«И разграблю я сто городов...»

Уже в январе вместе со Шлихтером из России прибыло 87 продотрядов общей численностью в 2500 человек. Это было только начало. Продотряды прибывали и позднее¹. Реквизировать у крестьян должны были только «излишки», но понятие «излишки» трактовалось весьма широко. Продразверстки превратились в простую реквизицию хлеба у крестьян. Крестьяне, естественно, не хотели отдавать хлеб даром, прятали его, продотрядовцы искали утаенное зерно и муку. Злоупотребления приняли такой масштаб, что даже товарищ Межлаук (нарком по военным делам в правительстве УССР) возмутился и в телеграмме В.И. Ленину написал о «продработниках», что воспринимают «Украину как обетованную страну, откуда можно многое черпать без учета»². А сам командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко в апреле 1919-го направил Ленину записку, где критиковал и земельную, и национальную политику своих товарищей-большевиков: советовал «заставить наезжих "великороссов" с величайшим тактом относиться к местным людям и местным особенностям» и «прекратить хищническое (хапающее) отношение к хлебу, углю Украины»³. В мае он будет писать о «бестактном отношении центральных властей к национальным чувствам Украины»⁴. Но исправить все пороки национальной политики в короткий срок было невозможно.

Весной 1919-го на Украине, как еще раньше в России, возникло убеждение, что коммунисты — это не большевики, а совсем другая, враждебная трудовому народу партия. Это и неудивительно. Большевики отдали селянам панскую землю, коммунисты забирали и землю, и хлеб. Большевики распустили армию и прекратили надоевшую, бессмысленную войну, а коммунисты начинали теперь новую войну.

Руководство большевиков действительно готовило «освободительный» поход в Европу. Общегерманская революция не удалась, но в апреле началась революция в Баварии. Баварская Советская Республика просуществовала около месяца. За нее сражался и русский батальон, одетый в немецкую форму, причем после разгрома республики «русские все без исключения были замучены»⁵. Два русских батальона сражались за Венгерскую Советскую Республику, которая оказалась гораздо жизнеспособнее Баварской. Главная опасность для Венгерской Советской Республики исходила из соседней Румынии, но в тылу у Румынии стояла Украинская советская армия. Она и должна была выступить в освободительный поход, на помощь Венгерской красной армии.

Известие о новой войне с Румынией во имя интересов советской Венгрии возмутило бойцов, и без того уставших от нескончаемой (с 1914 года) войны. Защищать свою землю — другое дело, бороться против белогвардейцев или интервентов — это понятно, но цели и задачи румынско-венгерского похода было объяснить не так легко. «Коммуния всюду встречает ненависть», — замечал Короленко. Он же обратил внимание на неожиданное возрождение народной религиозности. Давно ли мужики сами оскверняли церкви, грабили и убивали попов. А весной 1919-го храмы были полны народу. Большевистский запрет на крестные ходы вызвал возмущение⁶. И сами священники «подтянулись», «явилась ревность к гонимой вере»⁷. Церковь была отделена от государства, уже второй год Закон Божий не преподавали в школах. И тогда священники решили устраивать уроки при храмах. Боялись, что никто не придет. Но классы оказались переполнены: «...мы увидели веселые группы детишек, поднимавшихся по лестнице вверх, — вспоминал Короленко. — Мою Сонечку так и потянуло за ними. Входим. Дети сидят на партах в часовенке, обращенной в класс Закона Божия. <...> На лестнице встречаю священника. Он идет, окруженный гурьбой девочек и мальчиков»⁸.

Не только богомольные крестьяне, но и немногочисленные еще местные украинские коммунисты-националисты были возмущены новыми порядками: «Мы ждали великого, заслуженного, оплаченного кровью и страданиями миллионов будущего, — писала в своем праздничном, первомайском выпуске газета "Червоний прапор". — Мы ждали настоящей весны для порабощенных и эксплуатируемых всего света. Проходят месяцы. Долгие, полные тревог месяцы, пережили мы <...> и сегодня, накануне рабочего праздника спрашиваем друг друга: куда мы идем? <...> Склонить ли свою несчастную голову, пасть на колени и шептать старую молитву покорности?»⁹

Эта газета была весьма популярна. За интересные репортажи из сельской жизни ее ценил даже Василий Шульгин, а Владимир Винниченко охотно цитировал «Червоний прапор»: «Самозванных правителей теперь развелось столько, что они терроризируют целые сёла, грабя и разоряя реквизициями и контрибуциями все добро и хозяйство трудящихся селян»¹⁰.

У селян реквизировали не только «излишки» зерна, но и припрятанные царские деньги (они были еще в цене), кадушки топлёного масла, холст, даже домашнюю птицу (она сразу шла на стол продотрядовцам). Однажды на такую реквизицию пригласили... Марину Цветаеву: «Так герцоги, в былые времена, приглашали на охоту». Дело было, правда, не на Украине, а на Тамбовщине¹¹, куда Марина Ивановна приехала за мукой и пшеном для детей, голодавших в большевистской Москве: «Едемте с нами <...>, целый вагон муки привезете. Вам своими руками ничего делать не придется — даю вам честное слово коммуниста: даже самым маленьким пальчиком не пошевельнете!»¹² Она не поехала, конечно, хотя прожила несколько дней рядом с продотрядовцами. О своем положении среди этих людей написала такими словами: «Я по самой середине сказки, mitten drinnen [изнутри (нем.).]. Разбойник, разбойникова жена — и я, разбойниковой жены служанка»¹³.

Комиссары останавливались в лучших домах, быстро заводили себе прислугу. «Горничная, совсем девочка, спала в столовой на полу, отдельная комната ведь — "буржуазный предрассудок"! Часто она ложилась спать после 4-х часов утра — "господа" играли в карты, а в 6—7 она уже вставала»¹⁴, — пишет автор воспоминаний, опубликованных в берлинско-пражском сборнике «На чужой стороне» в 1925 году: «Утром мужья-комиссары уходили на службу, жёны — две сестры — смотрели за уборкой комнат, которые старались устроить как можно лучше, как у буржуев. Конечно, они достали себе никелированные кровати. Блестящая никелированная кровать, особенно же золоченая, — это венец коммунистических мечтаний. Все такие кровати у нас в городе были реквизированы, и на них спали самые видные большевики»¹⁵.

Большие начальники не наводили порядок, а нередко сами подавали дурной пример. Недавние бедняки, получив в свои руки оружие и власть, просто удержу не знали. Сын железнодорожного служащего из Луганска Климент Ворошилов, став командующим 10-й армией, вел себя как екатерининский вельможа. В январе 1919 года он ездил «в шикарном экипаже, запряженном шестеркой лошадей, в сопровождении десяти повозок с оруженосцами». За ними следовали «около 50 подвод, груженных полными сундуками, бочками и всякой всячиной»¹⁶. И ведь именно Климента Ефремовича Ворошилова догадались назначить наркомом внутренних дел советской Украины, то есть следить за порядком и законностью в стране. Что уж тогда говорить о рядовых бойцах революции! Среди них встречались и фанатики, и романтики, но было немало всякого рода проходимцев и просто уголовников, бандитов, которые спешили поживиться за счет всяких буржуев, «контриков» и «буржуазных националистов».

Иван Бунин в очерке «Красный гимн» пересказывает слова одного офицера, который оказался в Жмеринке в петлюровской тюрьме вместе с тремя революционными матросами. Матросы служили прежде в легендарном Таращанском полку, которым командовал Василий Боженко, герой Гражданской войны, соратник Щорса. Петлюровцы собирались судить этих «революционных» матросов за «зверское убийство» и ограбление какого-то «буржуазного хищника» из «чистокровных украинцев». «Все трое были ребята рослые, широкогрудые, точно битюги, с валкой, но крепкой походкой, с теми бычьими шеями, на которых, по народному выражению, хоть дуги гни, так что матросы даже сутулились слегка, в наклоне держали головы. Один, самый дюжий, носил на груди георгиевский крест третьей степени, а на фуражке — белую кокарду из черепа и скрещенных под ним костей. <...> Помимо всепобеждающей наглости и каиновых печатей на лицах этих "интернационалистов", была у всех у них уйма денег»¹⁷. Из карманов они доставали целые пачки купюр и отправляли кого-нибудь из караульных солдат на базар: купить «колотухи» (ряженки), самогона, папирос, пирожков с мясом, с яблоками. «...Напившись, наевшись, накурившись до отвала, икая от плотной сытости, они растянулись на нарах и начали играть в карты на разостланном полушубке из белой овчины, явно содранном с чьих-то офицерских плеч»¹⁸.

Один из революционеров запел:

Наберу я товарищей смелых
И разграблю я сто городов,
Раздобуду казны, самоцветов —
И отдам ето всё за любовь...

Но слушателя-офицера, как и самого Бунина, больше поразила другая песня, точнее, частушка.

Э-эх, жил бы да был бы,
Пил бы да ел бы,
Не работал никогда!
Жрал бы,
Играл бы,
Был бы весел завсегда!

«И всё это так ярко, так легко и откровенно, с такой полнотой и убежденностью вырвалось у него из груди, что я так и подскочил:

— Вот он, вот, подлинный, настоящий красный гимн! Не марсельеза там какая-то, не интернационал, вовсе нет, а именно она, эта изумительная, ошеломляющая своим ритмом и своей жаждой "пить да жрать" частушка! Тут для этого "борца за коммунизм" весь закон и все пророки!»¹⁹

Примечания

1. Грациози А. Большевики и крестьяне на Украине, 1918—1919 годы. С. 107—108.

2. Цит. по: Савченко В.А. Измена «батьки» Махно и «железная метла» Л.Д. Троцкого (Причины и следствия махновского мятежа 1919 г.) // История СССР. 1990. № 2. С. 77.

3. Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. 1919. Кн. 3. Т. 4. С. 244.

4. Там же. С. 253.

5. Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. 1919. Кн. 3. Т. 4. С. 457.

6. Там же. С. 421.

7. Неизданный В.Г. Короленко: в 2 т. Т. 2. С. 65.

8. Там же. С. 64.

9. Червоний прапор. 1919. 1 мая.

10. Винниченко В. Відродження нації. Ч. 3. С. 317.

11. События, описанные Цветаевой, относятся к сентябрю 1918 года. Новый декрет о продразверстке еще не принят, однако с мая 1918-го действовали декреты ВЦИК и СНК республики «О монополии хлебной торговли», «О предоставлении народному комиссару чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Это означало фактически введение «продовольственной диктатуры», узаконенный грабеж крестьянских хозяйств.

12. Цветаева М.И. Вольный проезд // Собр. соч.: в 7 т. Т. 4. Воспоминания о современниках. Дневниковая проза. М.: Эллис Лак, 1994. С. 436.

13. Цветаева М.И. Вольный проезд. С. 436.

14. К.Ц. Типы Гойи (из воспоминаний о 1919 г.) // На чужой стороне: историко-литературные сборники / под ред. С.П. Мельгунова. № IX. Берлин — Прага, 1925. С. 106.

15. К.Ц. Типы Гойи (из воспоминаний о 1919 г.) С. 106—107.

16. Пайпс Р. Русская революция: в 3 кн. Кн. 3. Россия под большевиками. 1918—1924. URL: http://yakov.works/libr_min/16_p/ay/ps_43.htm.

17. Бунин И.А. Красный гимн // Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 8. С. 279.

18. Там же. С. 280.

19. Бунин И.А. Красный гимн. С. 280, 281.