Еще один лексический мотив в самом начале приведенного фрагмента напоминает о заглавии будущей пьесы Булгакова: «Сердце старого провокатора расплывается в блаженстве». Предвестие пьесы — дань родству рассказа «Сила привычки» с рассказом «Воспоминатель»: в одном рассказе герой в своем воображении переносится в прошлое, в другом — в будущее, а в «Блаженстве» Булгакова — в реальности происходит как то, так и другое!
Рефрен «Воспоминателя» — «у меня будет хорошая, радостная, обеспеченная старость» — полемически контрастирует с судьбой героя «Силы привычки». Но и в этом последнем рассказе картины недалекого уже будущего, сулящего герою такое же «блаженство», словно наяву возникают перед читателем. Провокатор решает предложить свое мастерство фабрикации политических дел к услугам новых хозяев. Думая, кого бы ему предать, герой рассказа вспоминает о своем бывшем начальнике, губернаторе Дурново. Перед читателем словно бы возникает фрагмент будущих политических процессов: «Старый провокатор думает. Мысль работает в тысячу лошадиных сил. Мелькают лица, фамилии, особые приметы, родословные...
Проходит несколько томительных минут. Старый провокатор просит слова для внеочередного заявления:
— Я... Это самое... дочь Дурново знаю!..
— Ну и что же из этого? — равнодушно спрашивает суд.
— Ничего... Для информации я!.. Она в Ленинграде кухаркой служит...
— Ну и чудак же человек!.. — громко изумляется кто-то сзади».
Однако для «изумления» публики и «равнодушия» суда времени осталось немного. В последней из реплик звучит название журнала «Чудак», в конце 1920-х годов сменившего бывших «Дрезину» и «Смехача». В это время, и как раз в том же Ленинграде, будут происходить массовые чистки от «нежелательных элементов», во время которых «кухарке» по фамилии «Дурново» вряд ли удалось уцелеть...
Документальный эпиграф к рассказу, объясняющий этот эпизод, обнаруживает, что рассказ — вовсе не выдумка журналиста, что в сознании реального подсудимого действительно совершался процесс, в котором автор, как опытнейший врач-диагност, разглядел... зародыш того механизма общественного и индивидуального сознания, маховик которого будет вовсю раскручен во времена будущих политических процессов: «Эту записку я писал дочери Дурново. Она в Ленинграде кухаркой служит. (Слова провокатора Окладского на суде.)». В 30-е годы такой записки будет достаточно для вынесения смертного приговора.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |