Одним из первых исследователей творчества М.А. Булгакова, обратившим внимание на особенности реализации временных отношений в романе «Мастер и Маргарита», была М.И. Андреевская, ещё в 1968 году отметившая наличие в произведении присущей писателю почти скрупулёзной точности в определении датировки таким образом: «...Ни у кого, кажется, кроме Булгакова, события не размещены во времени и пространстве так точно, что всякому моменту действия соответствует положение солнца на небе...» [Андреевская 1991: 62]. Такой точный хронометраж в организации сюжета романа обуславливается в тексте значительным количеством темпоральной лексики, выступающей показателем объективного времени и ставящей в качестве основной задачу непосредственного хронологического упорядочивания действий; в свою очередь, слова и фразеологизмы, выражающие субъективное время, призваны отражать его психическую оценку тем или иным субъектом восприятия (повествователем или персонажем); в этой связи некоторые из данных единиц имеют в романе ряд присущих только им функций.
Основная задача лексических показателей объективного времени заключается в том, чтобы указать на временную приуроченность действия к определенному часу, времени суток, месяцу, дню недели и т. п.; с этой целью в романе активно используются слова-обозначения единиц счета и измерения времени, а также наименования частей суточного цикла, причем их распределение в пространстве романа производится таким образом, что для московских глав становится характерным почасовое и даже — «дробное» измерение времени, к которому писатель прибегает для максимальной временной локализации действия, приурочивая его не только к определённому часу, но и к минуте, например, в предложении: Правда не через секунду, но даже не через минуту, а через четверть минуты Аркадий Аполлонович, в одной туфле на левой ноге, в одном белье, был у аппарата... (5, с. 322—323) — производится намеренное смысловое столкновение слов, обозначающих краткие и сверхкраткие временные промежутки. В свою очередь, для библейских глав такой хронологический принцип изображения не характерен: время определяется здесь достаточно приблизительно — в соответствии с той или иной частью суток (ранним утром, до рассвета пятницы, к концу дня, к вечеру), а употребление слов-обозначений единиц счета и измерения времени призвано логически упорядочить события относительно друг друга (через минуту, через несколько минут) либо (крайне редко) описать временную протяженность действия. Основным способом изображения времени библейских глав становится его неопределенность; в этой связи используются лексические показатели субъективного времени, указывающие на относительную продолжительность / непродолжительность действия: недолго, некоторое время, долгое время, немного времени и т. п.); единственными двумя показателями точного времени здесь являются две данных — полдень (5, с. 39) и около десяти часов утра (5, с. 43). Ср.:
• Московские главы: В полночь... приехала в дом комиссия... вызвала Никанора Ивановича, сообщила ему о гибели Берлиоза... <...> Весть о гибели Берлиоза распространилась по всему дому с какою-то сверхъестественной быстротой, и с семи часов утра четверга к Босому начали звонить... <...> Мука эта продолжалась до начала первого дня, когда Никанор Иванович просто сбежал из своей квартиры в помещение управления... (5, с. 93—94); В половину одиннадцатого того вечера, когда Берлиоз погиб на Патриарших, в Грибоедове наверху была освещена только одна комната, и в ней томились двенадцать литераторов, собравшихся на заседание и ожидавших Михаила Александровича. <...> Беллетрист Бескудников... вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати. <...> «...половина двенадцатого». <...> Ровно в полночь все двенадцать литераторов покинули верхний этаж и спустились в ресторан (5, с. 60—62).
• Библейские главы: Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана 5, с. 290); Приближалась праздничная ночь... (5, с. 300); Прошел час. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду (5, с. 321).
При изображении хронологической приуроченности действий в тексте реализуется статическая модель времени, задающая временной «фон» для выхода героев и последующего развития событий: В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан (5, с. 7). Время как фон для действия формирует задний план сцены; момент времени представлен как существующая в определенный период данность, в которую внедряются предметы, действия, события; эта темпоральная данность представляется как замершая растянутая точка, в один из моментов которой возникает действующее лицо; в этой связи в тексте, как правило, время отражается в его определении посредством глаголов несовершенного вида, обозначающих длительность событий во времени: В тот час, когда, уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, — никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея (5, с. 7—8). В данном случае наблюдается развитие пространственных характеристик у времени, особенно при выражении будущей приуроченности событий; например, сочетания с глаголами движения совершенного вида с локативными приставками (при-: приближение в пространстве к какому-либо объекту) и предлогами (к приближение к объекту), ср.: привезут к школе // Пиво привезут к вечеру (5, с. 8).
Пространственное восприятие времени в идиолекте М.А. Булгакова также находит свое выражение в сочетаниях со значением «небольшой срок», строящихся по структуре «короткий + срок / время» (очень короткий срок, в самое короткое время) и выражающих неопределенную временную непродолжительность; в этой связи отмечается тот факт, что употребление слова краткий как более адекватного при выражении временных характеристик для языка писателя не свойственно.
Подобное пространственное восприятие времени отражается и при выражении середины временного отрезка: в языке М.А. Булгакова наблюдается последовательное противопоставление имен существительных половина, обладающего временной семантикой (ср., в половине октября, в половине июля и т. п.) и соотносящегося с такими наименованиями темпоральности, как полчаса, полпервого. и середина, выступающего в идиолекте писателя, главным образом, в пространственном значении (в середине комнаты). О том, что дифференцированность лексемы половина с точки зрения временного аспекта представляет собой именно отличительную особенность идиолекта М.А. Булгакова, а не единичный, характерный только для данного текста случай в словоупотреблении, свидетельствует ее наличие и в иных произведениях писателя, например, в повести «Роковые яйца» читаем: Известие о чудодейственном открытии прыгало, как подстреленная птица, в светящейся столице, то исчезая, то вновь взвиваясь, до половины июня... (2, 57). Возможность лексической сочетаемости слова половина и названия месяца не зафиксирована в словарях современного русского языка (см. издания под редакцией Д.Н. Ушакова [1935—1940], С.И. Ожегова [1973], А.П. Евгеньевой [1981] и др.), а также в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля (1863—1866), однако близкое к таковому словоупотребление отмечается в словарях, отражающих язык русской письменности и литературы XI—XVIII вв., например: въ седмици полъ, въ половине дни1, — что позволяет говорить об архаизме, устойчиво фигурирующем в языке писателя.
Особое смысловое наполнение слова группы объективного времени приобретают, соотносясь в романе с образами тех или иных персонажей; так, в темпоральном определении героев-людей присутствует полный набор слов со значением сосчитанного и измеренного времени, а также соответствующие словосочетания (в половине одиннадцатого, с двух до четырех, третий год и т. п.), что создает ощущение временного плена: «Секунда здесь равна секунде, час — часу, жизнь — сумме часов и секунд. Здесь целое, раздробленное на малые величины, отсчитывают не выходя за видимые его границы» [Есипова 1998]. В свою очередь, определяющими во времени для существ инфернальных становятся такие показатели, как вечер, закат и ночь; примечателен также и тот факт, что в романе сатана и его спутники в открытом пространстве города предстают именно в предвечерние, вечерние или ночные часы, а в том случае, когда обстоятельства заставляют их действовать в светлое время суток, происходит «затемнение дня» (гроза в эпизоде избиения Варенухи в туалете, пожар в квартире № 50 и т. п.); кроме того, их дневное «общение» с московской реальностью и москвичами происходит, как правило, в полдень либо в ближайшее с ним время (посещения административных заведений Коровьевым и Бегемотом, встреча Воланда с буфетчиком Соковым). В этом плане интересно заметить, что исходя из рассказа мастера временем Маргариты был полдень (как он говорит, ее час), также в полдень она впервые появляется во второй главе романа как действующее лицо; такая темпоральная характеристика достаточно последовательно связывается с ее последующим — уже вечерним — перевоплощением: изначально заявленная как существо, потенциально инфернальное, Маргарита в конечном счете превращается в ведьму.
В свою очередь, лексические показатели субъективного времени, по сравнению со словами, выражающими объективное время, не несут на себе столь явных смысловых нагрузок, и их основная функция сводится к тому, чтобы передать повторяемость (иногда — редко — изредка — временами — по временам, ежесекундно — ежеминутно — постоянно, ежедневно, ежечасно и т. п.), а также хронологическую, последовательную связь действий друг с другом, которая осуществляется посредством дейктических наречий тотчас (же), сейчас (же), тут (же), именных групп в тот же момент, в ту же минуту, в ту же секунду, через минуту, через секунду, через несколько мгновений и производных наречий мгновенно, мигом, моментально, вмиг, миг, вскоре, вскорости. В зависимости от концентрации данных слов на единицу текста, а также от их значения действие получает ту или иную степень интенсивности. Так, повтор именных групп через минуту и в эту минуту способствует описанию действия как равномерного, но быстро разворачивающегося во времени: И в эту минуту в столовую вошли двое граждан, а с ними почему-то очень бледная Пелагея Ивановна. <...> Первый на ходу показал Никанору Ивановичу документик, а второй в эту же минуту оказался стоящим на табуретке в уборной, с рукою, засунутой в вентиляционный ход (5, с. 100).
К данной именной группе по значению близки наречия тотчас (же), сейчас (же), тут (же), моментально и т. п., которые указывают в тексте на безотлагательное следование времени одного действия относительно времени другого действия, т. е. определяют не только их скорость, но и связь друг с другом; концентрация данных слов создаёт ощущение необыкновенной напряжённости и интенсивности в развитии событий: Оба обстреливаемые сейчас же растаяли в воздухе, а из примуса ударил столб огня прямо в тент. ...И тут огонь, гудя, как будто кто-то его раздувал, столбами пошёл внутрь тёткиного дома (5, с. 348). В этом плане отмечается интересная особенность временной организации событий в булгаковском тексте: стремительность развития действия и сопровождающий ее хаос приводят к трагическим последствиям, демонстрируя ошибочность в поступках героев (например, сцена преследования Воланда Иванушкой).
Слово миг и производные от него вмиг и мигом характеризуют действие как свершившееся очень быстро: До блеска вымытые салатные листья уже торчали из вазы со свежей икрой... миг, и появилось на специально пододвинутом отдельном столике запотевшее серебряное ведёрко... (5, с. 346). В то же время слово мгновение, в единственном числе синонимичное во многих контекстах слову миг, выступает в тексте преимущественно во множественном числе и выражает членимый характер события, прерванного не называемыми, но подразумеваемыми в тексте иными, быстро закончившимися действиями: Через несколько мгновений перед Иваном не было ни Стравинского, ни свиты (5, с. 93).
Слово же момент, выражающее, по определению Е.С. Яковлевой, ограниченную, но конкретно не определённую протяжённость, используется в тексте тогда, когда описываемая ситуация особо выделяется из ряда остальных и мыслится как эпизод, который можно расчленить на более мелкие составляющие: Но, увы, Иванушка совершенно изменился за то время, что прошло с момента гибели Берлиоза (5, с. 326).
Отметим также, что слова, выражающие объективное и субъективное время в романе, могут выступать и средством характеристики персонажа. Так, стилистически сниженное просторечное слово таперича не просто маркирует речь дьявольского шута Фагота-Коровьева, но его выбор в речи персонажа тесно связан с адресатом — Воландом (теперь) или московскими обывателями (таперича), а разговорное словосочетание зайти на минуточку, трижды употребляемое в тексте, используется применительно к «корректным» милиционерам, доставляющим валютчиков в ГПУ. Кроме того, слова обеих групп задают одну из центральных временных особенностей романа «Мастер и Маргарита», которая заключается в противопоставлении плана настоящего относительно планов прошлого или будущего, в сатирическом модусе явленного, например, в высказывании Фагота-Коровьева, которой «сегодня... неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное» (5, с. 95), а также мотивом оборотничества, реализующегося, как правило, посредством сочетания прилагательного бывший + N: бывший барон Майгель (5, с. 373), бывший регент Коровьев (5, с. 46), бывшие ювелиршины апартаменты и кровати (5, с. 75, 93)2. С наибольшим смысловым напряжением данная оппозиция прослеживается в отношении образа Пилата, а именно в сцене его сна: Само собой разумеется, что сегодняшняя казнь оказалась чистейшим недоразумением... <...> Свободного времени было сколько угодно, сколько надобно, а гроза будет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. <...> Вот, например, не трусил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в Долине Дев... <...> Неужели вы... допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи? <...> Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить (5, с. 310). Порожденная сновидением Пилата реальность, выстраивает отношения между действительным (реальности) и онейрическим (сновидения) временем следующим образом (см. сх. 2):
Схема 2. Временная структура сна Пилата
Контаминация временных понятий в сознании Пилата происходит таким образом, что его прошлое изображается не просто ретроспективно, но само становится настоящим, переводя план настоящего в план прошлого.
Соединение планов прошлое-настоящее задается в романе также посредством слов с семантикой несвоевременности поздно, опоздать, опоздавший, соотносящихся, главным образом, с Маргаритой и Левием Матвеем и, неоднократно повторяясь, выстраивающих в тексте один из центральных мотивов — мотив опоздания:
• Левий Матвей: «О Бог...» — простонал Левий, понимая, что он опаздывает. И он опоздал (5, с. 173).
• Маргарита: Я вернулась на другой день, честно, как обещала, но было уже поздно. Да, я вернулась, как несчастный Левий Матвей, слишком поздно! (5, с. 211).
На фоне данных слов в тексте фразеологизмы с темпоральным значением представляются довольно редкими: если прибегнуть к процентному соотношению, то количество временных фразеологизмов будет составлять не более 0,2% от всех лексико-фразеологических средств, формирующих категорию темпоральности в романе, и 0,01% от общего количества употреблений. Кроме того, в ходе анализа было отмечено, что временные фразеологизмы являются количественно ограниченными (25 единиц) и в любых контекстах реализуют только одно из своих значений, не развивая дополнительных оттенков. Тем не менее они так же, как и слова, участвуют в создании временных образов в романе и именно поэтому не могут быть нами проигнорированы.
Изучаемые как самостоятельный сектор в темпоральной организации романа «Мастер и Маргарита», фразеологизмы, с точки зрения их структуры, могут быть представлены следующими группами:
1. Адвербиальные фразеологизмы, т. е. употребляемые в функции наречий:
1.1. именные конструкции:
1.1.1. предложно-именные: на минуту, на минутку, на секунду, на днях, на своём веку, среди бела дня, в расцвете лет, в мгновенье ока; по гроб жизни, до поры до времени, в жизни, в наш век, на глазах;
1.1.2. беспредложные именные: сию минуту, сию секунду, ни секунды, ни свет ни заря;
1.1.3. основанные на тавтологическом повторе знаменательного слова: день в день, час в час, время от времени;
1.2. неименные конструкции: только что, вот-вот.
2. Глагольные фразеологизмы, т. е. употребляемые в функции предиката: говорить к ночи, доживать дни (ср.: поминать к ночи, не к ночи будь помянут).
3. Предикативные бинарные сочетания: час настал, минуты бегут.
4. Субстантивные фразеологизмы, т. е. употребляемые в функции имён существительных: золотой век.
Анализ структурно-семантических особенностей и регулярности употребления в тексте каждой единицы этого класса показал, что наиболее частотной в романе является группа адвербиальных фразеологизмов со значением интенсивности действия (в мгновение ока, сию минуту, сию секунду, на минуту, на секунду, ни секунды), выполняющих в тексте ту же роль, что и слова, выражающие субъективное время. Их значения, преломляя свойства объективного времени и наделяя его качественно-субъективной оценкой, призваны резко ускорять ход фабульного времени, например: Иван увидел серый берет в гуще в начале Большой Никитской, или улицы Герцена. В мгновенье ока Иван и сам оказался там (5, с. 67).
Вследствие общности выражаемого ими понятия большинство темпоральных фразеологизмов являются в тексте, как и в языке, полными синонимами, образуя пары: на минуту — на секунду, сию минуту — сию секунду, день в день — час в час; также отношения синонимии устанавливаются между ними и единицами другого уровня — словами: в мгновенье ока — в то же мгновенье — в ту же секунду — в ту же минуту — моментально — мгновенно — немедленно, вот-вот — скоро, ни свет ни заря — рано, только что — сейчас, на минуту — на секунду — ненадолго и т. п. Ср.: Как ни торопился Варенуха, неодолимое желание потянуло его забежать на секунду в летнюю уборную, чтобы на ходу проверить, одел ли монтёр в сетку лампу (5, с. 116); Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме № 13... (5, с. 52). Кроме того, в булгаковском тексте слова и фразеологизмы, образующие один синонимический ряд, иногда могут функционировать в одном и том же контексте (предложении); тем самым производится интенсификация выражаемого ими значения. Как правило, такая речевая ситуация наблюдается в том случае, если необходимо подчеркнуть особую важность происходящего для героя, например (реакция персонажа на звонок из ГПУ): «Сию секунду... сейчас... сию минуту» — пролепетала обычно очень надменная супруга председателя Акустической комиссии и как стрела полетела в спальню подымать Аркадия Аполлоновича с ложа... (5, с. 345). Сопряжение в одном контексте двух и более фразеологических единиц призвано также подчеркнуть одновременность, или лучше сказать — одномоментность, действий: По всем комнатам мгновенно рассыпались люди и нигде никого не нашли, но зато в столовой обнаружили остатки только что, по-видимому, покинутого завтрака... (5, с. 356). Кроме того, соединение в одном контексте близких по значению слова и фразеологизма может способствовать отражению двух разных временных точек зрения; например, в предложении: Про сумасшедшего немца он [Иван], конечно, забыл и старался понять только одно, как это может быть, что вот только что он говорил с Берлиозом, а через минуту — голова... (5, с. 48) — фразеологизм только что фиксирует Иванушкину временную позицию по отношению к гибели Берлиоза, а именная группа через минуту — объективную временную позицию повествователя. В целях передачи временной позиции героя повествователь может прибегать к непрямой цитации; в романе «Мастер и Маргарита» это осуществляется, как правило, фразеологизмами на минутку и среди бела дня, например: Однажды в выходной день в квартиру явился милиционер, вызвал в переднюю второго жильца... и сказал, что того просят на минутку зайти в отделение милиции в чём-то расписаться (5, с. 77); ...Самым неприятным... из всех этих случаев был случай похищения головы покойного литератора Берлиоза прямо из гроба в грибоедовском зале, произведённого среди бела дня (5, с. 349). С данной целью в тексте употребляется и стилистически маркированный фразеологизм говорить к ночи, который может рассматриваться как разговорно-просторечный вариант идиомы поминать к ночи, отражающий бытовую речь московских обывателей того времени.
Иногда в тексте в силу тех или иных причин М.А. Булгаков при выборе наиболее точного смыслового определения отдаёт предпочтение фразеологизмам, нежели словам, о чём свидетельствуют ранние редакции романа. Так, в одной из редакций на вопрос Берлиоза, сколько он времени в столице, Воланд отвечает: Я сегодня приехал в Москву (4, с. 375); в последнем же варианте романа «Мастер и Маргарита» сказано, что Воланд «только что, сию минуту приехал в Москву» (5, с. 44); тем самым подчеркивается, что «князь тьмы» прибыл в город не просто к вечеру, а непосредственно, так сказать, «материализовался» тут же на Патриарших Прудах незадолго до появления там Берлиоза с Иванушкой либо уже во время их «учёной беседы».
Подобное мы можем наблюдать и в эпизоде, связанном с казнью Иешуа, где переживания Левия Матвея «фиксируются» автором в виде его записей на листе пергамента; ср. редакцию 1932—1934 гг. («Великий канцлер») и окончательный вариант романа: Второй час. Я — Левий Матвей нахожусь на Лысой Горе. Ничего (4, с. 317) и Бегут минуты, и я, Левий Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти всё нет! (5, с. 181). Как мы видим, в первом случае позиция героя по отношению к происходящему абсолютно неясна: тон и лексическая структура предложений передают лишь указание на свершающееся как на беспрекословный, обезличенный факт; во втором же варианте даже благодаря единственному замещению час второй на бегут минуты становится возможной передача психического состояния героя: его отношение к такому событию, как казнь Га-Ноцри, иное, чем у любопытствующей толпы и разморенных на жаре легионеров, для которых пять часов казни кажутся бесконечностью; бегут минуты здесь характеризует не быстротечность события, а показывает, как Левий Матвей ждёт того, что каждая следующая минута принесёт Иешуа смерть и облегчение, но всякий раз его надежды не оправдываются.
Таким образом, сравнение показало, что ведущая роль в темпоральной организации романа «Мастер и Маргарита» принадлежит словам, презентирующим в произведении время объективное (час, минута, секунда, год, месяц, среда, понедельник, май, октябрь и т. п.), поскольку именно с их помощью происходит формирование «внешней реальности», или «объективированного фона художественных событий» [Зобов, Мостепаненко 1974: 15]. По сравнению с лексикой, темпоральная фразеология реализуется в романе «Мастер и Маргарита» ограниченным числом единиц и представляет явление достаточно редкое для романа в целом: в повествовании активно участвуют только адвербиальные фразеологизмы со значением «сверхинтенсивности», выступающие синонимами по отношению к словам-обозначениям субъективного времени, близким им по значению, и делающие речь «автора» стилистически разнообразной. Кроме того, темпоральные фразеологизмы призваны передать качественные характеристики времени (субъективная позиция героя или объективная позиция повествователя) или события, и, обладая более экспрессивным значением, чем слова, реализуют множество смысловых нюансов. В свою очередь, лексико-фразеологические единицы, выражающие время субъективное (миг, в тот же момент, среди бела дня, тотчас, тут, в мгновенье ока и т. п.), моделируют перцептуальное время «Мастера и Маргариты», которое объединяет в одной темпоральной данной ментальности двух субъектов — повествователя и персонажа — и посредством которого осуществляется адекватное восприятие художественного времени как текстовой категории.
Примечания
1. Примеры см. в: Словарь русского языка XI—XVII вв.: Вып. 16 / Под ред. Г.А. Богатова. — М.: Наука, 1990. — С. 188, 232.
2. Данный прием, прослеживающийся во всем творчестве М.А. Булгакова, В.В. Химич рассматривает на примере комедии «Зойкина квартира», определяя его следующим образом: ««Гротескный» реализм активно осваивал поэтику карнавальной характерологии. В булгаковской «Зойкиной квартире»... найден амбивалентный гротескный образ «бывшей курицы», которая «таперича лятух». <...> Выпавшие из привычной среды люди выглядят странно и не на месте, как ряженые» [Химич 2003: 54].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |