В настоящее время у учёных, работающих в области психологии эмоций, нет единого подхода к дифференциации эмоциональных явлений, к трактовке самого термина «эмоция», не существует также «надёжного и строго описанного инвентаря эмоциональных состояний» [Котов, Кравченко 2006: 546], что создаёт проблемы для идентификации иронии как эмоции. По результатам исследований нейрофизиологических основ эмоциональных состояний человека В.П. Симонов определил сущность любой эмоции в русле своей информационной теории как «отражение мозгом высших живых существ величины (силы) какой-либо из присущих им потребностей и вероятности удовлетворения этой потребности в данный момент» [Симонов 1970: 127]. В трудах по психологии авторы именуют иронию эмоцией либо чувством, по-разному характеризуя этот феномен. Терминологические расхождения иногда приводят к аномальному объединению в одном ряду с иронией таких разноплановых явлений, как чувство боли, чувство юмора, чувство красоты, страха, уверенности. Важно учесть, что эмоциями в психологии называют «класс психологических явлений, представляющих собой внутренние, субъективно переживаемые состояния человека, сопровождаемые приятными или неприятными ощущениями», а чувствами — высшие эмоции, связанные «с отношением к людям, предметам, явлениям, событиям и многому другому, что окружает человека», [Немов 2003: 308, 317] и являющиеся продуктом общественного воздействия. По отношению к иронии мы также не разграничиваем эти понятия и, опираясь своей работе на данные лингвистических словарей и словаря-справочника по психологии [Александрова 1975: 590; Ожегов 1989: 742; Немов 2003: 317], употребляем лексемы эмоция и чувство как синонимы.
В сравнении с такими эмоциями, как интерес, страх или гнев, ирония почти не затрагивается психологами, её природа и особенности изучены слабо. Причина этого, как нам кажется, кроется в том, что ирония — слишком сложный и многогранный феномен, эмоция, в содержании которой высока степень интеллектуального. По мысли С.Л. Рубинштейна, ирония — одно из проявлений высших человеческих чувств, представляющих собой целостный акт отражения объекта субъектом, в котором объединяются такие разные компоненты, как знание и отношение, интеллектуальное и аффективное [Рубинштейн 1989]. В основе одной из многочисленных классификаций эмоций лежит этический аспект, по которому иронию как проявление остроумия исследователи противопоставляют моральным и эстетическим и относят к интеллектуальным (гностическим) эмоциям, возникающим при познании объективной действительности и проявляющимся в процессе межличностных отношений [Богословский и др. 1981]. Термин «интеллектуальная эмоция» (интеллектуальное чувство) тоже не имеет строго определённого значения. По замечанию В.К. Вилюнаса, его содержание не исчерпывается только такими традиционно объединяемыми под этим названием явлениями, как удивление, изумление, любопытство, сомнение и некое общее чувство, возникающее от движения нашей мысли, от её успешности или бесплодности. Понятие «интеллектуальная эмоция» включает в себя и все переходные элементы мышления, которые репрезентируют предметное содержание: сходство, импликацию, совпадение, уверенность, возможность и прочие отношения, выраженные в языке [Вилюнас 2004]. По мнению С.Л. Рубинштейна, иронию следует причислять к наиболее обобщённым мировоззренческим чувствам, существенным компонентом которых признана интеллектуальная составляющая. В ряду других эмоций мировоззренческим чувствам отводится высшая ступень, так как они аналогичны по уровню обобщённости отвлечённому мышлению и по большей части выражают общие более или менее устойчивые мировоззренческие установки личности [Рубинштейн 1989]. Однако, поскольку ирония нередко выступает как частное состояние, приуроченное к определённому случаю, поскольку интеллектуальный компонент является для неё определяющим, мы квалифицируем эту эмоцию как интеллектуальную [Желватых 2004а], опираясь при этом на положения В.В. Богословского, В.К. Вилюнаса. При описании текстовой модели иронии мы исходим из созданной на основе нейрофизиологических исследований информационной теории эмоций П.В. Симонова, в которой подчеркивается ситуационный характер эмоций [Симонов 1970], а также из теории дифференциальных эмоций К.Е. Изарда [Изард 2000]. П.В. Симонов указывает на зависимость эмоций от величины потребности, нарастания или падения вероятности её удовлетворения по сравнению с ранее имевшимся прогнозом и характером действия, в процессе которого возникает данное состояние [Симонов 1970, 1975]. Термин «духовные потребности», важный, на первый взгляд, для описания мотивов иронии, автор предлагает заменить более точным и правильным — «информационные потребности», поскольку «потребность в информации является не менее острой и жизненной, чем потребность в пище, воде и сне» [Симонов 1975: 147]. Мотивы субъекта иронии вытекают из его стремления изменить явления, не соответствующие общезначимым, с его точки зрения, идеалам, они, как и другие мотивы высшего социального типа (стремление к познанию, забота о других членах сообщества и т. д.), «невыводимы из утилитарных потребностей» [Симонов 1970: 127]. Переживание и выражение иронического отношения — творческий процесс, а любое творчество, по П.В. Симонову, есть создание нового путем рекомбинации ранее полученных впечатлений [Симонов 1975: 147], «взаимодействие рекомбинационной активности неудовлетворённой потребности с отбором, осуществляемым действительностью» [Симонов 1993: 77]. Психика человека — это сложная структура, состоящая из трёх уровней: 1) сознание — уровень, в котором хранится знание, готовое к передаче другому; 2) подсознание — уровень, в котором хранится всё, что было осознаваемым или может стать осознаваемым в определённых условиях; 3) сверхсознание — творческая интуиция, обнаруживающаяся в виде первоначальных этапов творчества [Симонов 1994]. При иронизировании задействованы все уровни психики. Можно предположить, что подсознание отвечает за включение механизмов ассоциирования. Сверхсознание, по В.П. Симонову, защищает от контроля консерватизма сознания, от давления накопленного прежде опыта гипотезу (у нас: замысел остроты). За сознанием остаётся функция отбора гипотез (вариантов остроты) путём их логического анализа с помощью критерия практики [там же]. Актуален вопрос о месте иронии среди эмоций; базовых и небазовых. Тут у исследователей нет единодушия: в разряд базовых включаются разные эмоции. Есть также авторитетное мнение о том, что «стремления ряда учёных квалифицировать эмоции как базисные и небазисные не имеют вполне удовлетворительной степени доказательств, хотя можно утверждать, что некоторые эмоции более базисные, чем другие...» [Златоустова 2001]. В некоторых трудах по психологии ирония рассматривается в ряду с такими основными (базовыми) эмоциями, как любовь, гнев, боязнь, жалость, ненависть, уважение, презрение, любопытство, юмор [Богословский и др. 1981]. Однако большинство исследователей не причисляют её к первичным (базовым) эмоциям. В этом статусе иронии отказывает К.З. Изард, предложивший критерии, «на основе которых можно определить, является ли та или иная эмоция базовой» [Изард 2000]. Ирония не соответствует этим критериям, поскольку, не будучи врождённой эмоцией, не имеет «отчётливых и специфических нервных субстратов» [там же], не всегда сопровождаясь мимикой.
По данным Я. Рейковского, на формирование мимического выражения эмоций оказывают влияние три фактора: 1) врождённые видотипические мимические схемы, соответствующие определенным эмоциональным состояниям; 2) приобретённые, заученные, социализированные способы проявления чувств, подлежащие произвольному контролю; 3) индивидуальные экспрессивные особенности, придающие видовым и социальным формам мимического выражения специфические черты, свойственные конкретному индивиду [Рейковский 1979]. Ирония — это «вторичная», производная эмоция, для формирования её мимического выражения важны последние два фактора. По нашим наблюдениям, открытая, незамаскированная ирония обычно сопровождается специфической «искусственной» улыбкой: улыбаются только губы, причём иногда в улыбке участвует лишь одна сторона рта, холодный взгляд сопровождается выразительным движением бровей. Для прикрытой иронии мимика не характерна.
Реципиенты, оценивая ситуацию общения, не всегда способны распознать эмоциональное состояние субъекта иронии; это объясняется, по нашим представлениям, не только тем, что ирония сопровождается другими эмоциями, но и умением ироника внушать собеседнику ложную информацию о своём состоянии, скрывая подлинное чувство. По результатам эксперимента, описанного Я. Рейковским, внушение оказывает сильное влияние на оценку эмоций по мимике субъекта, так 74% испытуемых под влиянием словесного внушения и «внушения, содержащегося в самой ситуации», не отличили иронию от уныния. Однако выражение иронии как эмоции осуществляется не только с помощью мимики, но главным образом через языковые средства, а также через пантомимику. Как отмечает Я. Рейковский, сильная и достаточно организованная эмоция способна оказывать большое влияние на функциональное состояние различных психических механизмов [Рейковский 1979]. Такие формы проявления организующей функции эмоций, как выразительные движения, эмоциональные действия характерны, по нашим наблюдениям, также для иронии, которая не проявляется (до определенного момента) лишь в высказывании субъекта об испытываемом им состоянии. По данным художественных текстов, где представлена ирония, можно заключить, что собственно эмоциональные переживания субъекта влияют на его коммуникативные намерения, на речевое поведение и на характер его речевых и неречевых действий, а отражаемое субъектом содержание чаще всего воплощается в продукте речевой деятельности — в ироническом высказывании.
Сложные эмоции, состоящие из разных компонентов, принято называть комбинированными. Таковой является ирония, как и другие интеллектуальные (гностические) эмоции. По нашим наблюдениям, ирония никогда не выступает в чистом виде, при этом состав эмоций, комбинирующихся с ней, не бывает постоянным, универсальным, а варьируется в зависимости от ситуации. Примеры взаимодействия иронии с различными эмоциями отражены в текстах М.А. Булгакова и Ф.М. Достоевского и рассмотрены нами в следующей главе.
В настоящее время учеными предпринимаются попытки создания когнитивной классификации эмоций. Так, В.Д. Соловьев предлагает осуществлять описание и категоризацию эмоций, интегрируя подходы и методы разных наук: лексикографии, когнитивной психологии, психосемантики, и, опираясь на результаты психо семантических экспериментов, представляет когнитивную модель ментальной репрезентации концептов эмоций [Соловьёв 2004]. Исследователь считает, что для эмоций, для классов эмоций характерны следующие виды специфических признаков: 1) онтологические признаки («событие», «плохое», «возможное») иерархически упорядочены, задают соответствующую иерархию всей категории; 2) специфические признаки (причины эмоций) характерны для определённых эмоций, отличаются наибольшей информативностью с точки зрения поиска нужного слова и находятся в области памяти с осложненным доступом, что затрудняет изучение эмоций и толкование соответствующих лексем; 3) общие признаки (интенсивность, длительность и др.) относятся ко всем или к большинству эмоций и, находясь в долговременной памяти с непосредственным доступом, легко осознаются [Соловьев 2004]. Однако ирония пока не рассматривалась в связи с данной классификацией.
Традиционно разделение эмоций на положительные и отрицательные. По мнению К.З. Изарда, принадлежность эмоции к числу позитивных или негативных зависит «от того, насколько она помогает или мешает адаптации индивида в конкретной ситуации» [Изард 2000: 39]. В соответствии с этим одна и та же эмоция в зависимости от ситуации может быть отнесена как к положительным, так и к отрицательным. Кроме того, «различимость эмоционального состояния частично зависит от конкретной формы аффективной реакции» [Ортони, Клоур, Коллинз 1996: 347], но ирония — «скрытая» эмоция, которую иногда невозможно распознать по этому признаку.
Как уже отмечалось выше, ирония не выступает в чистом виде, а всегда бывает связана с другими эмоциями. По нашим предположениям, отчасти этим объясняется то обстоятельство, что термин «ирония» может быть использован для выражения и положительной, и отрицательной эмоции. Так, в ряду с возмущением, обидой, гневом, стыдом, укором, презрением ирония выступает как отрицательная эмоция. Гораздо реже она осознаётся как положительная эмоция, сочетающаяся с симпатией, нежностью и т. п. Возможно, это связано с тем, что носители русского языка при дружеском расположении к собеседнику редко допускают применение насмешки в непосредственном общении. Важнейшей характеристикой любой эмоции считается её двойственность, состоящая в одновременном переживании отношения к факту окружающего мира и к самому себе [Мягкова 2003]. Наши наблюдения показывают, что эмоции ироника несут в своей структуре элементы как отрицательных переживаний, вызванных несоответствием объекта иронии общепризнанным идеалам, так и положительных, возникающих от чувства эстетического наслаждения продуктом своего речетворчества и от чувства собственного превосходства над объектом иронии, которое характерно для ироника в любой ситуации.
Традиционно считается, что любая эмоция имеет 4 степени интенсивности: слабую, среднюю, сильную и аффект. По Э.А. Нушикян, проведшей экспериментальные исследования английской эмоциональной речи (и текста), различаются слабая, средняя и сильная степени эмоциональной насыщенности «слов, соответствующих определению эмоциональных состояний» [Нушикян 1986: 28]. В результате этих исследований автором были выделены следующие разновидности иронии как эмоции (в порядке нарастания): дружеское подтрунивание, шутка, насмешка, ирония, издёвка, сарказм. При этом, как нам кажется, автором было допущено смешение понятий «эмоция» и «эмоциональная реакция», поскольку дружеское подтрунивание, шутка, насмешка и издёвка, скорее всего, являются способами эмоциональной экспрессии, проявлениями иронии или сарказма. Как показывают результаты проведённого нами пилотажного эксперимента, в задачу которого входило распознавание реципиентами эмоций персонажей, адресат речи, каковым является и читатель, затрудняется в оценке степени интенсивности иронии как эмоции по этой шкале, определяя одну и ту же эмоцию по-разному. Следует также отметить, что по результатам исследований Д.А. Романова, идентифицируя эмоции, обычные носители языка, не обладающие научными знаниями в сфере психологии эмоций, «в полном объёме не осознают составляющие модальности факторные признаки» эмоций, «но подсознательно пользуются ими...» [Романов 2005]. Если же говорить об иронии как средстве, технике, как о проявлении эмоции, то следует признать, что в классификации Нушикян Э.А. отражено нарастание интенсивности эмоциональной реакции. Привлекая данные словарей, предложенный список можно было бы обогатить лексемами высмеивание, бичевание, глумление, измывательство, которые обозначают проявления сарказма. Интересно было бы привлечь к работе по выявлению других возможных эмоциональных реакций, связанных с иронией, тексты произведений русских писателей и сравнить полученные данные с данными словарей. Варианты самой эмоции представлены в языке лексемами ирония и сарказм, в вопросе определения разных степеней эмоциональной насыщенности которых мы согласны с выводами М.М. Филипповой: «Семантические поля этих двух понятий частично совпадают и они соотносятся друг с другом по принципу «менее интенсивно выраженная характеристика (ирония) и более интенсивно выраженная характеристика (сарказм)»» [Филиппова 2000]. По Ю.Н. Варзонину, сарказму очень близок цинизм, отличающийся только объектом, на который он направлен: это не лица, а «нормы, ценностные установки, нравы и т. д.» [Варзонин 1994: 11]. Некоторые исследователи считают цинизм одним из проявлений иронии, поясняя, что он представляет собой исступленную, неистовую иронию, «которая забавляется тем, что эпатирует обывателей; это дилетантизм парадокса и скандала» [Янкелевич 2004: 11]. По материалам Современного словаря иностранных слов, философскую и психологическую терминологию в котором представил Р.Г. Апресян, лексемой цинизм [гр. kynismos] обозначаются такие качества, как «бесстыдство, наглость, грубая откровенность», а также «вызывающе-презрительное отношение к общепринятым нормам нравственности и морали» [Современный словарь иностранных слов 2000: 682]. Словарь С.И. Ожегова предлагает аналогичное толкование [Ожегов 1989: 715]. Из приведенного определения следует, что для цинизма ироническая окраска не является обязательным компонентом, она возникает, по нашим наблюдениям, лишь в определенной ситуации, сопровождаясь высокой эмоциональной напряжённостью. Наиболее точно суть комбинации цинизм + ирония выражает, как нам кажется, словосочетание «циничная ирония» [Пивоев 2000: 93].
В диссертации Ю.Н. Варзонина изложено мнение о том, что иронию и сарказм также нельзя считать родственными понятиями, поскольку сарказм, как и цинизм, «по структуре представляет собой обычный буквальный речевой акт, и <...> выделение его среди прочих основывается на эстетических принципах, потому как сарказм агрессивен и (уже в диадной коммуникации) вторгается в персональное пространство слушающего» [Варзонин 1994: 11]. Однако это замечание касается сарказма как техники, проявления эмоционального состояния. Развивая далее свою мысль, автор подчеркивает, что сарказм, будучи идеологией, а не техникой, иногда реализуется посредством приема иронии. Сопоставляя иронию и сарказм, Ю.Н. Варзонин отмечает разницу в дискурсивных стратегиях, через которые они реализуются, заключающуюся в степени напряжённости и скрытости [там же]. Следует отметить, что эти эмоции различны и по составу компонентов, выступающих в комбинации с ними. Так, в зависимости от ситуации ирония может быть представлена в различных комбинациях с такими эмоциями, как симпатия, нежность, жалость или неприязнь, обида, неодобрение, неудовольствие, разочарование, страдание и сопровождаться скрытой или явной насмешкой, дружеским подтруниванием, шуткой. Сарказм, по нашим наблюдениям, чаще сочетается с такими сильными эмоциями, как отвращение, презрение, ненависть, негодование, гнев, ярость, сопровождаясь экспрессивным поведением с признаками агрессии: злобной (пародийной, резкой, острой, колкой, обидной, пренебрежительной, уничижительной, ядовитой, ожесточенной, едкой, сардонической, издевательской, пагубной) насмешкой, осмеянием, бичеванием, издёвкой, язвительностью, ехидностью, злопыхательством, глумлением, измывательством.
А. Ортони, Дж. Клоур, А. Коллинз, задавшиеся целю исследовать, охарактеризовать ««психологическую» структуру эмоций в терминах личностного и межличностного описания ситуаций» [Ортони, Клоур, Коллинз 1996: 314], рассматривают эмоции как валентные реакции на одну из трёх «перспектив рассмотрения мира». В зависимости от того, на каком из основных аспектов фокусируется внимание субъекта (на событиях, агентах или объектах), авторы классификации выделяют три основных класса эмоциональных состояний, от интенсивности которых зависит, будут их испытывать как эмоции или нет: 1) валентная реакция на последствия событий; 2) валентная реакция на действия агентов; 3) валентная реакция на аспекты объектов.
Н.К. Рябцева указывает на обусловленность выбора объекта внимания внутренними потребностями личности. Фокус внимания может перемещаться, при этом «расширение внимания — его перевод с одного объекта на смежный с ним, подразумевает их сравнение, сопоставление и установление их взаимообусловленности» [Рябцева 2004а: 86]. А. Ортони, Дж. Клоур, А. Коллинз также подчеркивают, что «в действительности человек скорее испытывает смесь эмоций как результат изучения ситуации в этих различных аспектах в разные моменты, и, таким образом, некоторые эмоции могут возникать одновременно, а другие — последовательно» [там же: 334—337]. При разработке структуры эмоций исследователи опирались на данные самоотчетов испытуемых о переживаемых эмоциях, однако материалы художественных текстов, по нашим наблюдениям, не дают возможности с точностью определить, какой из аспектов мотивировал ту или иную эмоцию в каждой конкретной ситуации.
Ирония возникает в ситуации, когда по какой-либо причине табуировано открытое проявление экспрессивной реакции (насмешки), связанной с негативным отношением к аспектам действительности.
§ 2.1. Психофизиологические основы иронии как эмоции
По замечанию Г.А. Черниговской, «попытки описать устройство мозга, его функции и принципы, ещё недавно интересные только специалистам в нейронауках, в последние десятилетия захватили гораздо более широкую аудиторию», включая и лингвистов, «поскольку наиболее сложные вопросы могут быть исследованы только в мультидисциплинарной парадигме» [Черниговская 2004]. В работе, посвящённой проблемам соотношения языка, сознания и мозга, автор призывает учитывать при исследованиях ментальных структур в числе прочих такие важнейшие факторы, как разницу в когнитивных стилях и разный вес ценностей в картине мира говорящих; различия в психофизиологических типах взрослых и детей; многофакторность, определяющую поведение в различных ситуациях (влияние разных видов памяти, внимания, эмоций, ассоциаций, параллельность протекания многих процессов, в том числе и мыслительных); динамичность и сменяемость типов поведения в разные периоды, вызываемые событиями жизни. Как подчёркивает Г.А. Черниговская, успешность исследований будет обеспечена лишь в случае «преодоления пропасти между собственно антропологическими науками и философией, с одной стороны, и всё более тщательно и технически точно собираемыми фактами нейронаук, с другой». В настоящее время этот подход применяется многими исследователями, в результате чего структура языка «проверяется структурой мозга и наоборот, и то же происходит по отношению к сознанию» [Черниговская 2004].
Физиологические основы остроумия пока не раскрыты: их специальные исследования не проводились, однако хорошо известно, что на протекание эмоций человека (в том числе и интеллектуальных) влияет вторая сигнальная система, благодаря которой эмоции становятся осознанными процессами, приобретают общественный характер [Богословский В.В. и др., 1981]. Как отмечают Е.Д. Хомская, Н.Я. Батова, «понимание мозговых механизмов реализации эмоциональных процессов и состояний требует прежде всего исследования этой проблемы в контексте более общей проблемы межполушарной асимметрии мозга и межполушарного взаимодействия» [Хомская, Батова 1998: 31]. Психологи подчёркивают, что ирония — одно из самых тонких проявлений остроумия — относится к продуктам мыслительной творческой деятельности, психофизиологическое исследование которой ещё только зарождается как направление. По данным нейрофизиолога П.В. Симонова, развивающего подход И.П. Павлова, «для понимания нейрофизиологических основ творческого мышления особый интерес представляют функции лобных долей» [Симонов 1993: 69]. Мозговые структуры, участвующие в генезисе эмоциональных состояний, разделяются П.В. Симоновым на две основные подсистемы: «правое полушарие больше связано с мотивационным компонентам эмоций, а левое — с информационным» [там же: 75]. Взаимодействие между передними отделами левого и правого полушарий представляет, как отмечает автор, физиологический субстрат, функционирование которого обеспечивает творческому процессу «диалог двух голосов — фантазирующего и критического» [там же: 75]. А.Н. Лук, ссылаясь на наблюдения академика Е.К. Скеппа, считает важным для понимания некоторых особенностей остроумия и тот факт, что оценка своих / чужих действий осуществляется в разных нервных структурах (Поле Бродмана № 40 / № 39) [Лук 1967], Это объясняет, почему не каждый ироник обладает способностью к самоиронии, а некоторые люди, умеющие верно оценить качество чужих острот, по отношению к собственным менее объективны. Будучи сложной психической функцией, иронизирование представляет собой иерархическую организацию других, более простых, но тоже далеко не элементарных функций, включая оценку и ассоциирование, которые, по утверждению А.Н. Лука, целиком зависят от деятельности лобных долей головного мозга [Лук 1967]. Эти выводы подтверждаются и уточняются современными исследованиями, проведёнными в Институте мозга человека РАН, в результате которых выявлено, что «существенными элементами многоуровневой системы мозгового обеспечения творческих процессов человека являются интенсивные локальные процессы в лобных и теменных зонах коры головного мозга, а также выраженная модификация межполушарных связей» [Бехтерева, Данько, Медведев 2004]. Однако, по мнению П.В. Симонова, «ни один из ныне известных механизмов деятельности мозга не приближает нас к пониманию озарения» как центрального пункта всякого творчества» [Симонов 1993: 64].
§ 2.2. Ироничность как личностная черта
Результаты исследования психофизиологами иронии как вида остроумия подводят к выводу о том, что научиться иронизированию нельзя, однако, хотя ирония и не является врождённой эмоцией, некоторые индивидуумы имеют природную предрасположенность к остроумию. З. Фрейд отмечал, что у остроумных людей есть «особое дарование или особые психологические условия, которые дают место или способствуют работе остроумия» и примерно соответствуют понятию «духовное достояние». С этим замечанием нельзя не согласиться, однако, на наш взгляд, весьма спорным является утверждение психолога о независимости остроумия от других способностей: интеллекта, фантазии, памяти [Фрейд 1997].
Иронию как единичное состояние в определённой ситуации способны переживать многие, однако некоторые индивиды, отличающиеся самообладанием, интеллектуальным опытом, особым мировосприятием и даром остроумия с помощью иронии постоянно выражают свои специфические мировоззренческие установки. Это указывает на то, что ирония, как и другие комбинированные эмоции, может приобретать характер личностной черты — ироничности. Как отмечают А. Ортони, Дж. Клоур, А. Коллинз, «эмоции определяются способом, каким лицо, испытывающее их, воспринимает ситуации, которые порождают эти эмоции» [Ортони, Клоур, Коллинз 1996: 314]. «Личность человека определяется прежде всего совокупностью и иерархией его потребностей (мотивов)» [Симонов 1970: 128], можно предположить, что поэтому одна и та же ситуация у одних субъектов вызовет ироническую реакцию, а другие отреагируют на неё без иронии. Так, в одном из эпизодов четвёртого действия пьесы М.А. Булгакова «Дни Турбиных» воспроизводится конситуация спора о трагических жизненных перспективах. Фрагмент представляет собой диалог, иногда переходящий в полилог. Спор ведут два персонажа — Студзинский и Мышлаевский. Но если первый демонстрирует удручённость, подавленность, отчаяние и страдание, то второй скрывает все подобные чувства за иронией и сарказмом. Мышлаевского, безусловно, можно считать «иронической языковой личностью» [Варзонин 1994], так как он склонен к мистификациям, находящим отражение в его речи, отличающейся постоянной установкой на иронию, насыщенностью дискурса иронически окрашенными репликами, частотность которых приближается к максимально возможной (только в упомянутом эпизоде их 18 из 19).
Ироник противостоит неиронической личности особым мировосприятием, высоким уровнем интеллекта, способностью скрывать подлинные чувства и тем, «что пользуется техникой иронии, когда другой тип личности не пользуется этой техникой при равных дискурсивных условиях» [Варзонин 1994]. На наш взгляд, представляет интерес выявление зависимости ироничности как личностной черты, а также способности к переживанию иронии как единичного состояния от принадлежности к той или иной психологической группе. К. Бриггс, И. Майерс, развившие и применившие на практике идеи К. Юнга по разделению характеров на типы, в своей методике определения типа характера опираются на 4 основных компонента, или аспекта: на что люди тратят свою энергию (интроверты они или экстраверты), на какой вид информации обращают больше внимания (сенсоры они или интуиты), как они принимают решения (логики они или эмоционалы) и как воспринимают окружающий мир (персиверы они или тактики). Приведённые в работе американских психологов П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер описания особенностей характеров, связанных с этими компонентами [Тайгер, Баррон-Тайгер 2000], позволяют предположить, что представители всех типов в той или иной степени могут быть склонны к иронии. Однако если об интровертах, обладающих обычно фундаментальными познаниями, отличающихся сдержанностью и основательностью, однозначно можно сказать, что при наличии иронического мироощущения они имеют хорошие шансы стать искусными ирониками, то в отношении экстравертов, в формировании характеров которых играют ведущую роль три других аспекта, такие заявления вряд ли возможны. Индивидуум, тяготеющий к способу восприятия информации, позволяющему именовать его «интуит», наделён такими качествами, как творческий склад ума, богатое воображение, склонность к ассоциативному мышлению, к применению в речи аналогий и метафор, к тщательному подбору слов с использованием всего словарного запаса и нюансов языка, поэтому он имеет больше шансов стать тонким иронистом, нежели «сенсор». Интуиты используют язык изобретательно, часто прибегая к двусмысленным выражениям, к игре слов и каламбурам, предпочитают интеллектуальные шутки [там же: 117]. Наши данные указывают на то, что по типу принятия решений среди ироников встречаются и «логики», и «эмоционалы» (по П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер, оба типа описывают рациональный процесс принятия решений); по характеру построения жизни ироник может быть как «персивером» (созерцателем), так и «тактиком». П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер подчёркивают, что сочетание типов «есть нечто большее, чем сумма частей» [там же: 64]. Опираясь на материалы исследований психологов, выделим типы личностей, которые, на наш взгляд, наиболее подвержены ироничности и способны стать виртуозными ирониками:
• Интроверт — интуит — эмоционал — персивер. Представители этого типа обычно руководствуются личной системой ценностей, несоответствие которой объектов действительности, как известно, является важнейшим основанием для формирования иронического отношения. Они независимы и противопоставляют себя другим, «находясь в оппозиции ко всему человечеству», при этом наделены творческим умом и богатой фантазией, любознательностью и проницательностью, благодаря чему способны понимать скрытую связь событий.
• Интроверт — интуит — эмоционал — тактик. Этот тип людей наделён острым, творческим умом, отличается верным пониманием реальности, скептицизмом, критичностью, уважением к моральным устоям, требовательностью к себе, бескомпромиссностью, трепетным отношением к своей системе ценностей, что важно для формирования иронического мировосприятия.
• Интроверт — интуит — логик — персивер. К этому типу относятся интеллектуалы, скептически настроенные, самоуверенные, одарённые, способные к быстрому восприятию и переработке новой информации, внимательные к недостаткам, что способствует формированию ироничности.
• Интроверт — интуит — логик — тактик. Люди этого типа также склонны к иронии и самоиронии, поскольку испытывают сложности с реальным восприятием окружающего мира, критически оценивают ситуацию, считают себя объектом для совершенствования, стремятся к пополнению знаний, отличаются богатым интеллектом [там же].
Приведённые данные не означают, что другие типы, в частности, какие-либо из восьми типов экстравертов, совсем не способны к иронии. Подчёркивая, что невозможно одновременно быть и интровертом, и экстравертом, П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер используют термины «явный экстраверт», «ярко выраженный экстраверт» [там же: 24, 108], следовательно, существуют неявные, более или менее ярко выраженные экстраверты / интроверты. Любой индивидуум, по замечанию психологов, может использовать как чувственное восприятие, так и интуицию, принимать решения, основываясь как на логических умозаключениях, так и на ощущениях, и если человек персивер, то это не означает, что ему свойственна исключительная восприимчивость, а тактику не обязательно быть предприимчивым. То есть никто не может считаться чистым логиком или эмоционалом, сенсором или интуитом, тактиком или персивером, но у каждого есть врожденная предрасположенность к одному из типов, проявляющаяся более / менее явно. Исследователи подчёркивают, что разделение на типы несколько условно: каждый человек уникален, его индивидуальность зависит от взаимодействия четырёх аспектов, определяющего тип темперамента и формирующего базу типа характера [там же]. По наблюдениям В.П. Симонова, от неповторимой индивидуальности субъекта, от специфики его социально детерминированных потребностей зависит субъективность эмоций [Симонов 1970: 127]. П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер используют для обозначения 4 основных типов темперамента термины «традиционалисты» (люди, чей темперамент определяется комбинацией чувств и тактики); «реалисты» (это сенсоры-персиверы), «концептуалисты» (люди, предпочитающие интуицию и логику), и «идеалисты» (люди, опирающиеся на интуицию и эмоции) [Тайгер, Баррон-Тайгер 2000]. Прибегнув к предложенной П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер методике определения типов характеров, возможно установить, насколько принадлежность к какой-либо группе влияет на способность к иронии, на способы её выражения.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |