Факт использования психиатрии в политических целях нашел свое воплощение в романе Максимова «Семь дней творения». Так же, как и Тарсис, писатель создает свое произведение, опираясь на реальный жизненный опыт. Так, в первой книге автобиографического произведения «Прощание из ниоткуда» — «Памятное вино греха» — Максимов упоминает о том, как несколько недель был вынужден находиться в психприемнике Янушевского [10. Т. 4].
На наш взгляд, достаточно интересным представляется тот факт, что оба автора высказывают похожие мысли о психиатрической больнице, предлагая воспринимать ее как прообраз всего Советского Союза, превращенного в тюрьму, лагерь. Отметим, что Максимов к описанию психиатрической больницы обращается в романе трижды, причем изображает ее в разные временные отрезки. В VII главе первой части Петр Лашков вспоминает о своем пребывании в Вологодской больнице, в которой проходил лечение его брат, контуженный в годы Великой Отечественной войны. В XII главе четвертой части дается описание психколонии на Байкале, которую случайно посетил Вадим Лашков, приехав с бригадой на гастроли. Точное время не упоминается, но очевидно, что действие происходит уже в послевоенные годы. И наконец, вся четвертая часть повествует о Троицкой московской больнице, время действия — 60-е годы XX века. На наш взгляд, сравнительная характеристика представленных больниц выявляет динамику увеличения случаев использования медицины в карательных целях.
Необычайный интерес вызывает Троицкая московская больница. Пейзаж, а также изображение внешнего и внутреннего устройства здания создают мрачное настроение, так как проникнуты тоской, страхом и одиночеством. При создании образа психбольницы Максимов делает акцент на синонимичности таких понятий, как «сумасшедший дом», «склеп», «казарма», «тюрьма», что усиливает трагическое звучание темы.
Уже в самом начале двух произведений становится понятно, что обитателями сумасшедших домов оказываются совершенно здоровые люди, имеющие различный социальный уровень и статус. Так же, как и Тарсис, Максимов перечисляет причины, по которым в Советском Союзе могли попасть в сумасшедший дом: дебош в нетрезвом виде, попытка самоубийства, неиссякаемая вера в Бога, мечта уехать за границу, желание самостоятельно выбирать репертуар для тетра, интриги родственников, стремящихся отобрать имущество, и другие.
В каждом эпизоде повести Тарсиса и романа Максимова звучит горькая правда о Советской власти, безжалостно играющей душами людей. Оба автора подчеркивают трагичность судеб героев и в то же время стремятся показать, что даже в самых жестоких условиях человек всегда может противостоять своим мучителям. Для «Палаты № 7» и «Семи дней творения» характерен вечный мотив борьбы света и тьмы, «верха» и «низа», добра и зла. Практически все пациенты психиатрической больницы проводят свои дни в поисках дороги, способной вывести душу из мрака к свету. Отметим, что каждому из авторов спасение человеческой личности видится по-разному. В своих произведениях писатели довольно часто обращаются к таким сущностным понятиям, как «Бог», «Истина», «Правда», «Слово», «Мысль», но толкуют их в соответствии со сложившимися убеждениями и принципами.
В «Палате № 7» Тарсиса культура и искусство возведены на небывалую высоту и выполняют в повести роль проводников в мир Истины и Правды. Свет для писателя — это, прежде всего, свет мыслей, который может даровать душе успокоение даже в самые страшные моменты жизни и вызволить ее из мрака, окутавшего сумасшедший дом: «Они всегда, как мощные портальные краны, вытаскивают душу из трясины; и сейчас тоже уверенно вытаскивали душу Валентина Алмазова из черной топи, куда ее забросила судьба» [15]. Мысль, по мнению автора, является той категорией, которая и выделяет человека из стада, делая из него индивидуальность, личность. В повести высказывается мысль о сотворении мира в «стиле страшного гротеска» [15]: Бог лишь избранных людей наделил Своим Разумом, поставив их в оппозицию к злодеям, лишенным этого дара. В советском обществе образуются два противоборствующих лагеря: с одной стороны, «мудрецы, все настоящие люди» [15] (заметим, что это не обязательно гении), а с другой, — «обыватели и полицейские» [15], не терпящие искателей правды. Валентин Алмазов рассматривает разум как великое благо, которое, несмотря на свет, обрекает человека на «вечную муку» [15]. Фактически «стадо», «масса» подавляет любое проявление Божьего света, поэтому, по мнению Алмазова, у людей, наделенных разумом, есть только два пути в этом мире: самоубийство или борьба. Его Бог — это не христианский Бог милосердия и всепрощения, это воинствующий Бог, зовущий своих учеников на битву: «Но я слышу, — и это Твой голос, — что надо еще бороться с сатаной, овладевшим моей злосчастной родиной» [15]. Отчаявшись найти Бога в храмах, Алмазов мечтает продолжить дело великих писателей и «словом», несущим в себе «дело», привести человечество к «путеводной звезде» [15]. Герой, охваченный «неутолимой жаждой безумия» [15], больше не желает молчать и, несмотря на страдания, все же вступает в борьбу с миром пошлости, фальши и жестокости. Обратимся к метафоричному высказыванию, содержащему ответ на вопрос о целесообразности действий, предпринимаемых борцами, а также гениальными натурами: «...«Все растет жажда безумца <...>, все тянется она подобно повилике; он переходит от одной жизни к другой, как обезьяна, ищущая в лесу плодов, прыгает с дерева на дерево (и я был такой обезьяной, искал в лесу плодов и находил только волчьи ягоды, и падал с деревьев, ломая кости, но также сучья)» [15]. Итак, безумец, борец, настоящий человек, обречен на страдания («ломает кости»), но в то же время его подвиг не проходит бесследно и видоизменяет реальность («но также сучья»). Герой изображен лишь в начале своего пути, и найти истинный свет в условиях тоталитарной диктатуры оказывается непростой задачей. Отчаянно пытаются найти свой путь и другие герои повести, в том числе Толя Жуков, чья позиция идет вразрез с высказываниями пациентов палаты № 7. Если Алмазов, Володя Антонов, Николай Васильевич Мореный и многие другие выступают за свержение тоталитарного строя и уничтожение всех своих противников, то Толя Жуков проповедует христианские принципы человеколюбия: свобода не должна завоевываться насилием. Попытка самоубийства героя фактически покажет бессилие христианской веры. Заметим, что Толю Жукова не спасает от трагического поступка ни крестные знамения бабушки, ни звездное небо над головой («Толя глядел в окно на черную бездну неба, на такие далекие безучастные звезды, — их холодный свет, льющийся тихими струями, уже не может омыть его запыленные мысли...» [15]). По мнению главного героя и его единомышленников, только после того, как они обретут свободу и уничтожат своих мучителей, на русской земле можно будет «осуществлять новые идеалы Добра, — искать их заново» [15]. Заметим, что битва в повести идет прежде всего не за человеческую душу, а за родину и свободу.
В отличие от повести Тарсиса, герои которой ищут спасение в «больших, просторных, возвышенных» мыслях, в романе Максимова путь к свету лежит через возврат к забытому, но не утерянному христианскому учению. Вера в Бога, следование непреложным и вечным заветам, стремление познать с его помощью Правду, Истину, а также найти свое предназначение в этом мире — все это является теми непреодолимыми вершинами, овладев которыми, каждый герой может вернуть себе гордое звание — Человек. Максимов изображает героев, мечущихся между добром излом, мраком и светом, между раем и адом. Сумасшедший дом в романе Максимова становится тем местом, где опустошенный человек, потерявший себя и свое внутреннее «я», находит силы не просто для существования, но и для полноценной жизни.
Среди героев выделяются люди, в которых ощущается внутренний стержень (Марк Крепс, Священник, Горемыкин, Горшков). Именно под их воздействием находят свое место в жизни Ткаченко, решившийся на восьмом десятке начать жизнь с чистого листа, и Вадим Лашков, полностью поменявший не только жизнь, но и мировоззрение.
История Вадима Лашкова — это история возрождения человеческой души, проходящей путь от бездонной пустоты и духовной омертвелости к свету и очищению. М.М. Глазкова замечает: «...автор воплощает в «Семи днях творения» христианскую идею покаяния и духовного воскресения в качестве единственной спасительной опоры России на пути к возрождению...» [66. 4]. На протяжении всей четвертой главы герой будет переживать мировоззренческий кризис, но, в конечном итоге, обретет себя.
Первое ощущение тоски и одиночества переполняет Вадима на гастролях в Казани, где «он, пробужденный тяжким и сумеречным похмельем, вдруг увидел себя со стороны маленьким, затерянным и жалким существом, до которого никому, ну вовсе никому на свете нет дела» [10. Т. 2. С. 277]. С этого момента герой предпринимает две попытки полностью переменить жизнь. Вначале Вадим ищет слова поддержки у родного и близкого человека, как за соломинку, хватаясь за свой единственный шанс обрести в жизни что-то по-настоящему стоящее: «Встреча с родней, как она — эта встреча — рисовалась ему в воображении, должна была разомкнуть ту отчужденность, то душевное одиночество, в которые чуть не с младенческих ногтей заключила его судьба» [10. Т. 2. С. 276]. Встретившись с внуком, дед сравнивает его «истерзанные затаенным отчаянием глаза» [10. Т. 2. С. 44] с глазами лошади, попавшей в ледовую ловушку и просящей у людей помощи. Несмотря на явное желание помочь, дед Петр, сам переживающий духовный кризис, не находит слов поддержки для Вадима, тем самым лишая его надежды.
Приехав в Москву, герой решает окончательно уйти с работы, но и это решение уже не может заполнить духовную пустоту и не удерживает его от попытки самоубийства. По дороге в психиатрическую больницу Вадим ощущает себя практически мертвецом, чья жизнь неминуемо приближается к своему логическому завершению, но, как правильно заметила Ю.А. Драгунова, «конец, по Максимову, непременно связан с началом [81. 253]; «...земная, плотская сущность ограничивает существование. Небесная — продолжает его, конец трансформирует в начало, смерть заменяет воскресением, способствует вечному круговороту духовного бытия. <...> Вадим должен умереть (похоронить себя заживо в психиатрической больнице), чтобы воскреснуть духовно; постигнуть в своем конце свое начало» [82. 228]. Встреча с удивительными людьми в Троицкой больнице указывает герою истинное направление. Так, знакомясь с Крепсом, Вадим сразу же проникается к нему доверием: «Чудак, вроде, но славный, светится весь» [10. Т. 2. С. 289]. Герой становится одним из первых людей, на которого Лашкову захотелось равняться: «Встречаясь с людьми наподобие Марка, он завидовал их внутренней чистоте, их вере в разумность всего происходящего, их вещей целеустремленности...» [10. Т. 2. С. 291]. Первый совет Марка идти и искать свой путь, свое место в жизни, оставляет в душе героя сомнение и страх: «Из моего леса нет выхода. <...> Некуда мне идти, Маркуша, некуда, да и незачем!» [10. Т. 2. С. 294].
Заметим, что тема творческой личности в тоталитарном государстве является одной из самых популярных в русской литературе XX века, естественно, не могли ее обойти и Тарсис с Максимовым. Оба автора рассуждают об искусстве как о чем-то живом, одухотворенном, талант же человека сравнивают с его душой. Писатели обращают внимание на жесткость позиции власти и общества по отношению к творческим личностям, выбивающимся из толпы своей одаренностью, талантом, неординарностью.
В повести Тарсиса деятели культуры, писатели, скульпторы, музыканты представляют значительную часть обитателей «Палаты № 7». По мнению автора, в стране, где властвует тоталитарный режим, каждый творческий человек представляется сумасшедшим: «Надеюсь, вы на меня не обидитесь за то, что я приглашаю вас в заплеванный сумасшедший дом, — другого места нет теперь в России для честного писателя» [15]. Так же, как и М. Булгаков в «Мастере и Маргарите», Тарсис пытается представить, что было бы, если бы признанные гении родились в Советском Союзе. В повести Тарсиса сатирически показано непонимание героев Достоевского и Флобера советским редактором, признающим лишь «типично-стандартный характер» [15]. Писатель, по мнению власти, обязан изображать лишь то, что не противоречит лживым фактам, иллюзиям советской пропаганды. Такое положение искренне возмущает Фиолетова: «Искусство начинается там, где нарушается норма, покой, типичность. Только идиоты могут говорить, что писатель должен описывать героический труд, счастливую жизнь. Уж не говорю о том, что нет ни героического труда, ни счастливой жизни, — допустим, что они есть, — что же тут описывать?» [15].
Естественно, что при таком подходе стихотворения Славкова и скульптура Неизвестного, выбивающиеся из стандартизированных работ советских деятелей искусств, не могли быть признаны властью. Нежелание творческих людей жить в этой стране делает из них сумасшедших. Судьба безобидного, но признанного мирового гения Диаманта, говорит о том, что в сумасшедший дом может попасть не только человек, выступающий против системы, но и просто талантливая личность, выделяющаяся из серой массы безликих бездарностей. Так как протест против стандартизации творческой деятельности оборачивается репрессивными мерами и признанием писателей, художников, скульпторов, музыкантов душевнобольными, Валентин Алмазов считает, что перед каждым писателем становится очень важная задача: донести всему миру истинное положение дел в Советском Союзе («Ведь на Западе знают очень мало» [15]). Отметим, что данная задача ставится не только в повести Тарсиса, но и в других произведениях. Так, например, книга «Казнимые сумасшествием» была создана исключительно, чтобы поведать миру о бесправиях и репрессиях и тем самым вызвать отклик в развитых странах и прекратить борьбу советского общества с инакомыслящими людьми.
Ситуацию усугубляет еще и тот факт, что в палату № 7 поступают люди с наметившимися признаками психических расстройств, вызванных нездоровой атмосферой в стране. Как замечает Тарсис, многие из пациентов попадают в сумасшедший дом в связи с неудавшейся попыткой самоубийства. Психика таких людей (например, поэта Славкова и скульптора Неизвестного) настолько надломлена, что при попадании в психиатрическую больницу они производят на обычных людей впечатление подлинных сумасшедших. Автору важно показать трагедию талантливой творческой личности, не умеющей приспосабливаться к мнениям толпы и указаниям правительства.
В романе Максимова «Семь дней творения» талантливым людям и гениальным личностям так же нет места, о чем свидетельствует история Марка Крепса. Единственное, что отличает этого героя от не менее талантливых героев «Палаты № 7» Тарсиса, так это — несгибаемая воля, твердый характер, вера в искусство и Бога, дающая силы для преодоления любых жизненных препятствий, в том числе для перевода в Казанскую больницу тюремного типа, считающуюся гиблым местом, откуда уже никому не суждено было вернуться здоровым.
Главный герой романа Вадим Лашков проходит свой путь очищения и возрождения через испытание творчеством. В дружеской беседе с Марком герой впервые до конца прочувствует свою несостоятельность, бездарность как актера и попытается понять, в чем его истинное призвание. Нельзя не отметить, что разговор героев во многом напоминает беседу Мастера и Ивана Бездомного из романа Булгакова «Мастер и Маргарита». По сути, Вадиму так же, как и Ивану, посчастливилось встретить своего Мастера, талантливую, неординарную личность. Поразительно, что Крепс и Мастер выносят своим ученикам приговор, не пытаясь удостовериться в их бездарности. Для Мастера Иван — типичный представитель бесталанных писателей, поэтому прочтение его стихов не сможет выявить ничего нового или примечательного, скорее, лишь напомнит о шаблонности советской литературы, выполняющей правительственные заказы. Наличие или отсутствие таланта у Вадима Лашкова так же не имеет особого значения для Марка. Фактически режиссер хвалит своего нового друга («Ты, Вадя, наверное, первоклассный актер в общепринятом смысле...» [10. Т. 2. С. 292]), но из его уст такая похвала звучит почти как оскорбление. Отношение Крепса к искусству, которое требует артистов, умеющих любить и страдать, заставляет Вадима по-новому взглянуть на свою профессию, превратившуюся в средство добывания «шальных» денег. Страшная смерть Телегина еще больше уверит героя в необходимости найти себя и свое призвание, а одухотворенная любовь к Наташе окончательно изменит жизнь Вадима и внесет в нее неведомый раньше смысл. Побег Лашкова заканчивается трагично, советская власть, не прощающая людям знания о совершаемом ею беззаконии, разлучает влюбленных. Однако в словах Наташи чувствуется надежда на спасение: «А если меня все же найдут? — Это еще не конец. — А что же это? — Можно попытаться еще раз. — Будет уже поздно. — Разве когда-нибудь бывает поздно?» [10. Т. 2. С. 354]. Так же, как и Тарсис, Максимов поднимает тему Свободы и Несвободы человеческой личности, но трансформирует ее в соответствии с христианскими мотивами. На первый взгляд, герои разговаривают о повторном побеге, но на самом деле Максимову в большей степени важна не внешняя, физическая, а внутренняя Свобода. По мнению писателя, никогда не бывает поздно для людей, стремящихся воскресить свою душу, и это — главное для понимания всего произведения.
Так же, как и пациенты, медработники Троицкой психбольницы представлены в романе Максимова «Семь дней творения» в соответствии с христианской направленностью произведения. Писателя интересуют не заключенные и медперсонал как таковые, ему важен человек, делающий свой жизненный выбор.
Образы врачей, медсестер и санитаров психиатрических больниц даны во многих произведениях писателей — эмигрантов. Напомним, что в «Палате № 7» Тарсиса медперсонал представлен несколькими типами персонажей. Первый тип — это герои, поддерживающие советскую власть и беспрекословно выполняющие все ее приказы, с целью удовлетворить свои личные амбиции или быстро продвинуться по карьерной лестнице (Стрункин, Андрианов, Кизяк и другие). Авторская позиция в отношении этих людей достаточно прозрачна и является резко отрицательной. Второй тип — это герои, понимающие трагедию времени и негативно относящиеся к методам борьбы правительства с инакомыслящими, но не дотягивающие до статуса положительного героя в связи с тем, что ограничиваются политикой малых дел (Нежевский) или не имеют стойкого, твердого характера, чтобы выступить не только против карательного режима, но и против советской власти (Зоя Алексеевна). И в первом и во втором случае медицинские работники оказываются в оппозиции к своим пациентам, так как вольно или невольно являются исполнителями, палачами, стоящими на страже советского режима.
В романе же Максимова медперсонал, а именно: эвакуатор, старшая медсестра Нюра и доктор Петр Петрович — поставлены в оппозицию к власти, а не к больным.
Так, эвакуатор, показавшийся Вадиму злобным, бездушным человеком, способным на невероятную жестокость, на деле оказывается всего лишь истерзанным жизнью стариком, жертвой советской действительности.
Изначально медсестра Нюра (как ее прозвали в больнице — тетя Падла) своим грубым поведением по отношению к больным отталкивает от себя людей: каждое ее «появление в палате нагоняло на окружающих тоску и оторопь» [10. Т. 2. С. 307]. Первым за неприглядной внешностью Нюры увидел великую русскую душу Телегин, а впоследствии и Лашков: «В нескладном ее облике сейчас явственно проступало горе, неуловимо сообщавшее ее унылым чертам подобие доброты и женственности. <...> Грузные шаги Нюры затихли в коридоре, и Вадим, опускаясь на еще теплый после нее табурет, мысленно озадачился: «Поди угадай, кого клясть, на кого молиться!»» [10. Т. 2. С. 307]. Окончательно поразит Лашкова помощь Нюры в организации побега, и только тут, заглянув в глаза медсестры, герой увидит неизбывную грусть, не замечаемую раньше. Смерть Телегина и доктора Петра Петровича окончательно сломает героиню, тем самым поставив ее в один ряд с теми, кто так же, как и она, пострадал от советской власти: «Мимо курилки, еле двигая валенками, прошла тетя Падла и каждый шаг её был отмечен тяжестью и апатией» [10. Т. 2. С. 346—347].
Непонятым проживет свою жизнь и доктор Петр Петрович. Первая встреча с ним оставит у Вадима неприятное впечатление и раскроет доктора как человека, не интересующегося судьбой своих пациентов. Слишком категорично отнесется к герою и Крепс, в прошлом его сослуживец. С его точки зрения, предложение доктора, обещающего устроить побег, нужно рассматривать как попытку очистить свою совесть, а не как бескорыстную помощь друга. Характеристика, данная Крепсом («Себе на уме... Из нынешних» [10. Т. 2. С. 321]), еще больше убедит читателя в отсутствии нравственных качеств у Петра Петровича. Однако высказанное мнение лишь частично характеризует героя и не дает понять мотивы его поступков. Сцена разговора двух сослуживцев не раскрывает до конца авторскую позицию, и лишь помощь в организации побега Вадима Лашкова и последующая сцена с самоубийством выявят истинную сущность героя и предоставят ключ для понимания воззрений Максимова в отношении всех медицинских работников. С одной стороны, автор не умаляет вины Петра Петровича перед пациентами, а с другой, — рисует не образ палача, а образ жертвы. Не в силах больше выносить своей вины перед людьми и не имея такой силы веры в Бога, как у Крепса, доктор видит единственный выход из создавшегося положения — самоубийство. Именно оно помогает Петру Петровичу обрести свободу, уйти из мира бездушных кукол. Интересно, что Горшков, рассуждая о самоубийстве заведующего, неосознанно ставит на одну ступень с доктором и себя: «Уж коли такие, чего ж тогда мне-то делать? Хоть сейчас в петлю» [10. Т. 2. С. 346]. По мнению Максимова, пациенты и медработники — жертвы советской действительности, право же выбора света или тьмы, добра или зла предоставляется в романе каждому герою в независимости от тех обязанностей, которые возложило на него общество. Так, доктор Петр Петрович не получает шанса начать жизнь заново не потому, что является врачом, повинным в заключении больных, а из-за атеистической позиции, не позволившей ему переосмыслить свои поступки и обрести гармонию с собой и миром.
Итак, Тарсис и Максимов обращаются к судьбе человека в тоталитарном обществе и рассказывают об использовании государством карательной психиатрии, ставшей оружием против инакомыслящих. Психиатрическая больница изображается писателями как символ советской действительности. Обозначив проблему, писатели предлагают и способы ее решения, однако пути выхода из создавшегося положения они видят по-разному. Принципиальное расхождение объясняется авторским отношением к Божественным заповедям. Максимов предоставляет человеку право выбирать свой путь в этом мире, основываясь на духовных категориях. Его герои обращаются к своей душе, стремясь очиститься и изменить мир любовью. По мнению писателя, каждый человек может оставаться личностью вне зависимости от того, где он живет или работает. Тарсис же не разделяет убеждений Максимова, считая, что человек может оставаться человеком и тем более личностью только на Свободе, поэтому и призывает бороться за нее всеми доступными способами.
* * *
Тема безумия в русской литературе 50—70-х годов XX века была особенно популярна, что объясняется таким явлением, как карательная психиатрия. На смену отлаженному методу борьбы с неугодными членами общества через аресты и заключения их в тюрьмы и лагеря, приходит не менее жестокий вид наказания — признание совершено здоровых людей психически ненормальными. Этот период ознаменовался появлением в русской литературе художественных и публицистических произведений, изображающих сумасшедший дом не как лечебное заведение, а как тюрьму, стоящую на страже государства и призванную бороться с «неблагонадежными» людьми, посмевшими выступить против тоталитарного режима.
Для Тарсиса и Максимова тема безумия становится знаковой, так как оба автора изображают психиатрическую больницу на основе личного опыта. При этом интересно, что каждый писатель, опираясь на свое, только ему присущее видение мира, по-разному относится к проблеме карательной психиатрии, а также к вопросу о судьбе личности в тоталитарном государстве. В «Палате № 7» Тарсис подходит к изображению темы безумия через призму проблем и идей, поставленных в глубочайшем философском произведении Чехова «Палата № 6». Связь с творчеством Чехова в повести «Палата № 7» проявляется практически на всех уровнях произведения: на идейном, сюжетно-композиционном, стилистическом, мотивном, образном и других. Главным отличием в изображении темы безумия между двумя авторами является обращение Тарсиса к проблеме карательной психиатрии. Чехов лишь намекает на то, что палата № 6 может восприниматься как тюрьма для каждого нормального человека, не желающего мириться с социальной действительностью и политикой своего государства Тарсис же, живущий в тоталитарном государстве, поставившем медицину на службу власти, сумасшедший дом изображает исключительно как тюрьму, в которой вынуждены влачить свое существование совершенно нормальные люди. «Палата № 7» является своеобразным протестом, в котором писатель требует остановить безумие, охватившее советскую власть и всех тех, кто выполняет ее приказы (в данном случае медработники, превратившиеся в полицейских и палачей).
Роман Максимова «Семь дней творения» раскрывает тему безумия через изображение сумасшедшего дома, а также через историю Гупака, рассказывающую о мире, охваченном безумием. Автор обращается к философским и религиозным проблемам. По мнению писателя, советское общество, отказавшееся от Бога и его учения, не может быть нормальным. Дьявольское, хаотичное начало завладевает всем миром и каждым человеком. Герои Максимова проходят путь от дьявола к Богу, от греховного падения к возрождению души, от безумия к исцелению.
В описании сумасшедшего дома Максимов в романе «Семь дней творения» идет вслед за Тарсисом, изображая психиатрическую больницу тюрьмой, где каждого больного нужно оценивать как политзаключенного. Отличие в раскрытии темы проявляется в том, что Максимов не стремится останавливаться исключительно на проблеме человека и тоталитарного общества. Автор возлагает ответственность за происходящее в стране на каждого человека, предлагая ему сделать свой нравственный выбор в зависимости от убеждений и верований. Медработники в «Семи днях творения» не являются палачами и безумцами. Каждый человек может сохранить свою душу даже в психиатрической больнице при условии его искреннего стремления к свету.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |