Ученики его сказали ему: В какой день наступит покой тех, которые мертвы? И в какой день новый мир приходит? Он сказал им: Тот (покой), который вы ожидаете, пришел, но вы не познали его.
Евангелие от Фомы, 56
Отрешение Мастера от света свидетельствует о некоем грехе и связанной с ним виной перед Богом. Смысл христианского учения заключается в том, что есть Добро само по себе, Добро как бесконечный дар любви Божией к людям. Нравственный подвиг христианина заключается в искании и взращивании в душе Добра как правды, искании, «чтобы действительно найти ее»1. Создав образ Иешуа, несчастного человека, волею обстоятельств обреченного на смерть, Мастер отказался от мысли, что в христианстве смерть Иисуса понимается как осознанное стремление богочеловека утвердить в людях веру в достижимость идеального справедливого (истинного) сообщества людей. В романе Мастера один Пилат, как политик, мог представить себе это Истинное Царство — потому-то так сочувствовал он Иешуа, потому и пытался его спасти.
Искание правды всегда сопряжено со скорбью о собственной духовной нищете: мало знать, что истина скрыта от тебя, надо еще верить каждому Слову Господа и неустанно избывать из собственной души ветхого человека. Изменить собственную натуру, следуя учению Христа, провозглашенному в Нагорной проповеди, — вот путь к подлинному добру, вот свет истины, и в награду — вот прекрасный мир хранящих друг друга людей.
Мастер при жизни сам не преодолел этого пути и не стал сопричастным к возрождению мира. Мало того, он не вынес хулы современных фарисеев и спрятался от людей в дом скорби: к концу жизни Мастера Провидение заботливо вернуло его к началу изведания Истины, но мужество и радость познания уже покинули человека. Он смирился с сумерками разума. Это и есть вина Мастера, когда живая душа сама отказывается от любви и добра. Но «Христос прощает личные обиды»2, и над этим домом, где страдают люди с больной душой и больным разумом, простирается защита Спасителя.
Наступит час, будет прощен и Мастер ради великой веры в него и любви Маргариты, будет прощена и сама она, решившаяся на страшный грех ради соединения с возлюбленным, ради возвращения его к жизни среди людей. А пока две эти нераскаявшиеся души убиенных страдальцев заслужили не свет, а покой, и волею Иешуа, но могуществом Воланда отправлены в некий «вечный приют», напоминающий земной рай.
Надо сказать, что уже задолго до романтических фантазий итальянских гуманистов (Дантов Лимб3), в иранской мифологии сложился прообраз рая-парадиза — места блаженства и успокоения духа. Древние владыки Востока старались воспроизвести этот рай на земле, и часто выглядел их парадиз, как чудесный парк с лужайками и павильонами, где можно удовлетворить все свои возвышенные мечты. В начале нашего тысячелетия духовные и светские владыки Запада стали подражать восточным деспотам и повелевали создавать для них личные парадизы, воплощенные в архитектуре и садовом искусстве образы рая. В XVIII веке шведский философ-мистик Сведенборг Эмануэль, стремившийся дать «истинное» толкование Библии, в своих работах излагал учение о точных «корреспонденциях» (соответствиях) земных явлений и деяний «потусторонних». Он утверждал, что рай подобен земным городам, утопающим в садах, где жизнь души продолжается с теми же радостями и заботами, что и до физической смерти Так не такой ли парадиз или город-сад стал вечным домом для душ Мастера и Маргариты? Тем более, что отправляет их туда именно Воланд, тот, кто как Rex mundi вполне способен создать любую иллюзию материального мира (вспомним, что Маргарите, пораженной внутренним пространством нехорошей квартиры, Коровьев толковал, что это «Самое несложное из всего!... Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до... черт знает каких пределов!» (22,612).
Но скорее всего, «вечный приют» Мастера и Маргариты — это место посмертных испытаний-мытарств этих душ, на которых проверяются грехи их; там откроется им то, «чего не видел глаз, и то, чего не слышало ухо, и то, чего не коснулась рука, и то, что не вошло в сердце человека»4. В вечном приюте останутся души эти до воскресения из мертвых, приуготовляясь к Страшному Суду и обретая покой веры. Искупитель может простить усопшим всякое прегрешение, совершенное помышлением, словом или делом: «Кровь Иисуса Христа... очищает нас от всякого греха»5. «Он есть воскресение и живот и покой усопших рабов своих».
Интуитивно чувствуем мы, что Мастер и Маргарита (как Фауст) когда-то будут готовы к жизни вечной; вот и жестокий всадник Понтий Пилат ушел, наконец, туда, где ждал его Судия, дарующий покой и обновление этой смятенной душе. Булгаков тоже не говорит как совершится их очищение от грехов, для него, как и для Гете, это великая тайна. Но зато Булгаков говорит нам, где каждый из них заслуживал прощения, и говорит нам вослед за церковью: каждый — в том месте, где ему назначено Высшим Судией.
Примечания
1. Соловьев В.С. Жизненная драма Платона. Избр. соч.: В 2-х т. М., 1988. Т. 2. С. 595.
2. Там же. С. 562.
3. Чудакова М.О. Указ. соч. С. 228.
4. Евангелие от Фомы, 18.
5. Новый Завет. 1 Послание Иоанна 1, 7.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |