В том же «пограничном» для участия Булгакова в журнале № 10 мы находим рисунок Б. Антоновского «Международное» на «румынскую» тему, с которой в эти дни можно было столкнуться и в передовицах «Гудка» и которой... будет закончена романная дилогия Ильфа и Петрова. На рисунке, однако, мы видим только изображения вооруженных красноармейцев в долгополых шинелях, двое из которых ведут между собой диалог: «— А румын-то, брат, все свое... все играет...
— И играет-то он не свое, да и танцует он под чужое...» (стр. 5).
Важность этого рисунка для нашей проблемы выясняется, если обратиться к предшествующей ему «румынской» же карикатуре, с которой его объединяет варьирование все той же музыкальной тематики. Это обложечный рисунок Ю. Ганфа в № 6, которому предпослан эпиграф: «Союз С.С.Р. не признает прав Румынии на захваченную ею Бессарабию». На этот раз на рисунке изображены не красноармейцы, а сами музыканты, о которых они говорили, и тоже ведущие между собой диалог: «Скрипка: Почему наш оркестр называется румынским?
Виолончель: Потому что в нашем оркестре, как в бессарабии, нет ни одного румына».
А 17 апреля 1924 года, то есть... одновременно с «румынской» карикатурой апрельского № 10 «Занозы», в дневнике Булгакова появляется запись, в которой он сравнивает со скрипачом из оркестра не кого иного, как Г.Е. Зиновьева, палача петроградского издания: «В 7½ часов вечера на съезде [железнодорожников] появился Зиновьев [...] Он говорил долго, часть его речи я слышал. Говорил о международном положении, причем ругал Макдональда, а английских банкиров называл торгашами. Речь его интересна. Говорит он с шуточками, рассчитанными на вкус этой аудитории. Одет в пиджачок, похож на скрипача из оркестра. Голос тонкий, шепелявый, мало заметен акцент». Поскольку Зиновьев — отнюдь не румын, то оркестр, в котором он мог бы играть, по мнению Булгакова, тоже, надо полагать, был бы... румынским.
Та же «булгаковская» традиция изображения партвождя встречается раньше. В виде, правда не оркестранта, но хориста был открыто изображен Зиновьев на карикатуре в последнем вышедшем номере «Дрезины». Исподволь это сравнение продолжает развиваться в «Занозе», и «румынская» тема в ней — оказывается в одном номере с изображением гонителя московского журнала.
В таком случае, ответит на вопрос, кто этот предполагаемый гонитель легко. Именно Зиновьев и изображен в виде хозяйки мастерской, переделывающей «платья» журналистов «Занозы» для ссылки в Нарым! И этого следовало ожидать: мог ли всесильный (пока еще) вождь забыть о нанесенном оскорблении и успокоиться, прикончив только «Дрезину»? Конечно нет! Он неизбежно должен был стать заклятым врагом Булгакова (если знал, что именно он стоял за деятельностью петроградского журнала) и в случае, если бы ему стало известно об аналогичной роли писателя в каком-либо другом издании, — непременно сделался бы его неутомимым преследователем!
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |