Исследователи уже давно обратили внимание на то, что многие сюжеты, образы, мотивы берут своё начало в фольклоре. В таком случае возникает вопрос об изучении фольклора и литературы как единой метасистемы. Д.Н. Медриш специально оговаривает: «В ряде случаев фольклорная традиция в определённом смысле более продуктивна в литературе, нежели в фольклоре»1.
Ян Парандовский в своей книге «Алхимия слова» пишет: «Литература предназначена для задержания времени в его всеуничтожающем беге. Это она запечатлевает в вечном настоящем всё, что когда-либо происходило»2. В отношениях писателя с фольклором действует, думается, своего рода закон превращения энергии, писатель превращает её во многие другие, качественно отличные формы, в которых специфические признаки этой «первичной» формы исчезают, но которые, тем не менее, обязаны ей в какой-то мере своим происхождением3.
Вероятно, отношения «миф — фольклор — литература» подчиняются принципу гегелевского «отрицания отрицания» (тезис — антитезис — синтез); фольклор отрицает мифологию (миф — это не система, он может принимать любые формы), литература отрицает фольклор. Но, отрицая фольклор, она вырабатывает некие новые формы и принципы, связь которых с мифом не выражена явно, но которые, однако, напитаны энергетикой мифа.
А.М. Панченко и И.П. Смирнов в своей статье «Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX века» пишут, что «в искусстве... всегда присутствует элемент соревнования: соревнуются не только современники между собой; младшее поколение стремится превзойти старшее. При этом ему... бывает легче опереться не на вчерашний, а на позавчерашний день»4. Иными словами, художник через отрицание предшествующего историко-культурного цикла обращается к более ранним, архаическим культурным пластам.
По мнению исследователей, «писатели нередко обращаются не к устоявшимся фольклорным жанрам, а к «дожанровым образованиям», извлекая таящуюся в них эстетическую энергию. По существу, происходит своеобразный «спор» с фольклором, его диалектическое «отрицание», разумеется, с элементами «снятия», то есть продуктивного усвоения тех потенциальных возможностей, которые таятся в фольклоре»5.
А.А. Горелов в своей работе «К истолкованию понятия «фольклоризм литературы»» говорит о двух типах фольклоризма: фольклоризме явном и фольклоризме скрытом — и обозначает принципиальное различие между ними. К первому типу («регистрирующий фольклоризм») он относит произведения, в которых имеют место «непосредственные фольклорные отражения»: включения песен, преданий, сказок и т. д. Ко второму типу («стилистический фольклоризм») он относит произведения, при чтении которых рефлекторного возникновения «отфольклорной» ассоциации подчас не происходит. При таком «скрытом» фольклоризме читатель имеет дело с образами, символами, которые «потенциально готовы к художественному развёртыванию, и в словесном искусстве (фольклоре, литературе) это происходит непрерывно. <...> Движение не любых, а именно символических персонажей сквозь литературу предстаёт как беспрерывное воскрешение и обновление знакомых ситуаций»6.
Как мы видим, миф не заимствуется литературным произведением напрямую. Функционирование текста не ограничено предшествующей эпохой. Н.А. Хренов в своей книге «Воля к сакральному» приходит к выводу о том, что художественное мышление всегда в большей или меньшей степени связано с мифологическим мышлением. Отсюда возникают представления о художнике как человеке, обладающем исключительным даром проникать воображением в прошлое7. Как отмечает В.Н. Топоров, с ним связана функция памяти, видение того, что недоступно другим членам коллектива, — и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Поэт как носитель обожествленной памяти, выступает хранителем традиций всего коллектива. В работе над произведением художник имеет в своем распоряжении всю сферу культуры в ее диахронической составляющей, внутри которой миф существует в нескольких стадиях преломления. Формируясь литературной традицией, он переосмысливается и трансформируется внутри различных жанров. Многие формы и способы освоения фольклора давно стали национальной внутрилитературной традицией. Поэтому так важно выявить трансформацию фольклорных сюжетов, мотивов, образов.
Примечания
1. Медриш Д.Н. О системно-типологическом изучении литературно-фольклорных связей в области поэтики // Фольклор народов РСФСР. Межвузовский сборник. Уфа, 1985. С. 102.
2. Парандовский Я. Алхимия слова. Олимпийский диск. М., 1982. С. 31.
3. Емельянов Л.И. Изучение отношения литературы к фольклору // Вопросы методологии литературоведения. М.; Л., 1966. С. 256.
4. Панченко И.П., Смирнов А.М. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX века // ТОДРЛ, т. XXVI. Древнерусская литература и русская культура XVIII—XX вв. М., 1971. С. 33.
5. Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция: вопросы поэтики (архетипы «женского начала» в русской литературе XIX — начала XX века): Пушкин. Лермонтов. Достоевский. Бунин. Иваново, 2001. С. 4.
6. Горелов А.А. К истолкованию понятия «фольклоризм литературы» // Русский фольклор. Т. XIX. Л., 1979. С. 35—40.
7. Хренов Н.А. Воля к сакральному. СПб., 2006. С. 5—13.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |