К середине двадцатых годов, после опубликования повестей «Записки на манжетах» и «Дьяволиада», романа «Белая гвардия» и драмы «Дни Турбиных», писатель уже сложился как блестящий художник слова с остро отточенным сатирическим пером. К созданию повестей «Роковые яйца» и «Собачье сердце» он, таким образом, подходит с богатым литературным багажом и большим жизненным опытом. Смело можно утверждать, что выход в свет этих повестей свидетельствовал о том, что М. Булгаков успешно работал в жанре сатирической научно-фантастической повести, что в те годы было довольно новым явлением в русской литературе. Более того, это была фантастика, не оторванная от жизни, а выраставшая из реальности послереволюционных будней. В ней сочетался строгий реализм с фантазией ученого. Сама сатира, ставшая постоянной спутницей Булгакова-художника, в повестях «Роковые яйца» и «Собачье сердце» приобрела глубокий социально-философский смысл.
К середине 20-х годов все больше дает о себе знать своеобразие стиля писателя, своеобразная манера письма, отличавшие его от многих современных ему художников слова. Обращает на себя внимание, прежде всего, характерный для Булгакова прием задавать вопросы самому себе. В этом плане автор «Собачьего сердца», «Роковых яиц», «Мастера и Маргариты» — один из самых «вопрошающих» русских писателей первой половины XX столетия.
Что есть истина? — не раз задает себе вопрос М. Булгаков и отвечает на него своими великими сатирическими произведениями. Еще в «Записках на манжетах» Булгаков с горькой иронией писал: «Только через страдание приходит истина... Это верно, будьте покойны! Но за знание истины ни денег не платят, ни пайка не дают. Печально, но факт».
Поисками ответов на вопросы о сущности правды, истины, о смысле человеческого существования по существу пронизаны почти все произведения Булгакова, в том числе и сатирические повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце». В них писатель поставил острейшие проблемы своего времени, отчасти не потерявшие актуальности и в наши дни. Они наполнены раздумьями художника-гуманиста о законах природы, биологической и социальной природе человека как личности, о воздействии на него социальных обстоятельств.
По своему идейному содержанию новые сатирические повести Булгакова оказались сложнее и многоплановее предыдущих. Акцент теперь сделан не на изображении бюрократических преград, с которыми сталкивается человек в формирующемся тоталитарном строе, а на его ответственности за содеянное.
«Роковые яйца» и «Собачье сердце» — это своеобразные повести-предупреждения, автор которых предостерегает об опасности любого научного эксперимента, связанного с насильственной попыткой изменить человеческую природу, ее биологический и социальный облик.
Главные действующие лица «Роковых яиц» и «Собачьего сердца» — талантливые представители научной интеллигенции, профессора старой закалки, ученые-изобретатели, попытавшиеся своими научными открытиями проникнуть в «святая святых» физиологии человека. По-разному складываются судьбы профессоров Персикова, героя «Роковых яиц», и Преображенского, героя «Собачьего сердца», неадекватна их реакция на результаты проводимых опытов, в ходе которых они сталкиваются с представителями различных социальных слоев, различного миропонимания.
В то же время между ними и много общего. Прежде всего, они — честные ученые, приносящие свои силы и знания на алтарь науки.
Вполне естественно задаться вопросом, почему же именно профессора с Пречистенки становятся объектом его острой сатиры. С одной стороны, этому, безусловно, содействовали биографические факторы (М.А. Булгаков лично общался с лучшими представителями старомосковской интеллигенции, поселившейся вдоль Пречистенки и прилегающих к ней улиц1, был знаком с их научной деятельностью). Отдавая должное талантливым ученым, Булгаков считал, что тем большая ответственность ложится на них за результаты научных открытий и их конкретное использование. Поэтому благие научные намерения не только не приносят пользы, а, напротив, приводят к трагическим последствиям. Так и происходит, когда два профессора, в сущности, терпят поражение: один вынужден был отдать свое изобретение в нечистоплотные руки, а другой — отказаться от своих честолюбивых претензий вмешаться в биологическую природу человека.
В русской литературе первой трети XX века Булгаков был одним из немногих писателей, кто смог правдиво показать, как недопустимо использовать новейшие достижения науки для порабощения человеческого духа. Эта мысль красной нитью проходит в «Роковых яйцах», где автор недвусмысленно предупреждает своих современников о страшном эксперименте, который может привести общество к непоправимым последствиям. Писатель прозорливо предположил, что устремления одаренной от природы личности, к сожалению, способны породить трудноразрешимые проблемы и необратимые отрицательные явления.
Тему ответственности науки, ученых перед самой жизнью Булгаков по-новому повернул в «Собачьем сердце», так и не увидев произведения напечатанным2. Автор «Собачьего сердца» предупреждает нас и о том, что нельзя доверять власть тупым, неграмотным шариковым, которые могут привести ее к полной деградации.
Для реализации идейного замысла в обеих повестях Булгаковым был избран научно-фантастический сюжет, где важная роль отведена интеллигентам-изобретателям. По своему пафосу и «Роковые яйца», и «Собачье сердце» являются сатирическими, преемственно связанными с его ранней прозой. Они в то же время носят открыто обличительный характер и значительно отличаются идейной и художественной зрелостью. На смену юмору пришла хлесткая сатира. Больше того, проблемы, ставшие центральными в «Роковых яйцах» и «Собачьем сердце», получили «политическое звучание».
По этому поводу один из современников П. Марков, как уже было отмечено, вспоминал о Михаиле Булгакове, что «...его юмор порой принимал разоблачительный характер, зачастую вырастая до философского сарказма». Сатира Булгакова, по его мнению, — умная и зрячая. Свойственное писателю глубокое понимание психологии людей и исторических событий позволило превратить повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце» в прекрасный образец политической сатиры.
Действие в обеих повестях происходит в современной автору действительности. Открытие биологически активных лучей или изобретение хирургического вмешательства в природу живого существа связано с деятельностью выдающихся ученых.
Профессора Персиков и Преображенский — потомственные русские интеллигенты, обладающие высокой культурой и чувством ответственности. Назвать этих героев абсолютно «однотипными» было бы некорректным. Они слишком разные по характеру и темпераменту, у них отличная друг от друга биография, но, как верно заметил М. Петровский, «у всех у них (литературовед имеет в виду также писателя Максудова из «Театрального романа», Мастера из одноименного романа и Мольера из «Кабалы святош» — С.С.) есть нечто общее и решительно важное для Булгакова: талантливость и причастность к творчеству. Этой причастностью (или причащением?) они уравнены. О каждом из них можно сказать булгаковским же словом «мастер», что должно означать: творческая личность, талант, честный профессионал, творец»3.
Хотя сферы их деятельности в буквальном смысле слова не пересекаются, научные интересы лежат в различных плоскостях, но эти профессора с Пречистенки одержимы едиными помыслами, желанием быть нужными и полезными людям. Конечная цель их деятельности — поставить науку на службу советскому обществу. Персиков и Преображенский своими фантастическими открытиями фактически держат в руках будущее всего человечества. По справедливому утверждению того же критика, «герои булгаковских повестей — лучшие представители русской интеллигенции. Созидая новое, дотоле отсутствовавшее в мире, или открывая присутствовавшее скрытно, неявно, булгаковские мастера проницают будущее»4.
Какими же конкретно предстают эти деятели науки на страницах произведений Булгакова? В чем их общность и отличие?
Обратимся к литературно-критическому анализу повести «Роковые яйца», впервые опубликованной в «Недрах» в 1925 году (№ 6).
Главный герой — 58-летний профессор зоологии IV Государственного университета и директор зооинститута в Москве Владимир Ипатьевич Персиков. Ничто, кроме работы, не интересует профессора: «слишком далек от жизни — он ею не интересовался». Автор также отмечает, что «газет профессор Персиков не читает, в театр не ходил, а жена профессора сбежала от него с тенором оперы Зимина в 1913 году, оставив ему записку такого содержания: «Невыносимую дрожь отвращения возбуждают во мне твои лягушки. Я всю жизнь буду несчастна из-за них». Этот гениальный ученый, по словам автора, «равных себе не имел, за исключением профессоров Уильяма Веккеля в Кембридже и Джиакомо Бартоломео Беккари в Риме. Читал профессор на четырех языках, кроме русского, а по-французски и по-немецки говорил, как по-русски». Он открывает особые «красные лучи», дающие непревзойденный эффект созревания, размножения и увеличения в объеме амеб.
Однажды у профессора появляется некий экспериментатор Рокк, жаждущий проводить промышленные опыты с аппаратом ученого. От этой идеи Персиков приходит в ужас. Он с иронией и презрением относится к намерению Рокка. Однако профессор не в силах что-нибудь изменить, так как у Рокка «приказ, напечатанный на великолепной плотной бумаге». Этот приказ подтверждает и телефонный звонок из высоких инстанций, несмотря на сопротивление профессора:
«— Простите... Я не могу понять... Как же так?! Я... без моего согласия, совета... Да ведь он черт знает что наделает!!
Я, наконец, категорически протестую. Я не даю своей санкции на опыты с яйцами... Пока я сам не попробую их...»5.
Далее ученый, убедившись в безнадежности, «с громом повесил трубку и мимо нее в стену сказал:
— Я умываю руки» (с. 82).
Но кто этот Рокк? Можно ли доверить ему судьбу великого открытия гениального ученого?!
Александр Семенович Рокк — заведующий показательным совхозом «Красный луч». С большой художественной силой автор воссоздает образ типичного приспособленца, готового выполнять любой приказ свыше. Он — законченный конъюнктурщик. «Некогда флейта была специальностью Александра Семеновича. Вплоть до 1917 года он служил в известном концертном ансамбле маэстро Петухова, ежевечерне оглашающем стройными звуками флейты фойе уютного кинематографа «Волшебные грезы» в городе Екатеринославе. Но великий 1917 год, переломивший карьеру многих людей, и Александра Семеновича повел по новым путям. Он покинул «Волшебные грезы» и пыльный звездный сатин в фойе и бросился в открытое море войны и революции, сменив флейту на губительный маузер... Нужна была именно революция, чтобы вполне выявить Александра Семеновича. Выяснилось, что этот человек положительно велик, и, конечно, не в фойе «Грез» ему сидеть. Не вдаваясь в долгие подробности, скажем, что последний 1927 и начало 28-го года застали Александра Семеновича в Туркестане, где он, во-первых, редактировал огромную газету, а засим, как местный член высшей хозяйственной комиссии, прославился своими изумительными работами по орошению туркестанского края» (с. 92). А теперь ему в голову пришла мысль растить кур из яиц.
В дальнейшем мы видим, как этот так называемый экспериментатор, воспользовавшись аппаратом, ускоряющим размножение и увеличивающим в небывалых размерах рост живых организмов, облучил по невежеству яйца крупных земноводных. Вместо кур-великанов из яиц вылупились огромные змеи и крокодилы, которые пожрали жену Рокка и принесли огромный ущерб республике. Безграмотность и самонадеянность этого ничтожного чиновника, бесконечно далекого от настоящей науки, стала причиной всеобщей катастрофы, разразившейся над всей страной, а в дальнейшем — и основной причиной гибели профессора Персикова.
Но Булгаков разоблачает не только невежественного Рокка, завладевшего гениальным научным открытием. Сюжет повести насыщен многими критическими размышлениями о нравственных пороках людей, об ответственности самих ученых, берущихся за смелые проекты. Открытие профессора Персикова имело, безусловно, новаторский характер и могло бы значительно улучшить жизнь людей, продвинуть российскую науку вперед. Но до конца ли продумал ученый, насколько безобиден его опыт с земноводными, если не рассчитать всех его дальнейших последствий? Вот о чем заставляла читателей задуматься повесть Булгакова.
Здесь необходимо сделать следующую оговорку: к каким бы негативным результатам ни приводили некоторые научные открытия, Булгаков далек от того, чтобы обрушиваться с критикой на действительно настоящих ученых-новаторов. Речь идет о правильности использования тех или иных научных открытий, степени их практической важности и необходимости.
Герои-мученики Персиков и Преображенский становятся своеобразной развернутой метафорой, позволяющей автору в сатирическом ключе начать полемику по данной проблеме.
Известно, что в первой четверти XX столетия в медицине было немало смелых попыток в области омоложения, трансплантации органов и различных способов продления жизни. Эти научные эксперименты освещались в тогдашней прессе и вполне могли стать прикладным материалом при создании названных повестей. Но не более того.
В настоящее время нет научных доказательств воссоздания Булгаковым реальных прототипов в лице профессоров Персикова и Преображенского, хотя соответствующие опыты русских и немецких физиологов тогда проводились. Исследователи творчества М. Булгакова убедительно показали, что реальные исторические личности никогда не становились предметом сатирического осмеяния писателя.
Это в полной мере относится и к повестям «Роковые яйца» и «Собачье сердце», где отправной точкой при создании фантастических ситуаций были не какие-то реальные события из научной жизни тех лет и не образы конкретных ученых, а сама современная писателю действительность, подвергавшаяся различным экспериментам, в том числе и научным. Писатель умело обобщил характерные приметы своего времени, удачно использовав для этого и элементы фантастики.
Здесь важно подчеркнуть, что, если бы Булгаков хотел слишком сурово осудить деятельность Персикова, он не показал бы, что с гибелью профессора безвозвратно уничтожается и «луч жизни». В финале повести мы читаем: «Как ни просто было сочетание стекол с зеркальными пучками света, его не скомбинировали второй раз, несмотря на старания Иванова. Очевидно, для этого нужно было что-то особенное, кроме знания, чем обладал в мире только один человек — покойный профессор Владимир Ипатьевич Персиков» (с. 116).
Эксперимент в повестях Булгакова настолько органично вплетен в ткань повествования, что становится неотъемлемой частью сюжета. Примечательно, что описание самого эксперимента сопровождается мастерски закрученным сюжетом, острым и злободневным. В «Роковых яйцах» ученый не только открывает лучи жизни, но и ставит фантастические опыты с размножением лягушек. По этому поводу помощник профессора приват-доцент Иванов даже высокопарно заявляет: «...Герои Уэллса по сравнению с вами просто вздор...» И далее, точно так же, как и в «Дьяволиаде», следует нагромождение самых разных событий. Пройдоха репортер Бронский узнает об открытии и помещает в газете сенсационную, но абсолютно вздорную информацию; агенты иностранных разведок атакуют Персикова в связи с его изобретением; ГПУ ставит вокруг профессора охрану; милые «вдовушки» предлагают ему «свою руку и сердце». Попутно сатирическому обличению подвергаются малограмотные и безответственные журналисты-бумагомаратели, которые ради дешевой газетной шумихи искушают изобретателя призрачной славой, агенты зарубежной спецслужбы — пачками денег. Все эти псевдогерои представлены в повести второстепенными персонажами, но они плоть от плоти — детище советского образа жизни тех лет и дают правдивое представление о характерных для нее особенностях.
В начале произведения складывается впечатление, что ситуация не столько трагическая, сколько комическая. Но это до поры до времени. С приходом злосчастного Рок-ка повествование развертывается в иной плоскости и получает политическую окраску. Рокк — фанатик строительства молодой советской республики, а активное участие в отшумевшей гражданской войне предоставляет ему, по неписаным советским законам того времени, очень большие потенциальные возможности для карьеры. Этому проходимцу и авантюристу приходит на ум взбалмошная идея «возрождения куроводчества» руками профессора Персикова. И когда ученый, теряя последние силы в борьбе с этим Рокком, отдает ему свое гениальное изобретение, он, тем самым, приближает трагедию.
Но не только в противостоянии Персикова и Рокка нам видится сатирический и политический подтекст повести. Важным смысловым пластом в ней является финал, тесно соприкасающийся с историей. Правда, подлинная история дана у Булгакова в сатирическом и пародийном варианте, но от этого сопоставление не теряет своей художественной силы. Змеи наступают по дорогам, по которым некогда на Москву шли французы. Достаточно вспомнить, что эксперимент Рокка происходил в августе («зрелый август» стоит в Смоленской губернии). Именно в августе происходило сожжение Смоленска оставляющими город жителями в период русско-французской войны 1812 года. Более того, наполеоновское нашествие, как и полчища земноводных гадов в повести, останавливают морозы в России. Как видим, сопоставление абсолютно прозрачное, чтобы можно было усомниться в политическом подтексте.
Большой интерес также представляет и повесть «Собачье сердце». Гордым и величественным предстает на страницах произведения профессор Преображенский. Колосс отечественной генетики, хирург и физиолог от Бога, он начинает свою блистательную карьеру с прибыльных операций по омоложению стареющих дам и бойких старичков. Демократ по происхождению и политическим убеждениям, профессор Преображенский свято служит науке, помогая страждущим. Но лавры заманчивой славы не оставляют его в покое, и от омолаживания женщин преклонного возраста он переходит к решительному улучшению всей человеческой породы. Светило московской генетики, он решает посоревноваться с самой жизнью, создавая человека нового образца. С этой целью Преображенский пересаживает собаке часть человеческого мозга. Собаке по кличке Шарик он пересадил гипофиз погибшего в пьяной драке молодого Клима Чугункина.
И каковы же результаты проведенного медицинского опыта? Более, чем грустные. Напоминаем, что Персиков наводнил город грозящими ему чудовищами, а Преображенский создал злобное существо — наглое, чванливое и агрессивное — Полиграфа Полиграфовича Шарикова.
В повести «Роковые яйца» столь прекрасно начатый зоологический эксперимент в своей завершающей стадии приближает вселенскую катастрофу. В «Собачьем сердце» в результате эксперимента получилось существо с сердцем бродячей собаки и мозгом человека с тремя судимостями и ярко выраженной страстью к алкоголю. Таковы неутешительные последствия проведенных экспериментов.
Жизнь и карьера профессоров Персикова и Преображенского не равноценны. Судьба ученого из повести «Собачье сердце» складывается значительно благополучней. Если в «Роковых яйцах» опытам с красными «лучами жизни» неоднократно пытаются поставить заслон, хотя в конечном итоге опыт удается, то Преображенскому в его эксперименте по существу никто особенно не препятствует. Напротив, к нему весьма благосклонно относятся чиновничьи верхи, которые нуждаются в услугах великого хирурга и всячески ему покровительствуют. Однако повседневная жизнь профессора Преображенского вызывает у писателя горькое сожаление. Немолодой человек, Преображенский одинок. Он стремится спрятаться, отгородиться от беспокойного мира в своей комфортабельной квартире, жить одной лишь наукой. Подчас Преображенский ощущает себя каким-то мифическим божеством. Так было, например, в операционной, где он проводил свои опыты над Шариком. Описание самой операционной дано в повести в сатирическом плане. Писатель говорит об этом с известной иронией и насмешкой. Правда, и ирония, и насмешка не перечеркивают авторского сочувствия и снисхождения к герою.
Очевидную симпатию автора вызывают врачебный гений Преображенского, высокая культура, эрудиция. В то же время сатирическая направленность «Собачьего сердца» больше всего сказывается при описании тех результатов, которых добился профессор Преображенский.
В повести «Собачье сердце» отвратительное создание человеческого гения во что бы то ни стало пытается выбиться в люди. Но этого не так-то просто добиться. Злобному существу новой эпохи непонятно, что для этого необходимо проделать длительный путь духовного развития, требуется труд по совершенствованию интеллекта, постепенное накопление знаний и расширение кругозора. Свою никчемность, абсолютную безграмотность и неприспособленность Шариков пытается компенсировать самыми естественными и элементарными приемами. В частности, он обновляет свой гардероб, надевает лакированные ботинки и ядовитого цвета галстук, но во всем остальном, как метко подчеркивает писатель-сатирик, его костюм грязен, неопрятен, безвкусен. Весь внешний облик только что рожденного героя одежда не способна видоизменить. Но дело даже не в его внешнем облике, а в самой внутренней сущности. Он — человек с собачьим нравом и животными повадками, что неизбежно сказывается и на его поведении.
В доме профессора Преображенского Шариков чувствует себя новым хозяином жизни. Возникает неизбежный конфликт со всеми обитателями квартиры ученого, которых он буквально терроризирует, испытывает их волю и терпение. Жизнь становится сущим адом.
Парадоксальность и трагичность ситуации заключается в том, что Шариков, ведомый собственным животным инстинктом и поощряемый тупым домоуправом Швондером, и не замечает недовольства окружающих его людей. Он продолжает жить по-своему: днем спит на кухне, бездельничает, творит всевозможные мыслимые и немыслимые безобразия. Убеждения Шарикова мастерски обыгрываются Булгаковым, который под хрестоматийную установку человеческого поведения тонко подводит политический подтекст. В советское время многие чиновники и бюрократы, обласканные властью вышестоящих, полагали, что «на все имеют свое законное право».
Полиграф Полиграфович находит себе верного союзника в лице Швондера, местного председателя домкома, который поддерживает его социальный статус в обществе, вооружает основами новой идеологии. По элементарной логике Шарикову как глубоко невежественному человекообразному существу следовало бы начать элементарное возрождение к основам жизни посредством приобщения к начальной грамотности. Однако «духовный пастырь» Швондер обеспечивает Шарикова серьезной философской литературой, предоставляет как материал для изучения и духовного возрождения переписку Энгельса с Каутским.
Но звероподобное существо ничего не способно понять и воспринять. Шариков отвергает все книги, всех авторов: «А то пишут, пишут... Конгресс, немцы какие-то...». Выводы его строптивы и примитивны: «Надо всё поделить». Так вырабатывается психология «нового» человека, с особой сатирической остротой раскрытая автором в образе новоявленного недоросля.
С первых шагов обретения самостоятельности Шариков чувствует свое преимущество перед профессором и другими жильцами дома. Ведь он — «трудовой элемент». Получив удостоверение личности, он обретает некий социальный статус (Булгаков в данном случае не без едкой иронии пишет, что при советской власти «документ — это самая важная вещь на свете»). Формальная прописка, ловко состряпанная Швондером, незамедлительно уравнивает в социальных правах известного ученого и новоявленного «представителя пролетариата». И Шариков теперь с презрением взирает на «сорок пар штанов», на стол, заставленный винами, и осуждает профессора за жилплощадь в семь комнат. Со временем Шариков инстинктивно осознает главное кредо новых хозяев жизни: грабить, воровать, калечить и портить буржуйское, а не пролетарское добро, растаскивать все ранее созданное и т. д.
Высококультурного интеллигентного профессора все больше возмущает подобное поведение Шарикова, который все кичится своим пролетарским происхождением, хотя на самом деле он двойник Клима Чугункина, представлявшего собой уголовный элемент.
Как мы узнаем из дневника Борменталя, Шариков — «беспартийный, сочувствующий. Судился три раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия — игра на балалайке по трактирам» (с. 165).
Профессор открыто протестует против подобного ничтожества, против человека, который «в демагогическом пылу беззастенчиво называл себя представителем народовластия, а по сути своей был разрушителем народного достояния»6.
Уже к середине 20-х годов Булгаков пророчески осознал, что главным принципом социалистического общества в будущем станет всеобщая уравниловка, цинично называвшаяся в те годы равенством и братством.
«Звездным часом» для Шарикова становится его «служба», когда он, исчезнув из дома, неожиданно предстает перед изумленным профессором «в кожаной куртке с чужого плеча, в кожаных же потертых штанах и высоких английских сапожках». Заведующий отделом чистки города от бродячих животных начинает свою неприглядную деятельность. Перед нами предстает теперь городской чиновник из вполне реальной жизни, а не из вымышленной фантастической ситуации. Ему доверено дело, охраняемое и оберегаемое властями. Ведь именно председатель домкома Швондер, ответственное и представительное лицо, устраивает Шарикова на работу.
Таким образом, созданное профессором Преображенским человекообразное существо не только приживается при новой власти, но и совершает головокружительный прыжок: из дворовой собаки он превращается в санитара по очистке города от бродячих животных. Однозначно следует воспринимать авторскую мысль: преследование себе подобных — характерная черта всех шариковых. Они, как бюрократы, рядящиеся в образы честных служителей закона, осуждаются талантливым сатириком. Шариковы уничтожают своих, сами себя, словно заметая следы собственного происхождения.
Булгаков закономерно подводит нас к мысли, что при таком самомнении и огромном потенциальном запасе злобы новоявленное существо попытается излить свою ненависть на своих «прародителей». Так и случается, когда заключительным аккордом шариковской деятельности становится донос на профессора Преображенского.
Напомним, что форма доносительства, как уже отмечалось, была удобным аргументом с целью смещения человека с должности, а также верным и быстродействующим средством клеветы. В конце 20-х и начале 30-х годов доносы и разного рода клеветнические письма и документы становились характерной чертой сталинского правления, стиля работы многих советских учреждений. И шариковы этим умело пользовались. Неудивительно поэтому, что от их клеветнической деятельности страдали многие честные люди. В повести «Собачье сердце» Булгаков это убедительно показал на образе профессора Преображенского, ставшего во многом жертвой своего собственного эксперимента.
С появлением в доме Шарикова жизнь профессора стала в буквальном смысле слова похожа на ад. Надо особо отметить, что, если бы не веселый и искрящийся юмор Булгакова, временами находящий свое отражение на страницах повести, ее можно было бы свести к беспросветной трагедии.
Такой же печальной, как мы видели, была и судьба профессора Персикова, влюбленного в своих пупырчатых жаб («Известно, лягушка жены не заменит», — сочувствует ему безымянный котелок из охраны). И именно недобросовестность, проявленная в использовании научного эксперимента в корыстных целях, привела к многочисленным трагическим последствиям. От домогательств многих своих недругов, конъюнктурщиков, пытавшихся сделать себе карьеру на его фантастическом изобретении, профессор Персиков только отгораживался простодушной улыбкой порядочного интеллигента.
Его коллега из повести «Собачье сердце» в период своей работы над трансплантацией органов также отличался терпимостью, порядочностью и добросердечием. Обоих профессоров в данном случае роднит выдержка честного интеллигента и снисхождение к тем злопыхателям, которые обвиняли создателя красных «лучей жизни» в шарлатанстве, а другого долгое время считали обыкновенным обманщиком, ловким авантюристом (после первого публичного представления Шарикова в некоторых научных кругах говорили о самом обычном появлении внебрачного сына профессора Преображенского). Но это отдельные детали.
Говоря об идейном родстве образов двух представителей научной интеллигенции России 20-х годов, важнее, на наш взгляд, согласиться с выводом, сделанным уже упомянутым М. Петровским, который писал: «Они, эти мастера, — обыкновенные люди, такие же, как все, со всеми человеческими слабостями, порой очень смешными или даже непростительными, и только талант, заставляющий их страстно устремляться к истине, отличает их от иных прочих, возвышает над окружением. Открытая ими истина превращает их в пророков...»7.
Сатирические повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце» имеют много общего не только в своей идейной направленности, но и в стиле, художественном мастерстве. Булгаков удачно использует символические образы. Таков, например, образ пронизывающего холода, царящего в кабинете Персикова и в операционной Преображенского. Этим образом писатель как бы заостряет внимание читателя на неприятных, нерадостных последствиях проводимых экспериментов. Показательно, что холодом и беспредельным одиночеством веет даже от вещей. Жуткое впечатление производит рабочий стол Персикова, «на дальнем краю которого в сыром темном отверстии мерцали безжизненно, как изумруды, чьи-то глаза».
Вечно холодно и в операционной Преображенского. Здесь авторское внимание сосредотачивается на демоническом поведении хирурга. В зловещей тишине, от которой может содрогнуться человеческое сердце, в середине прохладного кабинета и тускло мерцающих ламп стоят профессор Преображенский и его ассистент.
В силу того обстоятельства, что сатирическое воплощение основной трагической темы неизменно скрашивается мягким юмором и созданием пародийных ситуаций, стиль повестей «Роковые яйца» и «Собачье сердце» не перегружен однотипными стилистическими оборотами, повести воспринимаются легко, как говорится, прочитываются на едином дыхании.
Однако важно подчеркнуть, что Булгаков оперирует художественно-изобразительными средствами языка не ради неприхотливой поэтической игры. Они несут большую смысловую нагрузку, являясь важной составной частью сюжета. Если, к примеру, Андрей Платонов как-то заметил, что, «играя метафорой, автор и выигрывает одну метафору»8, то Булгаков непременно хочет выиграть нечто большее. С этой целью полезно вспомнить хотя бы такой эпизод из повести «Роковые яйца», где автор, сам познавший в эпоху нэпа всю сложность ежедневной борьбы за существование, смотрит вместе с профессором Персиковым в микроскоп на результаты действия так называемого красного «луча жизни»: «В красной полосе, а потом и во всем диске стало тесно, и началась неизбежная борьба. Вновь рожденные яростно набрасывались друг на друга и рвали в клочья и глотали. Среди рожденных лежали трупы погибших в борьбе за существование. Побеждали лучшие и сильнейшие. И эти лучшие были ужасны. Во-первых, они объемом приблизительно в два раза превышали обыкновенных амеб, а во-вторых, отличались какою-то особенной злобой и резвостью. Движения их были стремительны, их ложноножки гораздо длиннее нормальных, и работали они ими, без преувеличения, как спруты щупальцами» (с. 54).
Как видим, Булгакову удалось убедительно показать огромную опасность красных лучей, т. е. определенных революционных идей, обладающих разрушительной силой, которые могут привести к гибели всего живого.
Следует отметить, что в «Роковых яйцах» проявилось настоящее мастерство художника в создании сатирических характеров. Не вдаваясь в пространные описания, писателю достаточно заставить героя произнести несколько фраз, сделать один жест, чтобы была раскрыта его сущность, это касается не только главных, но даже и эпизодических героев.
Такими, к примеру, являются в повести «Роковые яйца» образы журналистов, которые, одолевая профессора, всего лишь несколькими словами однозначно раскрывают себя как продажных служителей тенденциозной прессы. Зачастую это люди невежественные, малограмотные. Таков, например, бойкий столичный журналист Альфред Бронский, который просит профессора Персикова уделить ему «пару минуточек».
«— Что вы мне скажете за кур, дорогой профессор?
Ученый с брезгливой миной парирует претензии бесцеремонного, а главное, безграмотного репортера:
— И вот мне непонятно, как вы можете писать, если вы не умеете даже говорить по-русски. Что это за «пара минуточек», и «за кур»? Вы, вероятно, хотели спросить «насчет кур»?» (с. 72).
Следует отметить, что Булгаков очень остро реагировал на засорение литературного языка, весьма характерное для периода становления новой культуры. Он едко высмеивал нелепые аббревиатуры, канцелярские штампы, псевдореволюционный жаргон и т. д. Надо сказать, что тенденция к засорению русского литературного языка дала о себе знать еще в начале XX века. На это в свое время обратил внимание И. Бунин. Тонкий стилист, великолепный мастер художественного слова, он в «Окаянных днях» с горечью констатировал, что русский язык начала XX столетия переживает своеобразный период ломки и засорения. И ломка, и засорение языка особенно усилились в послереволюционный период и естественно, что такой художник, как Булгаков, не смог пройти мимо этого.
Нечасто художникам слова случалось создавать яркие образы такими незначительными средствами, как М. Булгаков. Более того, как и в «Дьяволиаде», в этой повести также нашли свое отражение сцены советского быта.
Вот лишь несколько примеров:
«По смерти Власа (сторожа — С.С.) окна в институте промерзли насквозь, так что цветистый лед сидел на внутренней поверхности стекол. Издохли кролики, лисицы... и все до одного ужи. Персиков... заболел воспалением легких, но не умер. Когда оправился, приходил два раза в неделю в институт и в круглом зале, где было всегда, почему-то не изменяясь, 5 градусов мороза, независимо от того, сколько на улице, читал в калошах, в шапке с наушниками и в кашне, выдыхая белый пар, 8 слушателям цикл лекций на тему «Пресмыкающиеся жаркого пояса»(с. 47).
Или: «...На Театральной площади вертелись белые фонари автобусов, зеленые огни трамваев; над бывшим Мюр и Мерилизом, над десятым надстроенным на него этажом, прыгала электрическая разноцветная женщина, выбрасывая по буквам разноцветные слова: «рабочий кредит». В сквере против Большого театра, где бил ночью разноцветный фонтан, толклась и гудела толпа. А над Большим театром гигантский рупор завывал: «Антикуриные прививки в Лефортовском ветеринарном институте дали блестящие результаты. Количество... куриных смертей за сегодняшнее число уменьшилось вдвое...» (с. 74—75).
Об этом, в частности, писал в свое время критик «Нового мира»: «Роковые яйца» — это насыщенный современностью, остроумием, многочисленными мелкими бытовыми картинками, занимательностью фантастический рассказ»9. Он же отмечает важность такого подхода к избранной художественной форме: «У нас грешат против занимательности и против фантастики, деля обычно вещи на «авантюрные» и «бытовые». «Авантюрные» — это интересно и пусто. «Бытовые» — это глубоко и скучно... Но безудержное вранье, неизбежно завершающееся мировой революцией, — так ли уж это занимательно?»10.
Для понимания политической подоплеки сатирических повестей М. Булгакова характерны их финальные картины.
Шарикову, состряпавшему, в конечном итоге, донос на Преображенского, совершенно чужды такие нравственные понятия, как стыд, совесть и мораль. Отсутствие их вполне компенсируется у этого «нового» человека подлостью, ненавистью и злобой. Однако создатель «гомункулуса» все же пытается переделать звероподобное существо в нормального члена общества. Он с гордостью, быть может, несколько наивной, надеется на эволюцию, на постепенное усовершенствование шариковых. Признав свою изначальную позицию ошибочной, профессор пытается методом от противного перевоспитать Шарикова. Но все это оказывается тщетным. Человекоподобному существу с собачьими повадками и дурной наследственностью от алкоголика и рецидивиста невозможно стать нормальным человеком.
Когда злостные обыватели, бюрократы и демагоги натравливают на Преображенского его же собственное лабораторное создание, хирург оказывается в крайне тяжелом положении. Ассистент профессора доктор Борменталь в бешенстве от выходок Шарикова. По его мнению, с подобными типами надо расправляться насильственными методами. Он даже сам готов проучить Шарикова. Однако профессор, как честный и порядочный человек, представитель гуманной «народолюбивой русской интеллигенции»11, не может допустить этого. Он говорит доктору Борменталю: «На преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Доживите до старости с чистыми руками» (с. 195).
Профессор Преображенский как будто выходит из данной ситуации, в какой-то мере спасая свою профессиональную честь. Возвращение Шарикова в облик пса хоть и говорит о крахе великого открытия, тем не менее, поднимает Преображенского в глазах людей умением найти мудрый выход из создавшейся ситуации.
По-другому складывается судьба Персикова, который все же вынужден отдать свое изобретение, подписав себе тем самым смертный приговор. Однако нужно признать, что грустная история об ошибке и гибели главного героя завершается «победой жизни, и трагизм ее уравновешивается юмористическим тоном рассказа и блеском фантазии сатирика. Печаль разрешается смехом. Мысли автора повести глубоки и серьезны, и вся повесть «Роковые яйца» полна подлинного веселья, игры язвительного ума, чрезвычайно занимательна»12.
На то, что оба произведения оказались новаторскими и более удачными с художественной точки зрения, обратили внимание и критики тех лет. «Роковые яйца», к примеру, понравились А.М. Горькому, который незамедлительно отозвался о новом произведении: «Остроумно и ловко написаны «Роковые яйца» Булгакова»13.
Правда, пролетарский писатель заметил в повести и некоторые недостатки: «Булгаков очень понравился мне, — продолжил он свою мысль в письме к М. Слонимскому от 8 мая 1925 года, — но он сделал конец рассказа очень плохо. Поход пресмыкающихся на Москву не использован, а подумайте, какая это чудовищно интересная картина»14.
Здесь важно подчеркнуть, что финал «Собачьего сердца» предстает несравненно более трагичным, чем в «Роковых яйцах». В нем писатель заключает, что, хотя профессор и получает возможность продолжать свою научную деятельность, но фактически его благие намерения оборачиваются трагедией, точнее, невосполнимой утратой тех ценностей, которыми он так дорожил, когда были начаты его ранние опыты по омоложению стареющего человеческого организма. Терпя моральный крах, профессор Преображенский приходит к выводу, что насильственное вмешательство в природу человека приводит к катастрофическим результатам.
Профессор осознал и исправил свою ошибку, вновь превратив Шарикова в дворового пса. Но сила сатирического замысла состоит не в том, что Шариков вернулся в свое изначальное собачье состояние (понятно, что такой поворот событий писатель может просто придумать, а в реальной жизни такие явления необратимы).
Значение этого бессмертного произведения в том, что оно явилось предупреждением человечеству. Злобное и агрессивное существо — это яркая деградация человеческой личности.
Как верно отмечают современные критики, «духовная и гражданская деградация, а нередко и прямое перерождение, приспособленчество в его наиболее массовой и в то же время практически неуязвимой (и даже поощряемой) форме — вот о чем сигнализирует повесть «Собачье сердце». Задолго до массовой волны этот нездоровый сдвиг в нравственной атмосфере общества был предсказан и объяснен М. Булгаковым»15.
«Собачье сердце», вслед за романом-антиутопией «Мы» друга и единомышленника Булгакова Е. Замятина, звучит как предупреждение, как напоминание о вполне реальных трагических последствиях подобных исторических экспериментов, о том, что их необходимо избежать любой ценой.
К середине 20-х годов Булгаков прозорливо ощутил возможность прихода к власти подобных шариковых, мелких и ничтожных людей, лишенных нравственных ценностей. Повесть была очень актуальной, поэтому не случайно, что в то время она не увидела света.
Художественные произведения, в основе которых лежит изображение насилия над человеческой природой, вряд ли могли появиться в России в дореволюционный период. Повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце» отличаются предельно ясной и четкой авторской идеей: свершившаяся в России революция явилась не столько результатом естественно-поступательного духовного развития общества, сколько безответственным, авантюрным и преждевременным экспериментом со стороны большевиков. Булгаков прекрасно это понимал и как человек, обладающий даром ясновидения, в художественной форме отразил произошедшие исторические события. А именно: страну необходимо было возвратить в ее прежнее состояние, не допуская в дальнейшем необратимых последствий такого эксперимента.
Несмотря на то, что к середине 1925 года, как мы уже отмечали, М. Булгаков сформировался как признанный сатирик, по сравнению с «Записками на манжетах» и «Дьяволиадой», в последующих повестях его сатирическое мастерство еще более возросло. Оно сказалось в более реалистическом описании принципиально новых литературных типов. Возросло также и умение Булгакова все сюжетные ситуации связывать воедино в крепкий узел. Так, в «Роковых яйцах» все события связаны с научным открытием профессора Персикова, а в «Собачьем сердце» — со смелой хирургической операцией.
Итак, между повестями «Роковые яйца» и «Собачье сердце» существует тесная связь, хотя в сюжетном отношении они заметно отличаются друг от друга. Тем не менее, повести представляют собой единый связный текст как срез реальных событий Москвы 20-х годов.
Тема «маленького человека» почти безвозвратно уходит в прошлое; на место Короткова, слабого и безвольного существа, приходят люди совершенно иного характера и с принципиально другим мировоззрением. На первый план Булгаков выдвигает честных представителей научной интеллигенции, которые ставят смелые и необычные опыты. Но результаты экспериментов заставляют бить тревогу. В одном произведении полчища земноводных чуть было не погубили город, а в другом антигерой обнаружил в своем характере и поведении такой запас злобы, зависти и агрессивности, что его создатели не могли не ужаснуться последствиям появления урода, генетически унаследовавшего все самое худшее.
Таким образом, анализ повестей «Роковые яйца» и «Собачье сердце» дает нам основание оценивать их скорее не как пародию на общество будущего в России, а как своеобразное предупреждение того, что может случиться при дальнейшем развитии тоталитарного режима, при безрассудном развитии технического прогресса, не опирающегося на высокие нравственные ценности.
Примечания
1. Небезынтересным является тот факт, что дядя Булгакова, врач-гинеколог Н.М. Покровский тоже жил на Пречистенке, где и разворачиваются события повести «Собачье сердце».
2. Впервые повесть была опубликована в Лондоне в 1968 году в журнале «Студент» (№№ 9, 10) и во Франкфурте в том же году в «Гранях» (№ 69). И лишь в 1987 году она была напечатана в журнале «Знамя» (№ 6) на родине писателя.
3. Петровский М. «Стал сатириком нашей эпохи...» // Булгаков М.А. Театральный роман. Повести. — Ставрополь: Кн. изд-во, 1989, с. 13.
4. Петровский М. «Стал сатириком нашей эпохи...» // Булгаков М.А. Театральный роман. Повести. — Ставрополь: Кн. изд-во, 1989, с. 13.
5. Булгаков М.А. Собр. соч. в 5-ти тт. — Т. 2. — М., Худ. литература, 1989, с. 82. В дальнейшем все ссылки в данной главе даются по этому тому с указанием страниц в тексте.
6. Грознова Н.А. Повесть «Собачье сердце» в литературном контексте 20-х годов // Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография. — Книга 1. — Л., Наука, 1991, с. 56.
7. Петровский М. «Стал сатириком нашей эпохи...» // Булгаков М.А. Театральный роман. Повести. — Ставрополь: Кн. изд-во, 1989, с. 14.
8. Платонов А. Мастерская. — М., Советская Россия, 1971, с. 61.
9. Л-в. О «Роковых яйцах» М. Булгакова // Новый мир, 1925, № 6, с. 151.
10. Л-в. О «Роковых яйцах» М. Булгакова // Новый мир, 1925, № 6, с. 151.
11. См. об этом: Золотоносов М. «Родись второрожденьем тайным...». Михаил Булгаков: позиция писателя и движение времени // Вопросы литературы, 1989, № 4, с. 169.
12. Сахаров В., Не скучно читать... // Булгаков М., Собачье сердце. Повести и рассказы. — М., 1990, с. 431—432.
13. Горький и советские писатели. Неизданная переписка // Литературное наследство. — Т. 70. — М., АН СССР, 1963, с. 152.
14. Горький и советские писатели. Неизданная переписка // Литературное наследство. — Т. 70. — М., АН СССР, 1963, с. 389.
15. Ершов Л.Ф. Ранняя сатира М. Булгакова // Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография. — Книга 1. — Л., Наука, 1991, с. 12.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |