Прием логических несообразностей, роднящий карикатуру с живописью Эшера, присоединяет к начатому этим рисунком «булгаковскому» ряду обложечную карикатуру следующего № 4 от 29 февраля. Рисунок И. Малютина «Вылетел из седла» и сам по себе привлекает внимание. Он имеет поясняющий эпиграф: «Находящийся под судом бывший председатель Промбанка Краснощеков перевез к себе на дачу 3-х банковских лошадей специально для верховой езды». На рисунке во всей красе изображен бьющий копытом скакун, с которого вниз головой летит человек в кепке наездника и очках бухгалтера, причем одна из его ног застряла в стремени. Но все дело в том, что это стремя является продолжением уздцов скакуна!
Посторонний читатель мог бы вопросить: что в этом рисунке «булгаковского»? Но мы-то знаем, что не стоит торопиться с ответом. Все встанет на свои места по ходу чтения журнала. Ведь уже само повторение «эшеровского» приема на рисунке, подписанном фамилией совсем другого, чем предыдущий, художника, говорит о том, что перед нами началась развиваться какая-то цепочка, за которой стоит некое третье лицо. Теперь для нас этот процесс сам по себе служит опознавательным авторским знаком. К тому же, затрудняясь сказать, что́ в этом рисунке булгаковского, мы можем без колебаний ответить, что́ в нем... пушкинского. Сюжет карикатуры напоминает знаменитую зарисовку в пушкинских черновиках скульптуры «Медного всадника» — без седока. Петр I у Пушкина-юмориста тоже «вылетел из седла»! Да и сама лошадь, изображенная Малютиным (хорошая фамилия для реминисценции зарисовки памятника царю-тирану!), имеет в себе нечто несомненно скульптурное.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |