§ 3. Значимые факторы РС иронической направленности

При выявлении основных особенностей модели эмоциональных речевых ситуаций иронической направленности, отображённых в художественных текстах, мы опирались на результаты исследований Л.П. Якубинского, отметившего психологическую обусловленность речи, которая предполагает учёт преобладающего влияния эмоционального или интеллектуального моментов. Л.П. Якубинский предложил предварительную классификацию факторов социологического характера, отражающихся в речи коммуникантов, среди которых назвал 1) условия общения в привычной среде (или средах) и взаимодействия с непривычной средой (или средами); 2) формы общения: непосредственные или посредственные, односторонние и перемежающиеся; 3) цели общения (и высказывания): практические и художественные; безразличные и убеждающие (внушающие) [Якубинский 1986].

Развивая мысль Л.П. Якубинского, Л.В. Златоустова выделила такие значимые факторы любой ситуации речевого взаимодействия, как количество говорящих; их роли; контактность / дистантность; официальность / неофициальность; стандартность / нестандартность обстановки общения, время общения, а также социальные и психологические характеристики общающихся [Златоустова, Потапова и др. 1986; также Галяшина 2003]. С целью определения зависимости от них иронии как эмоции, выявления специфики её языкового выражения рассмотрим эти экстралингвистические особенности применительно к РС иронической направленности исходя из материалов текстов М.А. Булгакова. По данным Л.В. Златоустовой и Е.И. Галяшиной, признаки психофизиологических свойств речевых особенностей человека в максимальной степени отражаются в спонтанном тексте [Златоустова, Галяшина, 1995: 67]. В своём анализе мы учитываем тот факт, что модели эмоциональных состояний, представленные в художественных текстах, близки, но не тождественны моделируемым явлениям, о чем свидетельствует уже тот факт, что эмоции персонажей накладываются в них на эмоциональное восприятие ситуации автором.

1. Количество коммуникантов и их роль в РС, РС иронической направленности предполагает наличие субъекта, объекта иронии и адресата речи, между которыми возможны следующие типы взаимоотношений:

• Субъект речи адресует иронию слушающему (читателю), ирония при этом способствует реализации функции фатического взаимодействия между субъектом речи и адресатом, приобретая «конвенциональный смысл опознания «своего»» [Пивоев 2000: 30], а также обеспечивает совместное дистанцирование коммуникантов от объекта иронии («чужого»), в роли которого выступает какой-либо из аспектов действительности (третье лицо, его действия или связанная с ним ситуация).

«Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении. Не говорю. Пусть: раз социальная революция — не нужно топить» (повесть «Собачье сердце»).

• Субъект речи адресует высказывание непосредственно объекту иронии, дистанцируясь от него (объект иронии и адресат речи — одно лицо).

«Имейте в виду, Шариков... Господин, что я, если вы позволите себе еще одну наглую выходку, я лишу вас обеда и вообще питания в моем доме. 16 Аршин — это прелестно, но ведь я вас не обязан кормить по этой лягушечьей бумаге!» (Повесть «Собачье сердце»).

• Субъект и объект иронии — одно лицо (самоирония), адресат речи — собеседник или читатель, на солидарность которого рассчитывает ироник.

«Черт меня возьми... Ведь я пять лет сидел, выковыривал придатки из мозгов... Вы знаете, какую я работу проделал — уму непостижимо. И вот теперь, спрашивается — зачем? Чтобы в один прекрасный день милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы дыбом встают» (повесть «Собачье сердце»).

• Субъект, объект иронии и адресат речи — одно лицо (самоирония, чаще всего реализуемая во внутренней речи персонажа). Этот тип представлен в еле-дующем фрагменте романа «Мастер и Маргарита».

«А я черт знает чем занялся! Важное, в самом деле, происшествие — редактора журнала задавило! Да что от этого, журнал, что ли, закроется?»

РС иронической направленности допускает присутствие свидетелей иронического речевого действия, которые, даже не проявляя солидарность с говорящим в его отношении к объекту иронии, способны усилить эффект иронии одним только фактом своего присутствия. Итак, количество участников РС иронической направленности может быть неограниченным, при этом активную роль в ней играют как субъект иронии, так и адресат речи, который творчески интерпретирует услышанное, оценивая объект иронии, а также «качество» остроты. Пассивную роль играют свидетели иронического речевого действия, не обладающие необходимыми знаниями для понимания иронии и не проявляющие солидарности ни с одним из коммуникантов, а также объект иронии, не являющийся одновременно адресатом речи, особенно если он не принимает непосредственного участия в РС.

Количество коммуникантов определяет некоторые речевые особенности иронии. Так, большая аудитория часто заставляет иронически говорящего применять для воздействия на слушающих риторическую иронию, выражающуюся в использовании иронически окрашенных риторических вопросов, восклицаний, парцелляции и других приёмов. При устной форме общения для привлечения внимания множества адресатов ироник должен говорить достаточно громко и выразительно, поэтому для характеристики его речи в указанной ситуации становятся особенно важными такие просодические показатели, как интенсивность, частота основного тона (ЧОТ) и паузация, выполняющие функцию актуализаторов, обеспечивая выделение значимых для понимания иронии сегментов речевого произведения. Эти выводы подтверждаются результатами акустического анализа¹.

2. Время общения. По нашим данным, в текстах М. Булгакова представлены РС,в которых коммуниканты, будучи ограничены во времени общения, сохраняют способность иронически воспринимать происходящее и выражать свою иронию, при этом дефицит времени не влияет на «качество», языковые особенности и способы выражения последней [Желватых 2006]. Так, в конситуации встречи и прощания, показанной в пьесе «Дни Турбиных», субъекты-персонажи (супруги Тальберг) осознают, что не имеют лишнего времени, так как один из них бежит из города, спасая свою жизнь, чем объясняется атмосфера спешки, отражающаяся в следующих репликах коммуникантов:

Тальберг. Без четверти десять! Я опоздаю!

Елена. Я сейчас тебе уложу...

Тальберг. Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем немного белья. Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту.

Напряженность говорящих, связанная с ограничением времени коммуникации в лексическом плане передана посредством повтора (ничего, ничего); междометием (ради Бога). На синтаксическом уровне напряженность, вызванная дефицитом времени, выражается с помощью 1) восклицательного двусоставного, нераспространенного предложения (Я опоздаю!); 2) восклицательного односоставного, номинативного, собственно-бытийного (Без четверти десять!); 3) простого неполного с незамещённой позицией прямого объекта, характеризующегося незавершённостью (прерванностью), переданной в тексте многоточием (Я сейчас тебе уложу...); 4) бессоюзного сложного побудительного предложения, состоящего из неполных предикативных единиц с незамещённой позицией предиката, где содержится только рематический компонент (Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем, немного белья); 5) бессоюзного сложного побудительного предложения, состоящего в первой части из конситуативного неполного с незамещённой позицией предиката, во второй — из односоставного, глагольного строя, активно-субъектного, определённо-личного (Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту). На уровне всего текста напряженность говорящих, связанная с ограничением времени коммуникации передана с помощью отдельных лексем, составляющих рематическую доминанту текста, а именно: 1) через числительное (без четверти десять); 2) через глагольный предикат (опоздаю); 3) через обстоятельство времени, выраженное наречием (сейчас); 4) через наречие в компаративе (скорее).

Результаты акустического анализа фрагмента кинофильма «Дни Турбиных», где представлен этот диалог, показывают, что в звучащей речи напряженность говорящего (Тальберга) передана через высокий темп высказываний. Среднезвуковая длительность во фразе /Пятнадцать одиннадцатого/ = 40 мс; во фразе /Я опаздываю/ = 48 мс при отсутствии пауз между словами и фразами. В другой реплике этого фрагмента есть только одна короткая межсловная пауза (264 мс — 38,7% от длительности предыдущего слова), общая длительность межфразовых пауз составляет только 26% от длительности всей реплики: паузы либо отсутствуют, либо очень кратки (от 270 до 406 мс). В других эмоциональных РС,где время коммуникации не столь ограничено, среднезвуковая длительность в некоторых фразах того же персонажа достигает 102 мс, а межфразовые паузы длятся до 26 358 мс.

Итак, дефицит времени определяет некоторые особенности речи коммуникантов, не препятствуя, однако, её иронической направленности: диалог содержит 11 иронически окрашенных реплик из 62 (общее количество включает приветственные фразы, сообщения о сложившейся ситуации, распоряжения). Коммуниканты используют такие приёмы, как иронически реализованные вопросы, обращения, риторические восклицания, а также ироническое цитирование собеседника. Способы выражения иронии здесь ничем не отличаются от обычных, используемых в РС,протекающих без временных ограничений, а ирония не оформляется примитивными, стереотипными высказываниями, о чем свидетельствует реплика персонажа (Тальберга) из следующего диалогического единства:

Елена. Тебя можно будет спрятать.

Тальберг. Миленькая моя, как можно меня спрятать! Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра. Не могу же я, подобно сеньору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут.

В соответствующем фрагменте кинофильма отмечается просодическое выделение иронически окрашенных фраз; сверхдолгая пауза (1093 мс) следует за синтагмой /Миленькая моя/, длительность которой = 700 мс; фраза /Меня отличнейшим образом найдут/, длящаяся 1489 мс, заканчивается сверхдолгой паузой (1660 мс). Таким образом, паузация значительно увеличивает показатели длительности высказывания, однако высокий темп речи сохраняется за счёт низких показателей среднезвуковой длительности (около 50 мс).

Иронически окрашенные реплики второго коммуниканта (Елены), отличаются краткостью, однако это объясняется не стремлением говорящей сэкономить время, а её эмоциональным состоянием, определяющимся комбинацией иронии с чувствами неодобрения и обиды (см. текст № 1 в приложении № 2).

Как отмечают Л.В. Златоустова и Е.И. Галяшина, «особенности спонтанности речи увеличиваются в условиях ограничения времени на подготовку и обдумывание (одновременное обдумывание и порождение) в рамках кратковременной памяти, объём которой обусловлен индивидуальными психофизиологическими свойствами личности» [Златоустова, Галяшина, 1995: 67]. При этом, по нашим наблюдениям, в условиях дефицита времени ироник, как обычно, контролирует свои эмоции, подбирая средства их выражения, а также сохраняет способность использовать свое эмоциональное состояние для воздействия на других коммуникантов. Так, субъект-персонаж (Алексей Турбин в пьесе «Дни Турбиных» / полковник Малышев в романе «Белая гвардия»), осознавая, что в город может ворваться неприятель, прибегает иронии, сарказму как средству убеждения, чтобы остановить бунт, предотвратить гибель людей.

Время суток, в которое происходит общение, по нашим данным, также не отражается как на способностях говорящих к иронизированию, так и на «качестве» иронии. Субъекты-персонажи текстов М. Булгакова с различным уровнем интеллектуального развития успешно выступают в роли ироников как в дневное, так и в ночное время, даже когда усталость или сонливость накладывают отпечаток на их речевые / неречевые действия. Так, персонаж (повариха Дарья Петровна) под влиянием сложных эмоций (возмущения и иронии), каузатором которых стали действия другого персонажа (пьяный Шариков ворвался ночью в спальню к женщинам), произносит следующую фразу:

— Полюбуйтесь, господин профессор, на нашего визитера Телеграфа Телеграфовича. Я замужем была, а Зина — невинная девушка. Хорошо, что я проснулась (повесть «Собачье сердце»).

В ночное время разворачивается РС дружеского застолья в доме Турбиных, где в роли ироников предстают многие коммуниканты, даже находящиеся в состоянии алкогольного опьянения (роман «Белая гвардия» и пьеса «Дни Турбиных»). РС,в которой участвуют профессор и его ученик, ассистент, представляет собой совещание по проблемной ситуации, протекающее в неофициальной атмосфере, начавшееся, когда «было часа 3 пополуночи», однако, несмотря на усталость, раздражение, оба коммуниканта сохраняют способность иронизировать и понимать иронию (повесть «Собачье сердце»).

3. Обстановка общения может располагать или не располагать к иронии. Официальная обстановка при несимметричности отношений коммуникантов часто не позволяет говорящему искренне выразить свою позицию, что способствует формированию иронию, за которой он прячет бессильный протест, которую использует как средство защиты. Персонале повести «Собачье сердце» (профессор Преображенский) в ситуации допроса и обыска, производимого в его квартире, реагирует на обвинения в убийстве следующим образом:

— Ничего я не понимаю, — ответил Филипп Филиппович, королевски вздергивая плечи, — какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса... Которого я оперировал?

— Простите, профессор, не пса, а когда он уже был человеком. Вот в чем дело.

— То есть он говорил? — Спросил Филипп Филиппович, — это еще не значит быть человеком...

Этот же персонаж прибегает к иронии как безопасному средству выражения негативного отношения к власти в присутствии её представителей:

— Как же, позвольте?.. Он служил в очистке...

— Я его туда не назначал, — ответил Филипп Филиппович, — ему господин Швондер дал рекомендацию, если я не ошибаюсь.

РС, протекающая в официальной обстановке, не может носить иронический характер, если коммуниканты считают неуместной двусмысленность в высказывании, если от говорящих требуется предельная серьёзность и ясность. Так, в конситуации официального представления будущему командиру, показанной в романе «Белая гвардия», следующая реплика-вопрос вызывает у субъекта-персонажа (Алексея Турбина) крайнее разочарование и удивление (эмоции, которые в другой обстановке могли стимулировать иронию):

— гм... вы социалист? Не правда ли? Как все интеллигентные люди?

Субъект-персонаж, часто выступающий в романе в качестве ироника, понимая, что его прямой ответ может вызвать негативную реакцию собеседника, всё-таки реагирует на эту реплику резко, открыто, при этом в его высказывании имеется только одно саркастически окрашенное слово («к сожалению»):

— Я, — вдруг бухнул Турбин, дернув щекой, — к сожалению, не социалист, а... монархист. И далее, должен сказать, не могу выносить самого слова «социалист».

Второго коммуниканта (полковника Малышева), тоже наделённого автором ироническим мироощущением, должность обязывает в официальной обстановке говорить не то, что он думает, однако он также не прибегает к иронии, которая, являясь нарушением принципа искренности, признаётся допустимой в коммуникации. Доказательством неискренности персонажа служат следующие замечания повествователя: 1) «...полковник задушевно улыбнулся, не показывая глаз». 2) «Глазки полковника скользнули в сторону, а вся его фигура, губы и сладкий голос выразили живейшее желание, чтобы доктор Турбин оказался именно социалистом, а не кем-нибудь иным...»

Нестандартность обстановки, по данным текстов, не препятствует (а иногда даже способствует) формированию иронического отношения. Примером может послужить диалог из повести «Собачье сердце», происходящий в экстремальной ситуации (квартиру затопило по вине Шарикова):

— Ах, боже мой! — Расстраивался Филипп Филиппович.

— До чего вредное животное! — Отозвался вдруг Шариков и выехал на корточках с суповой миской в руке.

Борменталь захлопнул дверь, не выдержал и засмеялся. Ноздри Филиппа Филипповича раздулись, очки вспыхнули.

— Вы про кого говорите? — Спросил он у Шарикова с высоты, — позвольте узнать.

Этот персонаж иронизирует и в других нестандартных конситуациях (когда его обвиняют в убийстве, пытаются отобрать у него комнату).

4. Способ общения, по нашим наблюдениям, является важным фактором, влияющим на характер иронически окрашенной РС. Так, если общение происходит в устной форме и при непосредственном контакте коммуникантов (при диалогическом взаимодействии), то они имеют возможность использовать для выражения иронии средства интонации, мимику, пантомимику. Следует отметить, что прикрытая ирония при любых обстоятельствах выражается субъектом без помощи интенциональных знаков (специально подаваемых для передачи информации) [Бороздина 2004: 13]. Иногда неречевые иронические действия — это единственный способ выражения иронии, передать который в письменной форме затруднительно. Обычно в художественных текстах неречевые иронические действия персонажей показаны в замечаниях повествователя, причём указания на иронию содержатся в единичных метатекстовых номинациях: «иронически начал коситься» (М.А. Булгаков «Собачье сердце»).

Для открытой иронии характерно особое мимическое выражение, которое описано повествователем в текстах М.А. Булгакова:

Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:

— О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу! (Роман «Мастер и Маргарита»).

— Я думаю, — странно усмехнувшись, ответил прокуратор, — что есть еще кое-кто на свете, кого тебе следовало бы пожалеть более, чем Иуду из Кириафа, и кому придется гораздо хуже, чем Иуде! (Роман «Мастер и Маргарита»).

— Вам отрежут голову!

Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:

— А кто именно? Враги? Интервенты? (Роман «Мастер и Маргарита»).

Поскольку существуют различные эмоциональные оттенки иронии, мимика ироников тоже отличается разнообразием. Так, в мимическом выражении иронии могут участвовать только глаза (улыбка отсутствует):

Шариков злобно и иронически начал коситься на профессора.

— Насчет семи комнат — это вы, конечно, на меня намекаете? — Горделиво прищурившись, спросил Филипп Филиппович (повесть «Собачье сердце»).

Одной из форм проявления организующей функции иронии являются выразительные движения, описание которых представлены в следующих фрагментах из художественных текстов Ф.М. Достоевского и М.А. Булгакова.

Он повернулся на стуле, преувеличенно вежливо склонил стан и с железной твердостью произнес:

— Из-вините. У меня расстроены нервы. Ваше имя показалось мне странным (повесть М.А. Булгакова «Собачье сердце»).

— Уж, конечно, как же... — Иронически заговорил человек и победоносно отставил ногу, — мы понимаем-с. Какие уж мы вам товарищи! Где уж (повесть М.А. Булгакова «Собачье сердце»).

— И неужели в совершеннейшем бреду? Скажите пожалуйста! — с каким-то бабьим жестом покачал головою Порфирий (роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»).

Эмоциональные действия субъектов (другая форма проявления организующей функции иронии как эмоции) представлены во фрагментах:

(Порфирий Петрович) «...уставился в гостя... с... усиленным и уж слишком серьезным вниманием, ...с самым деловым видом отвечал, вдруг... как-то явно насмешливо посмотрел..., прищурившись и как бы... подмигнув» (роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»).

— Изумительно! — воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал:

— Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога? — он сделал испуганные глаза и прибавил:

— Клянусь, я никому не скажу.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:

— Позвольте вас поблагодарить от всей души! (Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»).

— Окурки на пол не бросать — в сотый раз прошу...

...Тот (Шариков) прервал речь и демонстративно направился к пепельнице с изжеванной папиросой в руке. Походка у него была развалистая. Он долго мял окурок в раковине с выражением, ясно говорящим: «На! На!» (Повесть М.А. Булгакова «Собачье сердце»).

В приведённых фрагментах ироническая мимика, пантомимика, другие неречевые действия субъектов переданы посредством 1) глагольных предикатов в сочетании с номинативом в косвенном падеже (повернулся на стуле; покачал головою; усмехнулся одною щекой; отколол... штуку; встал и пожал... руку); 2) сочетания, выражающего адвербиальную оценку действия и содержащего глагольный предикат победоносно отставил (ногу), преувеличенно вежливо склонил (стан), насмешливо посмотрел, иронически заговорил; долго мял (окурок); демонстративно направился); 3) сочетания, выражающего адвербиальную оценку действия, с фазисным глаголом в составе предиката (злобно и иронически начал коситься); 4) сочетания глагольного предиката с полупредикативным оборотом, содержащим в некоторых случаях адвербиальную оценку (усмехнулся, оскалив... зубы; странно усмехнувшись, ответил; спросил, криво усмехнувшись; горделиво прищурившись, спросил; посмотрел..., прищурившись и как бы... подмигнув; воровски оглянувшись и приглушив... голос, сказал); 5) сочетания глагольного предиката с прямым дополнением или обстоятельством образа действия, выраженными группой адъектив + номинатив в косвенном падеже (сделал испуганные глаза; каким-то бабьим жестом покачал головою; с железной твердостью произнес; уставился... с... усиленным и уж слишком серьезным вниманием;... с самым деловым видом отвечал; мял окурок в раковине с выражением...).

Устный контактный / дистантный (по телефону) способ общения может быть использован ироником как опосредованный, когда ирония доводится до адресата через третье лицо и / или происходит переадресация иронии. Так, в конситуации беседы по телефону, показанной в повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» роли коммуникантов распределены следующим образом: субъектом иронии является говорящий по телефону персонаж (профессор Преображенский), адресаты иронии — телефонный собеседник и (опосредованно) свидетели речевого действия ироника, выступающие также в роли объекта иронии:

— Извините... У меня нет возможности повторить все, что они говорили. Я не охотник до бессмыслиц. Достаточно сказать, что они предложили мне отказаться от моей смотровой, другими словами, поставили меня в необходимость оперировать вас там, где я до сих пор резал кроликов. В таких условиях я не только не могу, но и не имею права работать. Поэтому я прекращаю деятельность, закрываю квартиру и уезжаю в Сочи. Ключи могу передать Швондеру. Пусть он оперирует.

5. Социальные и психологические характеристики участников РС

Характер и развитие РС,определяющей мотивы речевого поведения ироника, зависит, в свою очередь, от его языкового сознания, которое воплощается в речевой деятельности, обусловленной такими особенностями социально-психологической организации личности, как языковая способность, коммуникативная потребность и коммуникативная компетенция [Карасик 2003]. В.И. Карасик, исследовавший подходы к изучению языковых личностей, отмечает, что дифференциация типологии языковых личностей может строиться на различных основаниях. С позиций социокультурной лингвистики выделяются типы языковых личностей: 1) по функционально-ролевым признакам (герой, злодей, клоун, жертва и др.); 2) с позиций заданного социального типа или определённых знаков, рассматриваемых как индикаторы статуса (телеведущий, политик, предприниматель); 3) по этносоциальным признакам (выделение модельной личности со специфическими характеристиками вербального / невербального поведения и выводимой ценностной ориентации, которая оказывает воздействие на культуру в целом и служит своеобразным символом данной культуры для представителей других этнокультур); 4) по объективным статусным признакам (пол, возраст, уровень образования, стиль жизни); 5) по принадлежности к типу культуры (элитарный, тип диалектной речевой культуры и др.) [Карасик 2003]. В своём анализе мы используем последние два из перечисленных подходов, а также учитываем личностно-индивидуальные и статусно-ролевые характеристики личности ироника (пациент, клиент, учитель, ученик, прохожий). По Ю.Н. Варзонину, ирония, реализуясь преимущественно средствами языка, легко взаимодействует с понятием «языковая личность» [Варзонин 1994], однако в сравнении с этим глобальным понятием языковая личность ироника не имеет дифференциальных признаков. Ю.Н. Варзонин считает, что дискурс субъекта (под этим понятием подразумевается сумма всех его речевых произведений) можно считать ироническим, если частотность реализации иронической установки в дискурсе приближается к максимально возможной, если имеются свидетельства о типичности дискурсивных особенностей субъекта и если субъект использует особый тип дискурса с целью пропаганды своего отношения к миру. [Warsonin 1990], Ученым представлена модель иронической языковой личности применительно к дискурсу Диогена, элементами которой являются: 1) личностные характеристики субъекта; 2) субъективная оценка ситуации; 3) психологическая реакция, выражающаяся в потребности контроля ситуации; 4) вербальная реакция — ироническое высказывание. Представленная модель, основу которой составляет анализ дискурса одной языковой личности, как нам кажется, не может претендовать на полноту и универсальность. По нашим данным, для иронически ориентированной личности высокий уровень владения языком далеко не определяющий признак. Важнейшее качество ироника — особое мироощущение, которое влияет на оценку объекта, выраженную в ироническом суждении. Стереотипность суждения, приписываемая автором любой иронической языковой личности, по результатам нашего анализа, выражается обычно в иронических высказываниях только тех субъектов, которые не отличаются высоким уровнем интеллекта, либо находятся в состоянии сильной эмоциональной возбужденности. В текстах М. Булгакова и Ф.М. Достоевского не представлена такая языковая личность, для которой ирония во всех ситуациях была бы единственным способом эмоционального восприятия действительности, кроме того, существует множество оттенков иронии, всегда выступающей в комбинации с различными эмоциями, следовательно, стереотипность не может быть обязательным свойством суждений ироника.

По нашим данным, ироническая тональность общения определяется такими социальными характеристиками, как сильные / слабые, симметричные / несимметричные позиции коммуникантов, их взаимоотношения; особенности когнитивного стиля и ценностных установок; отношение к объекту иронии, его аспектам, действиям (чаще оно бывает негативным, неодобрительным). Возраст говорящих также является важным социальным фактором, определяющим способность к иронии, которая, не будучи врождённой эмоцией, появляется у человека только на том этапе развития, когда нарабатывается некоторый интеллектуальный опыт, во многом определяющий различия в психофизиологических типах взрослых и детей. В текстах М.А. Булгакова не представлены дети как субъекты иронии. По нашим наблюдениям, ирониками способны быть представители обоих полов, однако в текстах М.А. Булгакова персонажей-женщин меньше, чем мужчин, причём последние чаще наделяются ироничностью. Персонажи женского пола не проявляют склонности к сарказму: женщинам менее свойственна агрессивность, являющаяся непременным атрибутом последнего. В исследованных текстах представлены субъекты иронии, принадлежащие к различным эпохам и национальностям: русские (большинство), украинцы, евреи, немцы, римляне и др. Однако материалы текстов не дают возможности судить о влиянии национальности персонажей на их способность к иронизированию и на особенности языкового оформления иронии.

Важнейшей социальной характеристикой является уровень культурного и интеллектуального развития личности. Довольно часто иронически окрашенные фразы встречаются в речи субъектов, не имеющих богатого интеллектуального опыта, с низким уровнем культуры, многочисленные подтверждения чему мы находим в произведениях М. Булгакова, где способность к переживанию иронии иногда демонстрируют такие персонажи, как домкомовцы или повариха Дарья Петровна (повесть «Собачье сердце»), где проявления сарказма встречаются даже в речи представителей маргинальных слоёв общества (бандитов-петлюровцев из пьесы «Дни Турбиных»). В отдельных высказываниях Полиграфа Полиграфовича Шарикова, стоящего «на самой низшей ступени человеческого развития» («Собачье сердце»), нами отмечены единичные случаи иронии, сарказма: «Уж, конечно, как же... — иронически заговорил человек и победоносно отставил ногу, — мы понимаем-с. Какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы в университетах не обучались, в квартирах по 15 комнат с ванными не жили...»

Очевидно, этот факт объясняется наличием индивидуальной системы ценностей, некоторого интеллектуального опыта, элементарных языковых и неязыковых знаний у каждого психически нормального человека, не принадлежащего к числу эрудитов, поэтому в его поведении и в речи может содержаться ирония, которая выражается примитивно с помощью иронических клише. В качестве иллюстрации используем фрагмент пьесы «Дни Турбиных», где представлена ситуация допроса бандитами их пленника (см. текст № 2 в приложении № 2).

Отношения собеседников можно определить как несимметричные. Основу диалога, который протекает в конситуации конфликта в присутствии свидетелей речевого действия, составляют вопросно-ответные диалогические единства, где реплика-стимул выражает коммуникативную установку угрозы, обвинения, а ответная реплика содержит установку на оправдание, мольбу. Субъект речи, определяющий характер диалога (Галаньба), является носителем внелитературного типа речевой культуры [Сиротинина 2003], о чём свидетельствуют факты нарушения им норм литературного языка: вкрапление бранной, жаргонной и иноязычной лексики (основу речи субъекта составляет «суржик» — продукт смешения русского / украинского языков). Говорящий мгновенно оценивает ситуацию как выгодную для себя: собеседник не принадлежит к числу «своих», находится в положении жертвы и не может противостоять грубой агрессии. Следствием первичной нерасчлененной оценки объекта становится негативная недифференцированная аффективная реакция (объект не нравится), оформляющаяся в чувство превосходства и в презрение, которые мотивируют сарказм (высокую степень интенсивности иронии как эмоции), выражающийся открыто и сопровождающийся измывательством, глумлением. Находясь на довольно низком уровне культурного и интеллектуального развития, субъект речи не имеет необходимой для настоящего ироника способности к сдерживанию своих эмоциональных реакций, поэтому рациональная оценка объекта в процессе формирования иронического отношения к нему у говорящего минимальна, на что указывает преобладание в его высказываниях эмотивных фраз особого коммуникативного типа.

— Що? Товарищ? Кто ж тут тебе товарищ?

— Теперь банишь, яки господа тут? Видишь?

Цель ироника — унизить собеседника. Он рассчитывает на солидарность слушателей, применяя тактики перебива, иронического переспроса. Его остроты примитивны, что обусловлено нарушениями норм литературного языка, использованием несложных антифразисных отношений, стереотипных для бытовой иронии вопросительных синтаксических конструкций.

Как отмечает Н.К. Рябцева, «в языке заложено гораздо больше знаний, чем в явном виде вербализовано». Эти невыраженные в явном виде знания носят, по мнению исследователя, «антропоцентрический характер и являются важнейшим источником сведений о его носителях, их внутреннем мире, сознании, культуре и интеллекте...» [Рябцева 2004а: 77]. В данном эпизоде субъект-персонаж демонстрирует умение строить свои саркастические высказывания, опираясь на определённый запас языковых / неязыковых знаний, способствующих пониманию того, что в ситуации гражданской войны в слова «товарищ» и «господин» представители двух противоборствующих сторон вкладывают контрастные смыслы, связанные с представлением о «своих» / «чужих». Петлюровцы же — представители третьей силы (националистически настроенные бандиты-анархисты), поэтому у самого иронизирующего, как и у свидетелей речевого действия, оба слова ассоциируются с понятием «враг».

На качество иронического суждения, являющегося, по данным психологических исследований, продуктом «статического анализа ранее воспринятой информации, хранящейся в долговременной памяти», и сопоставления её с текущей ситуацией [Лук 1967], влияют такие особенности субъекта, как хорошее владение приёмами речи, широкий кругозор, наличие знаний в различных областях культуры, искусства, знакомство с художественной литературой, осведомлённость об общественно значимых достижениях науки. Следуя традициям Ф.М. Достоевского, представившего в произведениях образы искусных ироников (среди которых особо выделяется следователь Порфирий Петрович, персонаж романа «Преступление и наказание», человек с хорошим образованием, с богатым интеллектом), М.А. Булгаков создаёт ряд персонажей, отличающихся подобными качествами. Это Алексей и Елена Турбины (пьеса «Дни Турбиных», роман «Белая гвардия»), доктор Борменталь (повесть «Собачье сердце»), Понтий Пилат и Воланд (роман «Мастер и Маргарита»), Профессора Преображенского (повесть «Собачье сердце») также отличают богатый интеллектуальный опыт и высокий уровень культуры, отражающиеся на качестве его иронии, о чём свидетельствует фрагмент, где этот субъект представлен в кон-ситуации спора (см. текст № 3 в приложении № 2). Диалогу, характер которого определяется типом отношений между коммуникантами (учитель / ученик), предшествует потрясшая собеседников сцена безобразного поведения пьяного Шарикова. Из предтекста также известно, что субъект иронии находится в состоянии постоянного стресса, это отмечает и его собеседник (доктор Борменталь): «Посмотрите на себя, вы совершенно замучились, ведь так нельзя же больше работать!» На атмосферу напряженности и волнения указывает замечание наблюдателя: «Накурили они до того, что дым двигался густыми медленными плоскостями, даже не колыхаясь». Важным для понимания эмоционального состояния субъектов является и тот факт, что в момент действия «было часа 3 пополуночи», но они «бодрствовали, взвинченные коньяком с лимоном». Взволнованность субъекта иронии в момент речи передана в комментарии повествователя через предикаты движения «встал», «замахал руками», «заходил по комнате», через предикат речи «воскликнул», а также через полу-предикативный оборот «закачав дымные волны». Состояние эмоциональной напряжённости субъекта отражено и в его первой реплике посредством приёмов градации, параллелизма императивных конструкций:

— И не соблазняйте, даже и не говорите, и слушать не буду.

Однако умение сдерживать эмоции позволяет субъекту-персонажу сохранять способность к логическому и образному мышлению и повышает долю рациональной оценки в процессе восприятия им объекта иронии, о чем свидетельствует разнообразие приёмов речи и средств выразительности, с помощью которых оформлена ирония. Так, иронический намёк содержит цитация канцелярского новояза в составе метафоры: «Нам ведь с вами на «принимая во внимание происхождение» — отъехать не придется, невзирая на. нашу первую судимость». Собеседникам известно, что вор Клим Чугункин (донор Шарикова) был трижды судим и во второй раз избежал тюрьмы, потому что «происхождение спасло». Ироническому осмыслению подвергается и словосочетание «подходящее происхождение» (оценочный адъектив + номинатив), которое эксплицитно означало принадлежность к классу пролетариев. Ироник использует тонкий приём, употребляя лексемы, эксплицирующие негативную оценку «для обозначения явления, которое лишь с точки зрения извращённого или идиотического сознания можно назвать негативным. Говорящий как бы встаёт на точку зрения этого самого сознания» [Ермакова 1999], этим в данной ситуации объясняется наличие в речи субъекта жаргонной лексики («накроют» в значении «уличат, разоблачат» и «отъехать» в значении «оправдаться, выкрутиться»), пародийно используемой и характерной для его дискурса в моменты сильного эмоционального напряжения. Созданию иронического эффекта способствует и приём градации, за счёт которого увеличивается степень негативного признака: вслед за первой фразой ироническую интерпретацию получает конструкция, состоящая из адъектива с выраженной экспрессивной окраской «дурная» и номинатива «наследственность», имеющего значение «совокупность природных свойств организма, получаемых от родителей и способных передаваться от поколения к поколению» [Ожегов 1994]. Дальнейшая градация происходит за счёт иронически окрашенного адъектива группы ремы в компаративе, вынесенного в препозицию («пакостнее и представить себе ничего нельзя»). Завершает этот ряд адвербиальная оценка степени интенсивности состояния в компаративе («ещё хуже»). Об успешности, действенности приведённой остроты свидетельствует реакция адресата речи, который выражает ироничной репликой свою солидарность с коммуникантом, заражается критическим отношением к объекту.

Итак, уровень интеллектуального и культурного развития — важнейший фактор, определяющий качество иронического высказываний субъектов, обладающих ироническим мироощущением. Как ироники в текстах М.А. Булгакова проявляют себя представители различных социальных групп и профессий: деятели науки и искусства, военные, служащие различных учреждений, а иногда и люди из низших слоёв общества. Фантастической особенностью к иронизированию в повести «Собачье сердце» обладают даже бродячий пёс и гомункул, представляющий собой гибрид собаки и алкоголика; в качестве искусных ироников часто выступают представители нечистой силы (дьявол, его свита, ведьмы, бесы). Главной и обязательной психологической особенностью ироника следует считать особое ироническое мироощущение. Ироническую личность отличают также природная предрасположенность к остроумию, высокий творческий потенциал, умение скрывать свои эмоциональные реакции и некоторые другие особенности, зависящие от типа характера индивидуума.

Как отмечает В.И. Карасик, с позиций психолингвистики уместно противопоставление типов личности, выделяемых в психологии. Хотя языковые и речевые проявления последних отличаются разнообразием, а существующие типологии, основанные на этом принципе, отличаются дробностью, подобный подход представляется интересным. Вслед за С.С. Сухих исследователь характеризует уровни измерения языковой личности следующим образом: 1) на экспонентном уровне знаковая деятельность коммуниканта может быть активной, созерцательной, убеждающей, сомневающейся, голословной; 2) на субстанциональном уровне эта деятельность может быть конкретно / абстрактно вербализующей опыт; 3) на интенциональном уровне — она проявляет себя юмористично / буквально, конфликтно / кооперативно, директивно / интегративно, центрировано / децентрированно. В.И. Карасик не исключает также возможности анализировать специфику языкового поведения экстравертов и интровертов [Карасик 2003: 28]. Ю.Н. Варзонин считает, что «попытка совместить иронию с известными в психологии типологиями личности наталкивается на существенное препятствие, выражающееся в широчайшем функциональном богатстве иронии» [Варзонин 1994: 13]. Однако, прибегнув к методике определения типов характеров П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер [Тайгер, Баррон-Тайгер 2000], мы всё же попытаемся установить, насколько принадлежность иронически говорящего к той или иной психологической группе определяет особенности языковой презентации иронии. Наш анализ с использованием литературного материала даст лишь приблизительные результаты, поскольку исследователь художественного текста не имеет возможности без посредников наблюдать за персонажем, сведения о котором к тому же всегда неполны и субъективны. Учитывая это обстоятельство, используя предлагаемые психологами описания особенностей каждого типа, обратимся к текстам М. Булгакова, где персонажи показаны через образ наблюдателя (за исключением пьес), дающего им характеристики, описывающего внешность, комментирующего поступки, и предпримем опыт определения типа характера одного из них.

По нашему мнению, субъект-персонаж повести «Собачье сердце» профессор Преображенский относится к типу «концептуалистов», т. е. его характер определяют интуиция и логика. Однако П. Тайгер и Б. Баррон-Тайгер отмечают, что тип пожилого человека, годами приспосабливавшегося к запросам общества, определить особенно трудно, как и тип военнослужащего, прослужившего долгие годы [там же]. Материалы текста дают основания утверждать, что его отличают скептицизм, логичность, объективность, беспристрастность, аналитический склад ума, сложившаяся система ценностей, а также высокий уровень требовательности к себе и к окружающим. В поведении персонажа прослеживаются уверенность в себе, независимость, чувство собственного достоинства, амбициозность и некоторая надменность. Главное качество, присущее этому персонажу, — любовь к знаниям — позволило ему, как и большинству концептуалистов, стать выдающимся мыслителем: по роду деятельности он учёный (профессор медицины, «величина мирового значения»). На принадлежность именно к этому типу указывает и внешность персонажа, подчеркивающая его высокий социальный статус («Он умственного труда господин, с французской остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей», предпочитающий дорогую одежду: «шубу на чернобурой лисе с синеватой искрой», черный костюм «английского сукна», часы с золотой цепью, очки в золотой оправе). Стиль общения также изобличает в нём концептуалиста: профессор много и охотно говорит, используя богатый лексический запас, термины, метафоры, каламбуры, демонстрируя начитанность, остроумие, владение иностранными языками и постоянную склонность к иронии. Отличительной чертой персонажа, который, будучи логиком, принимает решения, беспристрастно оценивая ситуацию, на наш взгляд, является экстравертивная (внешняя) эмоциональная направленность. В тексте приведены многочисленные неинтенциональные знаки [Бороздина 2004: 13] — признаки эмоций, которыми сопровождаются речевые и неречевые действия субъекта в эмоционально насыщенных или конфликтных ситуациях. Так, признаками гнева выступают следующие знаки: «ноздри Филиппа Филипповича раздулись, очки вспыхнули»; «ноздри его ястребиного носа раздувались»; «очки его блеснули»; «лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот», «налился кровью», «глаза его сделались круглыми, как у совы», «закусил губу», «изменился в лице», «шея Филиппа Филипповича налилась красным цветом», «красный Филипп Филиппович», «Филипп Филиппович... побагровел». В тексте представлены неинтенциональные знаки, отражающие динамику эмоционального состояния персонажа, изменение степени интенсивности его эмоций: «его лицо нелепо побагровело» → «багровость Филиппа Филипповича приняла несколько сероватый оттенок» → «багровость его стала жёлтой»; «бледный Филипп Филиппович» → «Филипп Филиппович еще более побледнел». На экстравертивную эмоциональную направленность персонажа указывают используемые повествователем при характеристике его речевых действий 1) глагольные предикаты речи, которые вводят прямую речь, передавая высокую степень интенсивности речевого действия, подчеркивая эмоции субъекта: расстраивался, поражался, крикнул, вопил, возопил, воскликнул, рявкнул, загремел, гремел, огрызнулся, рычал; 2) глагольные предикаты речи, представленные в сочетании с обстоятельством образа действия, выраженным номинативом в косвенном падеже, обозначающим эмоциональное состояние: «в отчаянии воскликнул», «с любопытством спросил», «с жаром, возразил», «в бешенстве закричал»; 3) сочетание глагольного предиката речи с обстоятельством, выраженным группой из номинатива (творительного способа действия) и метафорического адъективного определения: «громовым голосом ответил», «змеиным голосом обратился», «больным голосом воскликнул»; 4) сочетание глагольного предиката речи с обстоятельством образа действия, выраженным группой неопределённое местоимение + адъектив + номинатив в косвенном падеже («молвил каким-то странным голосом»); 5) сочетания, выражающие адвербиальную оценку действия и содержащие глагольные предикаты речи, в которых часто используются наречия, производные от эмотивов: грозно (нетерпеливо, яростно и визгливо) спросил, возмущенно кричал, тревожно закричал, сердито крикнул, кратко (протяжно) ответил, горестно (раздраженно, уныло, торжественно) воскликнул, хмуро отозвался, шепнул удушливо, печально буркнул, ласково сказал, благодушно заметил, растерянно промычал, сладострастно продолжал, тяжело молвил, задушевно шепнул. Об экстравертивной эмоциональной направленности субъекта-персонажа свидетельствует характер его речевых действий и особенности речи, которая характеризуется 1) отражением в тексте её просодии: актуализацией той или иной лексемы скандированием («при-лич-ные», «из-вините»); 2) употреблением в состоянии эмоциональной напряжённости сниженной, бранной, жаргонной лексики и оборотов (гадость, дрянь, мерзость, мразь, пакость, хам и свинья, ну его ко всем свиньям, не валяйте дурака, сияющая чепуха, шляться, лупить, черти б его съели, на какого черта попер и т. п.); 3) употреблением междометий — сигналов непроизвольности, интенсивности эмоций: «Ну-ну...», «Ага!», «Гм... Вот черт!», «Черт меня возьми...», «Черт!», «Ради бога!», «Ах, боже мой!» и т. п.; 4) частотностью эмоционально окрашенных обращений («Голубчик!», «Зинуша!»), повторов («Городовой! <...> Городовой!», «Это и только это!», «Понятно? Понятно, я вас спрашиваю?»); 5) в сфере синтаксиса — активностью восклицательных и вопросительных предложений («Что это за нахальство!», «Ничего похожего!», «Ничего подобного!», «Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушит все лампы?») Показателем эмоционального напряжения субъекта служит своеобразный заполнитель пауз в его речи — одна и та же тихо напеваемая им фраза: «От Севильи до Гренады». На экстравертивную эмоциональную направленность субъекта-персонажа в тексте указывают также 1) предикаты действия в сочетании с дополнениями и обстоятельствами, отражающие особенности поведения субъекта, переданные через повествователя («ринулся», «заходил по комнате»; «замахал руками», «ткнул пальцем в потолок», «с проклятием поднял одну ногу», «горько качнул головой»; «возвел руки и глаза к потолочной лампе»; «горестно указал обеими руками»; «отчаянно махнул рукой»); 2) предикаты действия, движения и речи в сочетании с полупредикативными оборотами «наступал, сжимая кулаки», «горделиво прищурившись, спросил», «злобно краснея, воскликнул», «пожелтев, крикнул», «свирепо вращая глазами, кричал», «пожимая плечами, кривя губы и хмыкая, рассматривал», «рычал, потрясая кулаками», «обрушился, вдавив голову в течи и глубочайше засунув руки в карманы пиджака, на кожу дивана», «долго палил вторую сигару, совершенно изжевав её конец», «приходя в исступление, вскричал». О внешней, экстравертивной направленности эмоций субъекта свидетельствуют замечания других персонажей («Убивается Филипп Филиппович!»), а также его собственные оценки своего поведения («...я иногда на вас ору на операциях. Уж простите стариковскую вспыльчивость». «Так растрогали, так растрогали...»). Экстравертивная (внешняя) направленность эмоций субъекта иронии не означает, что он не способен к их сдерживанию. В определённых ситуациях ироники, принадлежащие к этому психологическому типу (в том числе и профессор Преображенский), демонстрируют умение скрывать свои эмоциональные реакции, однако некоторые неинтенциональные знаки негативных эмоций все же выступают в качестве маркеров иронии, что отражается на её характере: она становится менее прикрытой, более очевидной. В.М. Пивоев, ссылаясь на наблюдения Паси, утверждает, что сдержанность ироника — это внешняя сторона дела, его спокойствие мнимое, на самом деле он охвачен такими эмоциями, как недовольство, непокорство, ему присущи стремительность и агрессивность духа [Пивоев 2000: 85]. В следующей конситуации, являющей коммуникативный конфликт, субъект-персонаж сначала скрывает за иронией проявления негативных эмоций (возмущения, негодования, гнева), используя тактику мнимого согласия с собеседниками, как бы встав на их абсурдную позицию, затем выражает их открыто: «Багровость Филиппа Филипповича приняла несколько сероватый оттенок.

— В спальне принимать пищу, — заговорил он слегка придушенным голосом, — в смотровой читать, в приёмной одеваться, оперировать в комнате прислуги, а в столовой осматривать. Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной. Может быть. Но я не Айседора Дункан!.. — Вдруг рявкнул он, и багровость его стала жёлтой».

Иронический смысл высказывания персонажа раскрывается благодаря такому экстралингвистическому фактору, как знания о речевой ситуации: Айседора Дункан — известная всем танцовщица, а также реализуется собственно лингвистически. Высказывание, в котором в качестве пресуппозиции выступает ложное утверждение о возможности того, что она «оперирует», «режет кроликов», семантически аномально. Иронический смысл приобретают в этом контексте фразы «очень возможно» и парцеллированная «может быть», имплицитно выражающие антонимичное эксплицированному значение, которое подчёркивается с помощью повтора. Языковые знаки, сочетающиеся в узком контексте, должны быть связаны между собой по законам семантического согласования, имея в значении общий компонент. В ряду инфинитивных конструкций рематические центры — обстоятельства-детерминанты; далее обстоятельства в составе рематических групп в личной конструкции, одно из которых актуализовано, вынесено в препозицию (в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной), составляют абсурдные, с точки зрения семантики, сочетания с предикатами действия. По замечанию И.И. Ковтуновой, «актуализация придаёт высказыванию форму, соответствующую коммуникативной цели» говорящего, «диктуемой, в свою очередь, условиями конситуации» [Ковтунова 1976: 56]. Противопоставительное (с союзом но) высказывание, актуализованное благодаря парцелляции, выражая отрицание тождества субъектов (Но я не Айседора Дункан!), являет пик эмоции, выступает маркером иронии. Таким образом, как пресуппозиция, так и ряд семантико-синтаксических явлений — это носители иронического смысла текстового фрагмента. В повести в замечаниях повествователя нами были отмечены единичные метатекстовые номинации, указывающие на проявления собственно иронии в речевых действиях персонажа. Так, словосочетания «двусмысленно отозвался» и «иронически пригласил» выражают адвербиальную оценку речевого действия субъекта иронии, при этом глагольный предикат служит для введения прямой речи. Эту же синтаксическую функцию выполняет в одном из контекстов предикат речи «рявкнул» в сочетании с обстоятельством образа действия, выраженным полупредикативным оборотом «выходя из состояния иронического спокойствия».

Итак, контексты, характеризующие психологический тип личности ироника, способствуют пониманию истинного смысла его высказываний. Отметим, что на поведение вообще и речевое поведение в частности влияют также другие факторы: гены, эпоха, место жительства [Тайгер, Баррон-Тайгер 2000: 17]. Данные о социально-психологических характеристиках субъектов иронии, почерпнутые из текстов повести «Собачье сердце» и пьесы «Дни Турбиных» отражены нами в таблицах (см. приложение № 3).

§ 3.1. Субъект иронии и тип речевой культуры

В суждениях о субъекте иронии мы опираемся на классификацию языковых личностей по признаку «тип языковой культуры». Представители саратовской лингвистической школы предлагают следующим образом дифференцировать языковые личности с учётом их принадлежности к определённому типу языковой культуры [Сиротинина 2003]:

Известно также предложенное В.И. Карасиком противопоставление на основании принадлежности к типу языковой культуры нейтральной и элитарной языковой личности, а также обеих групп — вульгарной языковой личности, носителю, производителю и пользователю маргинальной языковой культуры (антикультуры) [Карасик 2003]. По результатам текстового анализа, проведённого нами, способность к переживанию иронии в той или иной степени свойственна представителям всех типов речевой культуры. Однако чаще субъектом иронии в процессе речевой деятельности выступает носитель элитарного (полнофункционального) типа речевой культуры [Сиротина 2003], который демонстрирует высокий уровень интеллектуального и эмоционального развития, умение использовать выразительные средства языка, чаще соблюдая, но иногда нарушая коммуникативные и этические нормы. В.И. Карасик подчёркивает, что субъект коммуникации не всегда ведёт себя в соответствии с разнообразными социально-статусными предписаниями поведения, пренебрегая в особых ситуациях некоторыми этическими нормами [Карасик 2003: 36]. Многие отражённые в проанализированных нами текстах речевые ситуации (РС), в которых реализуется ирония, предполагают возможность выразить негативную оценку без грубого нарушения (благодаря импликатурам) этических норм, при этом все они рассчитаны на творческую речевую деятельность говорящего. Многообразие речевой деятельности требует различных способов оформления мысли, выбор которых зависит от всевозможных экстралингвистических факторов, определяющих тип коммуникативной ситуации. Так, по замечанию Л.И. Плотниковой, говорящий в одних случаях «строго соблюдает речевые предписания, в других — предполагается установка на речевое творчество» [Плотникова 2003]. Все это не может не отразиться и на качестве иронии. Проник переживает сам и внушает другим определенное отношение к объекту иронии, выбор которого, как и выбор средств выражения этой эмоции, зависит и от типа речевой культуры, к которому тяготеет сам иронически говорящий. Так, способность к самоиронии можно считать проявлением высокого уровня речевой (и общей) культуры. Успешное иронически окрашенное высказывание, представляя собой результат речевого действия субъекта, характеризует его как творческую личность, виртуозно владеющую средствами языка.

Как отмечает В.И. Карасик, «в реальном общении ситуативное развитие многих постоянно меняющихся фактов личностного взаимодействия определяет наш неосознанный либо осознанный выбор той или иной коммуникативной стратегии и тактики, той или иной манеры общения» [Карасик 2003: 37]. Под стратегией О.Я. Гойхман и Т.М. Надеина предлагают понимать «осознание ситуации в целом, определение направления развития», а также организацию «воздействия в интересах достижения цели общения». Речевые тактики определяются исследователями как «речевые приёмы, позволяющие достичь поставленных целей в конкретной ситуации» [Гойхман, Надеина 2004: 200]. Субъект иронии, по наблюдениям О.Я. Палкевича, одновременно опирается в своих речевых действиях на множество стратегий, таких, как «смешить, критиковать, высмеивать» в сочетании со стратегией самопрезентации, которые могут быть направлены и на объект иронии, и на свидетелей иронического речевого действия участников коммуникации [Палкевич 2003].

Рассмотрим речевое поведение ироника, являющегося носителем элитарного полнофункционального типа речевой культуры (профессора Ф.Ф. Преображенского из повести М.А. Булгакова «Собачье сердце»). На принадлежность субъекта-персонажа именно к этому типу указывают такие характеристики, как богатый лексикон, владение всем арсеналом средств русского языка, различными его стилями; творческое использование языка, целесообразное, умелое использование любого слова (в том числе синонимов и иноязычных слов); соблюдение языковых (коммуникативных) и этических норм. Ему присуще также стремление избегать грубости, которое далеко не всегда удаётся реализовать, однако использование субъектом жаргонизмов и бранной речи всегда продиктовано спецификой ситуации. Иными словами, этот субъект соответствует требованиям, предъявляемым лингвистами к носителям полнофункционального типа речевой культуры [Сиротинина 2003: 3]. Обратимся к фрагменту повести, отражающему конситуацию, в которой субъект-персонаж вынужден защищать свое жилище от посягательств домкомовцев. Фрагмент представляет собой ситуативно обусловленный, с общей тональностью скрытой враждебности диалог между хозяином квартиры и его посетителями. В процессе речевого действия в качестве субъекта иронии выступает преимущественно профессор. В ситуации коммуникативного конфликта его ирония направлена на собеседников (представителей власти, которые по уровню культуры, интеллекта стоят на низкой ступени развития). Как и любой иронизирующий субъект, говорящий уверен в своей правоте, в превосходстве над объектами иронии, общезначимости своего представления о них. Будучи человеком воспитанным, он при этом избирает рационально-эвристический тип речевой стратегии [Кормилицына 2001]: опирается на здравомыслие и рассудительность. Негативные эмоции (гнев, раздражение, презрение, иронию) говорящий пытается скрыть и избежать грубости, для чего избирает различные тактики.

1. Тактика иронического поучения, наставления:

— Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду, <...> во-первых, вы простудитесь, а во-вторых, вы наследили мне на коврах, а все ковры у меня персидские.

2. Тактика иронического внушения, настоятельной просьбы:

— ...вы можете оставаться в кепке, а вас, милостивый государь, прошу снять ваш головной убор...

3. В сочетании с уже названными тактиками речевой субъект использует тактики переспроса, иронического цитирования собеседника:

А. — Мы, управление дома, <...> пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома...

Б. — Кто на ком стоял?.. Потрудитесь излагать ваши мысли яснее.

4. Тактики иронического вопроса, перебива помогают говорящему перехватить инициативу и контролировать речевые действия всех участников диалога.

А. — Во-первых, мы не господа, — молвил, наконец, самый юный из четверых, персикового вида.

Б. — Во-первых, — перебил его Филипп Филиппович, — вы мужчина или женщина?

Эти же тактики используются субъектом для иронического отказа от продолжения беседы, для прерывания диалога без нарушения этикетных норм:

— Виноват, вы не сию минуту хотите открыть эту дискуссию? — вежливо спросил Филипп Филиппович.

Об эффективности избранных ироником стратегий и тактик свидетельствует ответная реплика собеседницы:

— Я понимаю вашу иронию, профессор, мы сейчас уйдем...

5. Тактика мнимого согласия (солидарности) с собеседником дает иронику возможность на некоторое время обмануть бдительность собеседника, чтобы далее, отказавшись от иронии как от «языковой мистификации» [Ермакова 2002], открыто выразить свое несогласие удовлетворить их требования;

— Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной. Может быть. Но я не Айседора Дункан!..

Выбор стратегий и тактик речевого поведения (как и вида иронии) с учетом их уместности и эффективности в конкретной конситуации — свидетельство принадлежности говорящего к элитарному типу речевой культуры [Желватых 2004б]. Так, в конситуации конфликта он избегает самоиронии, к которой склонен, а в конситуации дружеской беседы менее заботится о контроле над своими эмоциями, как и о соблюдении этикета. Его ирония направлена не на собеседника, выступающего в роли свидетеля иронического речевого действия, а на ситуацию, которую субъект считает абсурдной, на её создателей. Как носитель полнофункционального типа речевой культуры, профессор во многих кон-ситуациях выражает свои эмоции (иронию и др.), используя выразительные средства языка: тропы («эти баритоны», «эти певуны» — с отрицательной оценкой), сравнения («Если бы я начал прыгать по заседаниям и распевать целый день, как соловей, вместо того, чтобы заниматься прямым своим делом, я бы никуда не поспел»), антифразис («Пусть; раз социальная революция — не нужно топить»).

Примечания

1. Для измерения просодических показателей оцифрованной устной речи нами использована программа Cool Edit Pro 2.0 (разработчик Syntriilium Software Corporation, http://www.syntrillium.com).