10 марта 1940 г. М.А. Булгаков скончался, его последнее и, бесспорно, лучшее произведение было вполне закончено содержательно, но с точки зрения редакторской работа над рукописью чуть что не должна была только начинаться: это был текст, «писавшийся на протяжении многих лет», «правленый многократно, слоями и не подряд, с поправками, которые были отменены последующими, но не вычеркнуты, с намеками на поправки, которые, будучи помечены в одном месте, должны были быть и не были перенесены в соответствующие другие места текста»1.
Предвидя близкую смерть, Булгаков еще в октябре 1939 г. пригласил нотариуса и составил завещание, по которому его жена Е.С. Булгакова оставалась его наследницей и правопреемницей всех его авторских прав. По смыслу этого завещания ей поручалась вся работа над рукописями и забота об их дальнейшей судьбе2.
И Елена Сергеевна действительно посвятила всю дальнейшую жизнь трудам своего покойного мужа. «Я осталась цела только потому, что верю в то, что Миша будет оценен по заслугам и займет свое, принадлежащее ему по праву место в русской литературе», — писала она спустя 20 лет после смерти мужа3.
12 лет работал Булгаков над «Мастером и Маргаритой», и 23 года потратила Елена Сергеевна, чтобы отредактировать это произведение, придать ему вполне законченный вид. В 1963 году труд этот был завершен, Елена Сергеевна сама перепечатала его на машинке, но публикация его все еще была невозможна4. Через три года редакция, выработанная Еленой Сергеевной, была опубликована в журнале «Москва» с чудовищными сокращениями и искажениями цензурного характера, и в дальнейшем у нас в стране она не издавалась. Огромная и самоотверженная работа, выполненная по воле самого автора, осталась не оцененной, она, как и все наследие М.А. Булгакова, ждет серьезного и неконъюнктурного текстологического исследования.
В тексте «Мастера и Маргариты» — во всех его изданиях, как в тех, которые опубликованы по рукописи Елены Сергеевны, так и в обработанных советскими редакторами, — встречаются противоречия, которые чаще всего читателями не замечаются. Так, серый берет Воланда в дальнейшем оказывается черным; заявление автора, что Воланд «ни на какую ногу <...> не хромал», опровергается позднейшим сообщением («Прихрамывая, Воланд остановился...»); швейцар Николай в «Грибоедове» сменяется «бледной и скучающей» Софьей Павловной; отправляясь в последний полет, Воланд забывает свою служанку Геллу; Могарыч и некоторые другие персонажи, вылетающие в окно, затем оказываются выходящими из дверей и т. п. Таких противоречий наберется три-четыре десятка, но они почти неизбежны во всяком большом художественном произведении (исключение обязательное составляют только детективы — строжайшая логическая и фактографическая точность является в них требованием жанра). Так, Петруше Гриневу не может быть более 10-ти лет к началу Пугачевского восстания; Денисов в «Войне и мире» именуется то Василием Дмитриевичем, то Василием Федоровичем5; действие «Анны Карениной» начинается утром в пятницу (пробуждение Стивы Облонского), а ко времени появления Левина на катке тот же день оказывается четвергом6 и т. п.
Разумеется, ни одному редактору не придет в голову устранять подобные противоречия из текстов Пушкина и Толстого. Это общее правило распространяется на все художественные тексты.
Дело в том, что для художественного произведения подобные противоречия не существенны, они находятся как бы вне эстетического аспекта (а потому читатель обычно их и не замечает), поскольку в задачи искусства не входит адекватное изображение физического мира, законов механики и т. п. Просто Булгакову при первом появлении «иностранца» нужно было минимизировать сходство своего героя с классическим обликом сатаны (ну, хотя бы, чтобы заинтриговать читателя), а в другом месте — наоборот; Иванушка должен был понять, что прощание учителя означает его смерть (и фельдшерица подтверждает, что его сосед в 18-й палате скончался), но для московских обывателей (а может, и для цензуры?) выдана другая версия — о похищении душевнобольного и двух женщин «шайкой гипнотизеров»... Конечно, не все противоречия функционально значимы, но именно потому, что они могут быть значимы, ни один редактор не вправе «исправлять» авторский текст.
Таким образом, с этой стороны упреки в адрес Елены Сергеевны нельзя признать основательными, а главное — нужно помнить, что «у нее были особые права, каких другие текстологи и редакторы Булгакова не имеют»7.
Примечания
1. Л. Яновская (5, 666).
2. См. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 642—643.
3. Е.С. Булгакова. Указ. соч. С. 30.
4. Не следует думать, что до 1963 г. Елена Сергеевна не пыталась опубликовать «Мастера и Маргариту» (об этом ниже).
5. Ср. Л.Н. Толстой. Полн. собр. соч. М.—Л., 1933. Т. 10. С. 10 и Т. 12. С. 136.
6. См. Л.Н. Толстой. Полн. собр. соч. М.—Л., 1934. Т. 18. С. 15 и 36.
7. Л. Яновская (5, 668).
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |