3.2. Эволюция системы лексической темпоральности в редакциях романа «Мастер и Маргарита»

То, что одной из отличительных черт текстов М.А. Булгакова является чёткое местоположение предметов и событий в пространстве и во времени, — факт: об этом свидетельствуют не только его «исторические» («Белая гвардия», «Бег», «Жизнь господина де Мольера») и «автобиографические» («Записки юного врача»), но и «фантастические» («Роковые яйца», «Собачье сердце») произведения; в этой связи можно сказать, что М.А. Булгаков, пожалуй, один из самых точных русских писателей, для которого пространственные и временные координаты объекта изображения должны быть строго определены вне зависимости от того, реально или фантастично событие, происходит оно в современной автору действительности, в прошлом или будущем (см. об этом, в частности [Андреевская 1991]; тем не менее в романе «Мастер и Маргарита» вырисовывается несколько иная картина: в данном произведении имеются некоторые отличия в репрезентации художественного времени, заключающиеся прежде всего в специфике датирования М.А. Булгаковым событий.

Как было отмечено в предыдущей главе, одной из отличительных особенностей организации художественного времени романа «Мастер и Маргарита» явилось смысловое акцентирование библейского повествовательного плана, событийная организация которого становится единственной получающей в романе точную дату — с 14 по 15 нисана, словно бы в насмешку над словами атеиста Берлиоза, что «Иисуса... на самом деле никогда не было в живых» (5, с. 10). Тем не менее такая смысловая актуализация содержания ершалаимских глав возникает только в 1939—1940 гг., что наглядно подтверждают как ранние редакции — Р. II, Р. IV, так и более поздняя Р. VI: в содержащихся здесь вариантах глав М.А. Булгаковым указывалось только время действия в его отношении к той или иной части суток:

• утро (Р. II) — десять часов утра (Р. IV) — десять часов утра / девять часов утра (Р. VI): Иешуа приводят на суд Пилату;

• полдень (Р. II, Р. IV, Р. VI): Пилат выносит Иешуа смертный приговор;

• восемь часов вечера (Р. II): Иешуа умирает на кресте, Пилат принимает Толмая (Афрания);

• полночь (Р. VI): Пилат забывается сном;

• ночь (Р. VI): праздничные гуляния, посвященные празднику Пасхи; убийство Иуды;

• глубоко за полночь (Р. VI): встреча Пилата с Левием Матвеем. Практически окончательно оформленное и структурированное повествование на новозаветную тему закрывалось в редакции Р. VI словами: Луна становилась белой, с краю неба с другой стороны было видно беловатое пятнышко утренней звезды. Светильники погасли. На ложе лежал прокуратор. ...он спал [Неизвестный Булгаков 1997: 252]. В этом плане наиболее интересным представляется тот факт, что календарная датировка ершалаимских событий изначально присутствовала в редакции Р. I, о чем свидетельствуют сохранившаяся часть названия главы со словом нисане, а также обрывок со следующим текстом плана главы: История у [Каиафы]в ночь с 25 на 2[6]... (4, с. 724).

Лишенные числа и месяца библейские события, тем не менее, обладали годовой датировкой, имевшей место в речи Иешуа с той или иной степенью уточнения:

• Р. II: Я прямо ужасаюсь. И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной (4, 54).

• Р. V: Я полагаю, что две тысячи лет пройдет ранее... — он подумал еще — да, именно две тысячи лет, пока люди разберутся в том, насколько напутали, записывая за мной (4, 363), —

замененные в Р. VIII на абстрактное: Я вообще начинаю думать, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время (5, с. 24). Как полагают исследователи, одной из причин замены календарной (день и месяц) датировки на годовую, а затем — обратно стало противонаправленное стремление М.А. Булгакова, с одной стороны, абстрагироваться от евангелий как исторических первоисточников, а также ряда трудов (например, Э. Ренана) светского содержания, рассказывающих о земной жизни Иисуса Христа; с другой же стороны, становилось жизненно необходимым объективировать Ершалаим как действительность; это позволяло М.А. Булгакову одновременно представить существование Иешуа Га-Ноцри как исторический факт, а то, «что написано в Евангелиях» — как не происходившее «на самом деле никогда» (5, с. 44).

В этой связи оказывается весьма интересным обратный процесс, отраженный в вариациях глав реалистического плана, где автор движется по пути устранения каких-либо конкретных датировок; эта тенденция наглядно прослеживается при обращении к ранним редакциям — Р. I, Р. II, а также черновикам к редакции Р. III, где происшествия в Москве изначально были отнесены М.А. Булгаковым в будущее, что сближало роман с фантастическими пьесами и повестями 1920-х гг. («Роковые яйца», «Блаженство» и др.):

• Р. I: Интересно, как никому и в голову не пришло, что те странности... начавшиеся в Москве уже 12 июня, на другой же день после дебюта м-е Воланда, имели все один, так сказать, общий корень и источник... (4, с. 37).

• Р. II: Писательский ресторан, помещавшийся... как раз насупротив памятника знаменитому поэту Александру Ивановичу Житомирскому, отравившемуся в 1933 году осетриной, носил дикое название «Шалаш Грибоедова» (4, 85).

• Черновики к Р. III: В вечер той страшной субботы, 14 июня 1943 года, когда... на Патриарших Прудах кровь несчастного Антона Антоновича смешалась с постным маслом на камушке, писательский ресторан «Шалаш Грибоедова» был полным-полон (4, с. 87); вариант: 28-летний Стёпа Бомбеев лежал второго июля на широкой постели вдовы ювелира Де-Фужерэ (4, с. 136).

Дальнейший процесс шел по пути все большего абстрагирования времени, лишая события вначале годовой:

• Р. III: Председатель Жилищного Товарищества того дома, в котором проживал покойник, Никанор Иванович Босой находился в величайших хлопотах начиная с полуночи с 7 на 8 мая (4, с. 147) —

а затем и календарной (число) приуроченности:

• Р. VIII: Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества дома номер № 302-бис по Садовой улице, где проживал покойный Берлиоз, находился в страшных хлопотах, начиная с предыдущей ночи со среды на четверг (5, с. 93).

Таким образом, изъятие из черновиков и редакции указаний на конкретный год и число привело к тому, что в окончательном варианте романа действие реалистического плана было отнесено только к месяцу (маю) и дням недели (со среды по субботу).

Тем не менее эксперименты М.А. Булгакова с датой не прошли бесследно: многими исследователями, в той или иной степени занимавшимися проблемой времени в «Мастере и Маргарите», в частности — Б.В. Соколовым, отмечается тот факт, что в романе соединяются приметы, характерные не только для разных времён года, но и для разных эпох. Однако, несмотря на политемпоральность и отсутствие даты в окончательном варианте романа, исследователь полагает, что число «легко» восстанавливается из самого текста. Принимая во внимание тот факт, что московские события несомненно приурочены к Страстной неделе, а в период конца 1920-х — начала 1930-х гг. православная Пасха, отмечавшаяся в мае, имела место не ранее пятого числа по новому стилю, он делает вывод, что «основные события московских сцен происходят 1, 2, 3, и 4 мая 1929 года, а последний полёт и встреча с Иешуа и Пилатом приходятся на пасхальную ночь воскресенья, 5 мая» [Соколов 1991: 20]. В свою очередь, в работе А. Баркова [1991] акцент делается на ряде текстовых квазитемпоральных данных, таких, как, например, вид денежных купюр (белые червонцы, бывшие в обращении до 1936 г.), количество членов Массолита (соотносимое с количеством членов Союза писателей в 1936 г.), которые являют в романе «Мастер и Маргарита» исторические реалии, приметы эпохи; кроме того, основываясь на эпизоде с глобусом, который, как считает исследователь, есть авторский намёк на гражданскую войну в Испании, неожиданно разразившуюся 17—18 июня 1936 года, и полагая, что прототипом булгаковского героя стал А.М. Горький, скончавшийся, как и мастер, за городом, а значит — должны совпадать и даты их смерти (18 июня 1936 г.), литературовед приурочивает время действий в московских главах к 15, 16, 17 и 18 июня 1936 года [Барков 1991: 66]. Таким образом, исходя из полученных результатов, авторы обеих работ приходят к диаметрально противоположным взглядам на природу художественного времени в произведении: если Б.В. Соколов отмечает его размытый характер, причины которого кроются в длительной истории создания произведения и, как следствие, в соединении авторских впечатлений от разных эпох, то А. Барков совершенно опровергает условность времени, полагая, что оно конкретно, однако намеренно зашифровано автором, а изображённые события чётко вписываются в историко-культурный контекст Советского государства и имеют свои реальные соответствия.

В этом плане точка зрения Б.В. Соколова оказывается нам сущностно более близкой, поскольку трактовка, предложенная им, оказывается не только более адекватной¹, но и принимающей во внимание основные принципы изображения художественного времени М.А. Булгаковым, обусловленные сюжетно-композиционной организацией романа «Мастер и Маргарита». Сама суть динамики даты, с которой начинается временной отсчёт повествования: 11 июня → 14 июня → 1 июля → 7 мая → май — обуславливалась, во-первых, намерением автора, основываясь на народном поверье, приурочить похождения Воланда и его свиты к пику летней жары, а во-вторых, дальнейший процесс развития идейно-содержательной стороны произведения потребовал от М.А. Булгакова внесения некоторых поправок: для понимания смысла «Мастера и Маргариты» была жизненно необходима временная параллельность московских (приходившихся теперь на среду-субботу) и ершалаимских сцен. В этой связи возвращение в конечном счете к библейской трактовке («Служители священников связали Иисуса и отвели его в преторию, бывший дворец Ирода... Все это случилось утром того дня, когда должны были вкушать пасхального агнца (в пятницу, 14-го низана — 3 апреля²)» [Ренан 1990: 182]), что позволило писателю окончательно композиционно скоординировать два повествовательных плана следующим образом (см. сх. 12):

Схема 12. Временная координация реалистического и библейского планов в романе «Мастер и Маргарита» (редакция 1939—1940 гг.)

Достижение более полной композиционной слитности было достигнуто в «Мастере и Маргарите» также посредством внешней циклизации обоих континуумов в виде «выворачивания» времени ершалаимского в московское, начало которой было положено еще в редакции Р. II:

• [Евангелие от Воланда]: И был, достоуважаемый Иван Николаевич, час восьмой! (4, с. 71).

• Шестое доказательство: И был на Патриарших Прудах час восьмой (4, с. 71).

Данный принцип прослеживается также в редакциях Р. III, Р. IV, Р. V, Р. VI, Р. VIII, например:

• Р. IV: За полднем... пришел первый час, за ним второй, и второй час, и час третий, и так наконец настал самый мучительный — час шестой (4, с. 315) ~ Настал самый мучительный час шестой (4, с. 315).

• Черновики к Р. V: «Просто в десять часов утра Его привели под конвоем, и шаркающей кавалерийской походкой на балкон вышел Понтийский Пилат», — сказал профессор (4, с. 361) ~ Шаркающей кавалерийской походкой в девять часов утра на балкон вышел шестой прокуратор Иудеи Понтий Пилат (4, с. 361).

Анализ эволюции основных принципов в реализации художественного времени и развитие его сюжетообразующей функции подтверждается отсутствием случайности в выборе М.А. Булгаковым темпоральных обозначений и дат, о чем свидетельствует также тот факт, что даже после создания второй полной, максимально близкой к окончательному варианту, рукописной редакции романа, где уже совершенно точно определились основные и концептуальные принципы репрезентации художественного времени, автор продолжает вдумчивую обработку готового материала, не довольствуясь имеющимся заделом и продолжая уточнять те или иные, как представляется — значимые для него, положения. К сожалению, текстологами, столь тщательно и скрупулезно занимавшимися документальной историей создания текста и, как результат, восстановившими значительные отрывки, казалось бы, навсегда утраченных редакций произведений, до сих пор не опубликованы редакции и черновики романа в виде факсимиле, фиксирующих творческий процесс непосредственно — с многочисленными исправлениями автора, без стороннего влияния исследователей, выносящих, как правило, в публикуемый вариант редакции один, реже — два варианта слова, словосочетания или даже предложения, которые, в свою очередь, могут значительно повлиять на общий смысл и концепцию произведения. О необходимости издания полного факсимиле ранних и окончательной редакции романа свидетельствует имеющая непосредственное отношение к изучаемой нами проблеме черновая запись М.А. Булгакова, которая была сделана писателем в 1938 г. к редакции Р. VII. Не имея, к сожалению, технической возможности привести оригинальный вариант фотокопии [оригинальный вариант см. по: Неизвестный Булгаков 1992: 14], мы постарались графически максимально точно передать содержание данной авторский записи (см. рис. 1):

Рисунок 1. Черновая запись М.А. Булгакова к редакции 1938 г.

Данный черновик наглядно иллюстрирует процесс разработки М.А. Булгаковым следующих основных приемов в концептуализации роли художественного времени в романе. Во-первых, выстраивание временных параллелей повествовательных планов, в основе которых лежит календарная (май) приуроченность событий к конкретным дням недели, позволяет произвести слияние всех трех временных линий в Вечности (см. сх. 12):

Схема 12. Временные параллели повествовательных планов в романе «Мастер и Маргарита»

Во-вторых, установление принципа единичной циклизации повествовательных планов способствует тому, что разновременные московская (два года / год и четыре месяца), библейская (сутки), мистическая реальности (шесть часов) сводятся к одному, минимальному для своего сюжета замкнутому временному витку — годовому / суточному / одномоментному. И, в-третьих, смысловое сопряжение сюжетных движений романа с временами года и месяцами осуществляется таким образом, что линия мастер — Маргарита подчиняется мифологии времени, где: весна — начало / возрождение, лето — расцвет, осень — умирание, зима — смерть; рубежные (серединные) октябрь и январь отмечают жизненный и личностный крах, в то время как конечные май и август становятся моментом достижения целей (обретение любимого человека; окончание романа).

К данному принципу становится близким такой регулярный прием, как темпоральная приуроченность к определенным часам и частям суток инфернальных героев, задающий эффект потусторонности и также отражающий мифологический аспект репрезентации в романе времени «нечистой силы». Например, инфернальность полудня особо подчеркивалась в ранних редакциях романа, в частности — в эпизоде посещения буфетчиком квартиры № 50, которое должно было прямо ассоциироваться как вхождение Сокова в ад:

• Р. I: Сквозь гардины на двух окнах лился в комнату странный свет, как будто в церкви в пламенный день через оранжевое стекло (4, с. 41).

Кроме того, уже в первоначальных редакциях в качестве одной из отличительных черт инфернальных персонажей устанавливались всевозможные временные алогизмы, базирующиеся на семантической антонимии между темпоральными и/или квазитемпоральными понятиями:

• Р. I: снежный занос — в июне месяце;

• Р. V: смехотворный срок — лет в сто;

• Р. VI: один миг — шесть часов, — либо на буквализме их значений:

• Р. VI: только что приехал = появился здесь и сейчас прямо из ниоткуда — и демонстрирующие онтологическую независимость героев от времени (ср.: Маргарита, помолодевшая на 10 лет после использования крема Азазелло).

Особо следует отметить тот факт, что в окончательной редакции происходит нивелировка дат точного, измеренного времени, составляющего в ранних редакциях основную изобразительную доминанту:

• Р. I: Началось с маленькой очереди, стоявшей у двери «Ход в кассу» с восьми часов утра... В Варьете было 2100 мест. К одиннадцати часам была продана половина. <...> К полудню стало страшно у кассы. <...> В двенадцать с четвертью на кассе поставлена заветная доска «Все билеты проданы на сегодня»... <...> В два часа барышники перестали шептать: «Есть на сегодня два в партере»... К барышникам подходили, спрашивали: «Нет ли?» — и они стали отвечать сквозь зубы: «Есть одно кресло в шестом ряду — 50 рублей». Сперва от них испуганно отпрыгивали, а с трех дня стали брать (4, с. 48).

Частично сохранившаяся почасовая и поминутная фиксация событий в «Мастере и Маргарите» становится призванной передать особенности экзистенциального времени, которое реализуется в следующем его основном постулате: «Если с разомкнутостью мира время опубликовано, а с открытостью внутримирного сущего, принадлежащей к разомкнутости мира, им всегда уже и озаботились, раз присутствие, считаясь с собой, ведет счет времени, то поведение, в каком «человек» явно равняется на время, лежит в применении часов. Его экзистенциально-временной смысл являет себя как актуализация движущейся стрелки» [Хайдеггер 2003: 469].

В этой связи в ранних редакциях «Мастера и Маргариты», ориентированных преимущественно на земное бытие, отсутствует развитая система показателей категории вечного, получившая свое развитие только в редакциях 1939—1940-х гг.: вечные компромиссы — вечный покой; подтверждение тому мы находим в появлении темпорального «определителя» в портретной характеристике Воланда, появляющейся в редакции Р. VIII, глава «При свечах», ср.: ...кожа лица темная, как будто сожженная загаром (4, с. 614) и более позднее Кожу на лице Воланда как будто навеки сжег загар (5, с. 246).

Полученные результаты анализа редакций являются подтверждением того, что время в романе «Мастер и Маргарита шло по пути значительного усложнения на смысловом уровне, становясь комплексной текстовой категорией, которая начинает использоваться в качестве средства как сюжетно-композиционной организации произведения, так и бытийной идентификации персонажей.

Примечания

1. Непосредственное указание на приуроченность событий реалистического плана к Страстной неделе имеется в самом тексте М.А. Булгакова, а именно — оно осуществляется посредством введения в редакции Р. VIII такого темпорального определителя, как весеннее полнолуние. Если гипотеза о Страстной неделе верна, то она должна удовлетворять следующему необходимому требованию: «В основе пасхалии... лежит следующая предпосылка: пасха должна праздноваться в первое воскресенье после весеннего полнолуния. А весенним считается полнолуние, которое бывает не ранее 21 марта и не позднее 18 апреля. <...> Поскольку за наиболее раннюю дату весеннего полнолуния церковь принимает 21 марта, постольку, очевидно самым ранним днем празднования пасхи может быть 22 марта (если это число совпадает с воскресеньем). А наиболее поздней пасхальной датой будет воскресенье 25 апреля, т. к. это самое позднее (из возможных) воскресенье, следующее за последним (из установленных богословами) днем весеннего полнолуния. Период с 22 марта по 25 апреля включительно называется «пасхальным пределом». Это название принято потому, что день празднования пасхи из года в год передвигается... только в указанных границах, не выходя из них» [Черепнин 1944: 52]. (С учетом специфики объекта исследования — хронологии в древнерусских памятниках письменности, тесно связанной с церковной, православной системой исчисления, — в книге Л.В. Черепнина принят григорианский, а не юлианский календарь; в этой связи по новому стилю весеннее полнолуние приходится на период с 3 апреля по 1 мая, а «пасхальный предел» заключает отрезок с 4 апреля по 8 мая).

2. В книге Э. Ренана даты приводятся по старому стилю, в связи с чем по новому стилю дату 3 апреля следует считать как 16 апреля.

3. Проспекция.