что русские белогвардейцы им враги не лучше большевиков. Большевики хотя бы признают право наций на самоопределение. В 1919 году и финны, и эстонцы могли бы помочь Северо-Западной армии генерала Юденича взять большевистский Петроград, но требовали признания независимости. Министр иностранных дел Эстонии А.И. Пийп говорил русским общественным деятелям: «Признайте сначала нашу независимость, и тогда мы будем вместе с вами драться против большевиков». Министр юстиции И.И. Поска жаловался «на русских, которые не понимают, что без эстонцев Петрограда не взять, а без признания независимости Эстонии эстонцев не двинуть вперед»4.

Но Эстонию не признали, а против похода финнов на Петроград возражал сам Деникин. Он писал французскому генералу Франше д'Эспере, командующему войсками Антанты на Востоке: «Ко мне начинают поступать известия, что со стороны Держав Согласия будто бы последовало разрешение начальнику вооруженных сил в Финляндии генералу барону Маннергейму принять участие в военных действиях на севере России для освобождения русской территории от большевиков. <...> Русский народ не может допустить такого вмешательства в его внутренние дела финляндской вооруженной силы и просит довести до Вашего Превосходительства, что я категорически протестую против вступления финляндских войск в пределы русских губерний, и если такое разрешение было уже дано, то я настоятельно прошу его отменить. Русские коренные земли должны быть и будут освобождены от насильников только русскими и дружественными руками»5.

Прекрасные слова благородного русского человека, но, увы, проигравшего свою войну. К тому же белогвардейское благородство сочеталось и с великодержавным высокомерием, если не сказать спесью. Когда к Деникину пришли делегаты от правительства Горской республики, он даже не соизволил их принять6.

Между тем отношения с кавказскими народами требовали и такта, и дипломатического искусства. С одной стороны, в 1918-м горцы совершали частые набеги на терские казачьи станицы. Не только грабили, но и захватывали у казаков землю. А терские казаки сражались на стороне Добровольческой армии. С другой стороны, ингуши, чеченцы, осетины, кабардинцы, черкесы могли бы стать верными союзниками белых. Ингуши и чеченцы до революции о большевизме даже и не слышали, не было в их аулах ни пролетариата, ни классовой борьбы (была борьба между тейпами, но это совсем другое). Агрессивно-богоборческий режим большевиков был общим врагом и казаков, и горцев, и белых. Не случайно в 1920-е годы в Чечне не будут стихать антикоммунистические восстания. Но Деникин решил поступить с горцами по-ермоловски: снести непокорные аулы с лица земли, уцелевших заставить покориться. В марте 1919-го против Чечни была отправлена карательная экспедиция генерала Д.П. Драценко. «Многие аулы были сожжены и разбиты казаками, и много крови было пролито здесь в горах, пока чеченцы не признали над собой власть Главнокомандующего»7. Горцев привели к покорности, Деникин отдал распоряжение сформировать из них Ингушскую бригаду и Чеченскую дивизию. Части сформировали, но их личный состав не понимал целей войны за пределами родной Ичкерии. Ингуши и чеченцы охотно сражались бы за царя, за представителя династии Романовых. Еще в 1919 году «буквально в каждой сакле» висел портрет великого князя Михаила Александровича, бывшего командира «Дикой дивизии». Идеи белых они плохо себе представляли и вообще «относились с недоверием ко всему, что не было санкционировано законным монархом»8. Дмитрий де Витт, служивший в Чеченской конной дивизии9, и генерал-лейтенант Яков Слащев10 (под его командованием некоторое время воевали чеченцы) дают своим кавалеристам такие характеристики, что современный чеченец пришел бы в ярость, если б их прочитал, а современный русский был бы наверняка удивлен. Барон Врангель жаловался, что прибывшие на фронт ингуши и дагестанцы «были совершенно не боеспособны. Люди не обучены, не хватало седел, не было вовсе шашек»11. Горцы прибыли на войну без шашек? Видимо, они совсем не хотели воевать.

В июне 1919-го началось восстание в горном Дагестане, в августе — в горной Чечне. Большевики создали в Дагестане так называемую Армию свободы (до 11 000 человек)12. В сентябре дагестанский шейх Узун-Хаджи создал Северо-Кавказский эмират, попытавшись таким образом возродить теократическое государство по образцу имамата Шамиля. Причем вместе с кавказскими исламистами против Вооруженных сил Юга России сражались и грузинские националисты под командованием злейшего врага России Лео Кереселидзе, и большевики Николая Гикало. Гикало, между прочим, был по происхождению украинцем, а вырос в Грозном.

Кроме того, часть сил белым приходилось держать на границе с Грузией, отношения с ней были все хуже и хуже. И это при том, что осенью 1919-го для белых ценностью был каждый лишний эскадрон, каждая казачья сотня, каждый бронепоезд. Между тем, как писал белогвардеец Андрей Алексеевич Власов, к середине октября «не менее семи бронепоездов Добровольческой армии находились в тыловых районах, в том числе и на северо-восточном Кавказе, для борьбы с разными отрядами повстанцев и для охраны больших участков железнодорожных линий»13.

У белых тяжело складывались отношения даже с донскими казаками, которые составляли больше трети общей численности Вооруженных сил Юга России. А конфликт с кубанскими казаками сам Деникин считал одной из главных причин поражения белого дела.

Кубанское казачье войско состояло из двух частей: линейцев и черноморцев. Линейцы — потомки великороссов и донских казаков, переселившихся на Кубань, — были лояльны Деникину. Другое дело черноморцы. Они были прямыми потомками запорожских Козаков, переселившихся на Кубань и Таманский полуостров при Екатерине II. Черноморцы очень долго сохраняли украинский язык и культуру. Многие украинские народные песни были записаны этнографами именно у черноморских казаков. Они не любили «москалей», поддерживали культурные связи с Украиной. Сам Тарас Шевченко назвал Кубань Сечью и собирался приехать туда к своему старому другу Кухаренко, наказному атаману Кубанского войска. Украинские националисты включали земли черноморских казаков в «этнографическую территорию» украинского народа и не отказывались от территориальных претензий на Кубань. Петлюра некогда работал на Кубани в архивах под руководством историка, члена-корреспондента Академии наук Федора Андреевича Щербины, помогал ему собирать материал для «Истории Кубанского казачьего войска». Во время Гражданской войны Федор Андреевич примкнул к белым, на семидесятом году жизни принял участие в тяжелейшем Ледяном походе, а после создания Кубанской республики вошел в состав Кубанской краевой рады.

Еще с 1917 года на Кубани украинизировали станичные школы, маленькие казаки учились по украинскому букварю. В Екатеринодаре выходили украинская газета «Чорноморець», в Новороссийске — «Чорноморська Рада»14. В 1918-м Кубанская республика вела тайные переговоры о присоединении к Украинской державе Скоропадского, кубанские казаки получали оружие (винтовки, патроны, снаряды к трехдюймовым орудиям) с Украины. При этом Кубань поддержала борьбу Добровольческой армии, кубанские казаки сражались с большевиками и на Кавказе, и под Царицыным, и на Украине. Но руководство Вооруженных сил Юга России не поладило с Краевой и Законодательной радами Кубанской республики. Деникин, его начальник штаба Романовский и тем более Шульгин не могли примириться с тем, что Кубань — тыл белого движения на юге России и его продовольственная база — была в руках «самостийников». Деникин и его сторонники были не способны к компромиссу и умудрились испортить отношения с кубанцами летом 1919-го, когда наступили дни решающих сражений с большевиками. В конце концов, «Кубанская Рада, ища союзников, приняла украинофильскую, вернее, петлюровскую ориентацию», — писал генерал Шкуро15. Поэтому и боролись с этими «самостийниками» беспощадно, силу предпочитая дипломатии.

13 июня был убит председатель Кубанской Законодательной рады Николай Рябовол. Убийство приписали сторонникам Деникина. Отношения между русскими и кубанцами расстраивались с каждым днем. Кубань перестала присылать на фронт пополнения — ни казаков, ни лошадей. Между тем Кавказская армия барона Врангеля, взявшая Царицын и наступавшая на правом (восточном) фланге фронта, была составлена в основном из кубанцев. Хуже того, в октябре 1919-го, когда под Воронежем и Орлом развернулись решающие сражения с конницей Буденного, на Кубани возник политический кризис. Деникин решил разделаться с «самостийниками», вызвав с фронта своих лучших кавалерийских генералов — Врангеля и Покровского. Белые произвели на Кубани переворот, отстранили от власти и арестовали «самостийников», поставили атаманом Кубанского казачьего войска лояльного русским генерала Успенского, который через месяц умер от тифа. Эти события пагубным образом отразились на судьбе белого движения. Среди кубанцев началось массовое дезертирство, которое способствовало распаду всей военной организации белогвардейцев на юге России.

Примечания

1. Кирденцов Г.Л. У ворот Петрограда (1919—1920). М.: Кучково поле, 2016. С. 45.

2. Пученков А.С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.) С. 113.

3. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Кн. 3. Т. 4. С. 27.

4. Цит. по: Пученков А.С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). С. 93.

5. Пученков А.С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). С. 85.

6. 10 апреля Деникин все же встретился с председателем правительства Горской республики Пшемахо Коцевым, но их переговоры окончились безрезультатно.

7. Витт де Д. Чеченская конная дивизия. 1919 год. С. 147.

8. Там же. С. 147.

9. Командный состав Чеченской конной дивизии формировался из русских.

10. См.: Гражданская война в России: Оборона Крыма. М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2003.

11. Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Т. 1. С. 267.

12. Полян П.М. Вайнахи в эпоху российского междувластия. 1917—1922 гг. // Вайнахи и имперская власть: Проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР (начало XIX — середина XX в.). М.: РОССПЭН, 2011. С. 277.

13. Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии. URL: http://ava.telenet.dn.ua/bookshelf/Belye_bronepoezda/02-vlasov-gl_12.html.

14. Дроздов К.С. Политика украинизации в Центральном Черноземье, 1923—1933 гг. С. 89; Васильев И.Ю. Украинское национальное движение и украинизация на Кубани в 1917—1932 гг. Краснодар, 2010. С. 17, 19.

15. См.: Шкуро А.Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. С. 213.