Уже в начале 60-х годов XX века группа молодых ученых — Г.Д. Гачев, В.В. Кожинов, Г.С. Бочаров — провела очень широкое исследование поэтики романа, лирики и драмы. Как отмечает В.В. Кожинов, они опирались на комплекс идей, разработанных М.М. Бахтиным.
Сам жанр романа М.М. Бахтин полагает наиболее «живым» и неустоявшимся жанром литературы, находящимся в постоянном развитии. В связи с этим ученый выделяет ряд существенных особенностей романа: его необыкновенную пластичность и способность «вбирать» в себя другие жанры, а также способность «переходить» в некоторые из них (например, в драму)1; коренное изменение временных координат литературного образа в романе; новую зону построения литературного образа — зону максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности2. Сравнивая роман и эпопею, Бахтин подчеркивает принципиальную разницу между отношением ко времени: в эпопее «певец и его слушатели» находятся в одном времени, а изображенное событие отнесено к другому, воспринимающемуся как «абсолютное», «идеальное» прошлое, тогда как в романе автор, читатель и событие находятся на одном ценностно-временном уровне «незавершенного настоящего», что и объясняет своеобразную «разомкнутость» романа, позволяет ему переступать границы художественно-литературной специфики3. В то же время само рождение и существование текста, по мнению ученого, возможно лишь в «бесконечном и незавершенном диалоге» «малого времени» (времени создания текста, современности, ближайшего прошлого и ближайшего будущего) и «большого времени», «далекого контекста»4. Как ни парадоксально, роман как жанр не может существовать без обращения к таким «далеким контекстам», поскольку корни его, по мнению Бахтина, находятся в народной культуре и фольклоре5.
О подобной же «разомкнутости» романа и шире — эпоса как рода литературы — пишет Г.В. Гачев. По его мнению, эпос выражает идею, что бытие «царит над принципом времени... эпос, даже и включая то или иное время или место действия, всегда, в конце концов, выводит событие вовне времени и пространства»6. Такой «выход за переделы времени и пространства» оказывается возможным, по мнению ученого, только в том случае, когда существует взаимопроникновение двух планов: эмпирического и мифологического (или космического). И именно на пересечении двух этих сфер происходит рождение романа7. Такой синтез, такая «устремленность в небо» придает роману, по мнению ученого, панорамность, философичность и включает и неизбежно «втягивает» архетипы и ритуалемы прошлого.
Такой тип романа, по мнению Г.Д. Гачева, характерен для «европейского литературно-художественного цикла». Ученый приводит ряд писателей, называя в их числе Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского, для романов которых характерен особый принцип: «События, происходящие на земле, имеют свою значимость, самоценность <...>, но зато они же выступают как форма действия сущностных сил, причастны к ним <...>»8.
Сходную мысль относительно художественной системы Ф.М. Достоевского высказывает В.В. Кожинов. По мнению исследователя, Ф.М. Достоевский создает особый тип романа, в котором «любая деталь имеет двойственный характер»: «в будничном художественном мире воплощен и иной мир, в котором открываются безграничные пространственные и временные перспективы, в котором все имеет общемировой, всечеловеческий характер»9. Человек в романах Достоевского ощущает себя как бы на «всемирной арене», он чувствует ответственность перед миром и ответственность мира перед ним самим, и ведет себя так, как будто на него смотрит целое человечество10. В этом отношении, на наш взгляд весьма показательно, что М.М. Бахтин особое внимание уделяет хронотопу порога и связанным с ним мотивам кризиса и жизненного перелома в романах Ф.М. Достоевского и считает их определяющими для художественной системы писателя11.
В.В. Кожинов подчеркивает, что осмысливать творчество Ф.М. Достоевского необходимо «в «большом времени», в том числе «большом времени» отечественного, русского бытия»12. Особый интерес в этом отношении, по мнению ученого, представляют работы В.Е. Ветловской.
В.Е. Ветловская одной из первых стала разрабатывать тему рыцарства в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Рассматривая фигуру старца Зосимы, она впервые поставила вопрос о том, почему православный монах в романе называется «un chevalier parfait» — «совершенный рыцарь»13. Подробно анализируя ряд эпизодов, связанных с Зосимой, исследовательница предлагает искать ответ на этот вопрос, проводя параллель между персонажем романа Достоевского и фигурой Франциска Ассизского, основателя будущего католического монашеского ордена францисканцев.
Особый упор исследовательница делает на особом отношении к Христу и Богоматери, которые воспринимались св. Франциском и как предводители небесного воинства, покровители воинов (недаром и сами францисканцы называли себя «воинами Христа» не только в переносном, но и в прямом значении, а орден «через некоторое время по возникновении», руководствуясь созданным Франциском уставом, «представлял собой вполне организованное воинство»14).
Выстраивая цепочку параллелей и приходя к выводу о том, что с фигурой Зосимы в романе, возможно, связан атрибуты католичества (имеется в виду убранство кельи старца, не характерное для православного монаха), исследовательница, тем не менее, в финале своей работы высказывает мнение о том, что сама характеристика, данная Зосиме Иваном — Pater Seraphicus — «в романе Достоевского имеет полемический подтекст»15, и, видимо, этим самым определяется дальнейший вектор исследования, так как разрешение противоречий, их «снятие» и должны показать художественный помысел Достоевского, его энтелехию.
Таким образом, в работе В.Е. Ветловской ставится ряд вопросов, весьма важных не только для понимания сути поэтики романа «Братья Карамазовы», но и для всей художественной системы Ф.М. Достоевского в целом.
Обращаясь к описанию убранства в келье Зосимы, В.Е. Ветловская справедливо замечает, что «огромная икона Богородицы, гравюры с итальянских художников прошлых столетий и католический крест с обнимающей его Mater dolorosa соединены в келье старца, очевидно, обдуманно»16. Однако подробнее исследовательница на этом не останавливается, отмечая лишь впоследствии, что «Mater dolorosa, обнимающая распятие в келье старца, <...> привносит в роман тему католичества вообще», а «в частном плане исподволь вводит еще одно указание на св. Франциска»17.
В то же время, несколько иные перспективы дает обращение к древнерусским источникам, которые Достоевский, безусловно, знал. В своей работе «Градозащитная семантика Успенских храмов на Руси» Д.С. Лихачев, выявляя «идейные основания построения Успенских храмов на Руси», обращается к Киево-Печерскому патерику и приводит содержащуюся в нем легенду о варяге Шимоне, который после смерти отца вынужден бежать от захватившего власть дяди Якуна. В момент побега он снимает с созданного отцом изображения Христа золотой венец и золотой пояс. Впоследствии Шимону на протяжении его жизни являются три видения о строительстве храма в честь Богоматери, а пояс становится мерой первого Успенского храма на Руси18, причем все последующие Успенские храмы воспроизводят не только пропорции первого (меры длины, ширины и высоты составляют в сумме число сто, которое является самым совершенным в пифагорейском понимании), но и особую топографию — «высоко на горе, над рекой»19.
Если учесть, что «решающее» видение (за которым последовало чудо воскресения и «перенесения по воздуху» в Киев) случилось на поле боя (после поражения русского войска в сражении при Альте в 1068 г., в котором принимал участие и Шимон)20, то, очевидно, можно в ином контексте рассмотреть приводимый В.Е. Ветловской в статье отрывок произведения итальянского поэта XIII века Джакомино, в котором Богоматерь предстает «рыцарской дамой», которая держит свой двор и дарит своим поклонникам богатых коней. При этом обращает на себя внимание семантика цвета: боевые кони — рыжие, а парадные — белые. Помимо этого существует еще и собственное знамя Богородицы, где она изображена победительницей «коварного льва» — сатаны21.
В предыдущей главе мы подробно останавливались на вопросе о том сложном комплексе древних женских культов, которые вобрал в себя образ Богородицы и на Руси, и в Западной Европе. По всей видимости, в Европе эти представления нашли свое отражение не только в куртуазной поэзии труверов, но, как отмечал в свое время Веселовский, и в поэзии францисканцев. И в Западной Европе, и на Руси Богородица становится покровительницей воинов (рыцарей).
Блестяще зная апокрифическую литературу, духовные стихи, Достоевский не мог пройти мимо этих представлений, они становятся одним из важных компонентов его художественной системы, вырабатываясь в процессе всего его творчества.
Примечания
1. Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 394—395.
2. Бахтин М.М. Указ. соч. С. 399.
3. Бахтин М.М. Указ. соч. С. 404—420.
4. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.
5. Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 409.
6. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм (Эпос. Лирика. Театр). М., 1968. С. 101.
7. Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания: Очерки по истории образа. Часть 1. М. 1972. С. 68.
8. Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания... С. 68.
9. Кожинов В.В. О Достоевском // Кожинов В.В. размышления о русской литературе. М., 1991. С. 243.
10. Кожинов В.В. Указ. соч. С. 242.
11. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 281.
12. Кожинов В.В. Указ. соч. С. 249.
13. Ветловская В.Е. Pater Seraphicus // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1983. Т. V. С. 166.
14. Ветловская В.Е. Pater Seraphicus // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1983. Т. V. С. 176.
15. Ветловская В.Е. Указ. соч. С. 170—178.
16. Ветловская В.Е. Указ. соч. С. 169.
17. Ветловская В.Е. Указ. соч. С. 170.
18. Лихачев Д.С. Градозащитная семантика Успенских храмов на Руси. Успенский собор Московского кремля. Материалы и исследования. М., 1985. С. 19—20.
19. Лихачев Д.С. Указ. соч. С. 22, 20.
20. Лихачев Д.С. Указ. соч. С. 19.
21. Ветловская В.Е. Pater Seraphicus // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1983. Т. V. С. 170.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |